Сидни, державшая меня за руку, вздрагивала после каждого нового взрыва.
Я узнала эти звуки, хотя до сих пор ни разу их не слышала.
Бомбы.
В городе рвались бомбы.
Это была не учебная тревога и не предупреждение. На город напали.
Мне надо было найти Анджелину.
Не успели мы сделать несколько шагов, как кто-то схватил меня, потянул назад, и не успела я подумать, кто это и что ему надо, как споткнулась, потеряв равновесие, и едва не упала.
Второй раз за этот вечер я оказалась в объятьях Макса, хотя теперь отталкивать его не собиралась. Его руки обхватили меня, словно железные обручи — вряд ли он позволил бы мне упасть.
— Я тебя везде искал! — крикнул он, но даже если бы он не повышал голоса, я все равно услышала бы эти слова. — Куда ты пропала?
Я едва могла вздохнуть и, когда попыталась ответить, уперлась ртом в его грудь.
Он ослабил хватку, я подняла голову, но как только увидела выражение его лица, весь мой гнев исчез.
Он обо мне беспокоился! Как жаль, что мое сердце смягчилось в тот самый момент, когда повсюду ревели сирены, а ночное небо разрывал грохот орудий.
Я напомнила себе, что где-то там Анджелина, и подавила в себе эти новые, внезапные чувства. Сейчас не время для увлечений.
— Мне надо к семье! Я должна найти сестру! — крикнула я, выпутываясь из его рук, и побежала прочь, оставив их обоих решать, следовать за мной или нет.
Я не слышала их шагов, но знала, что они рядом. Макс легко бежал сбоку. Я тревожилась за Сидни, опасаясь, что она может упасть, однако не останавливалась. Не могла остановиться. То и дело я замечала ее краем глаза, а значит, каким-то образом она за нами поспевала. Всюду выли сирены, и я не представляла, с какой стороны раздаются взрывы. Иногда мне казалось, что мы бежим прямо на них, а иногда они слышались очень далеко, на другой стороне города.
Возможно, было и так, и так.
Мужчины и женщины, старики и дети — все они высыпали на улицы в то самое время, когда мы покинули парк. Но когда мы достигли западной части города, улицы опустели. Я тревожилась, что мы опоздали, что моя семья уже где-то укрылась, и ночью я не сумею их найти.
Я не позволила себе рассматривать возможность, что война слишком близко подобралась к нашему дому.
Я почти расплакалась от облегчения, когда мы, завернув за последний угол, увидели, что все дома нашей улицы на месте и не тронуты бомбами, уничтожавшими другие районы города.
Внутри моего дома были виден отблеск горевшей свечи.
— Оставайтесь здесь! — крикнула я Максу и Сидни.
Лицо Сидни исказила боль, и я поняла, что для нее этот долгий и быстрый бег стал настоящим мучением. По левой щеке стекала кровь, покрывая коркой ее волосы. Она явно обрадовалась такой передышке.
Я влетела в дверь в тот самый момент, когда ее открыли изнутри, и едва не столкнулась с отцом, державшим на руках Анджелину.
— О, хвала небесам! Магда! Магда! — крикнул он матери, прижимая меня к себе. — Она здесь! Она жива!
Он крепко обнял меня вместе с Анджелиной. Мать протолкнулась в дверной проем и схватила меня за плечи, осматривая с ног до головы, чтобы убедиться в моей целости и сохранности.
Потом отец протянул свой ерзающий груз, и Анджелина обвила руками мою шею, вцепившись пальцами в волосы.
— Нет! — воскликнула я, поняв его замысел. — Вы должны пойти с нами! Вы не можете оставить нас одних! — Мой голос охрип от криков, но он должен был меня выслушать.
Поблизости раздался оглушительный взрыв, и я вздрогнула, автоматически пригнув голову. Взрывы становились все громче. Все ближе.
Он покачал головой: ответ был написан у него на лице. Он уже все решил.
— Мы остаемся. Вам будет лучше без нас. — Теперь он говорил на англезе, что было для него нехарактерно. Я не знала, чему удивляться больше: тому, что он выгонял своих дочерей на пустые улицы во время бомбежки или что он говорил не на паршоне.
Мать протянула сумку, и я повесила ее на плечо.
— Внутри еда и немного воды! — крикнула она, пока мой отец толкал меня к входной двери. — Когда все закончится, мы за вами придем. А до тех пор защищай сестру, Чарлина!
Она вышла на улицу, взяла меня за плечи и посмотрела в глаза так пристально и серьезно, что я удивилась, никогда прежде не видя ее такой. Ее слова были жесткими — даже жестокими.
— И не возвращайтесь домой, пока не убедитесь, что стало безопасно. — Она встряхнула меня. — Я говорю серьезно, Чарли. Не приходите сюда, прячьтесь от любых войск. И что бы ты ни делала, никогда, никогда не обнаруживай того, что умеешь. — Хотя ее руки крепко сжимали меня, они передавали что-то иное, более нежное, и под конец ее лицо сморщилось, а глаза наполнились слезами.
Она поцеловала нас в лоб, вдыхая наш запах, запоминая его.
А потом отец толкнул меня, заставив сделать первый шаг. Я развернулась, прижимая к груди Анджелину, и побежала за угол, где стояли Макс и Сидни.
Мои глаза щипало от горьких слез.
Это было неправильно. Все было неправильно.
Я беспокоилась и за родителей, и за сестру. Но хуже всего было то, что я беспокоилась за себя и поэтому чувствовала себя эгоисткой.
Глава десятая
Макс забрал сумку с едой и предложил понести Анджелину, но она крепко держалась за меня. Впрочем, я нуждалась в ней не меньше.
— Мы можем пойти в шахты! — крикнула я, пытаясь перекрыть оглушительный вой. — Мы спрячемся там, пока не закончится бомбардировка.
Я двинулась вперед, думая, правильно ли поступаю. Над крышами далеких зданий я видела перемежающиеся вспышки, которые могли означать только разрушение домов, предприятий и школ. Пламя вздымалось к небесам, дым делал ночь еще темнее.
А сирены продолжали выть.
Снаружи никого не было, улицы опустели. Линии электропередачи постепенно отключались, и пока мы бежали, мигавшие фонари полностью погасли. Я не знала, почему продолжали выть сирены, но догадывалась, что они были связаны с другой системой, дополнительной аварийной цепью питания, позволявшей им работать, даже если остальные источники энергии отключались.
Темнота казалась плотной, заползая в мои легкие и вызывая удушье.
Должно быть, Анджелина чувствовала то же самое, поскольку уткнулась мне в шею и не желала поднимать голову.
Я ей завидовала. Хотелось бы мне отвести глаза, спрятать лицо и не видеть, как разрушается мир.
К счастью, у Макса оказался фонарик на батарейках. И хотя его свет был слабым, нам все же удавалось разглядеть под ногами землю и не спотыкаться на бегу.
Мои ноги горели, руки отнимались от тяжести, но, благодаря Анджелине, я чувствовала себя в большей безопасности. И хотя мне не хотелось в этом признаваться, присутствие Макса тоже успокаивало.
Сидни нас не задерживала, что в этот момент казалось небольшим чудом.
Но все изменилось за секунды, и мой план добраться до безопасных шахт провалился, подобно многим написанным обещаниям, что были преданы огню.
За белой вспышкой, внезапно возникшей перед нами, последовал оглушительный взрыв.
Я почувствовала на языке вкус ударной волны, разорвавшей ночь.
Анджелина дернулась, я остановилась и развернулась спиной к взрыву, чтобы ее защитить. Она вцепилась в меня ногтями. Макс схватил меня за руку и потащил к зданию на другой стороне улицы, подальше от бомб.
В ушах звенело, и я перестала отличать звук сирен от гула, возникшего у меня в голове. Все шумы слились воедино, и не у меня одной, поскольку сестра отпустила мою шею и заткнула уши указательными пальцами. Она вся дрожала, и я крепко обняла ее, стараясь успокоить без слов.
Вторая бомба легла неподалеку от первой.
Но Макс уже тянул нас в противоположном направлении. Подальше от шахт и мест последних взрывов.
У меня мелькнула мысль: сколько же пройдет времени, когда разрывы снарядов перестанут быть нашей единственной проблемой? Когда на улицы вступит вражеская пехота, наполняя их хаосом и предаваясь безудержной страсти убийства?
Сколько еще ждать момента, когда никто из нас уже не будет в безопасности?
В ту секунду мне на ум пришли слова Обета, и я попыталась вспомнить строку, в которой говорилось о защите людей, о том, чтобы беречь их. Но такой строки не существовало. В клятве шла речь только о безопасности королевы.
Макс крепче сжал мою руку, и я осознала, что он со мной говорит. Стараясь сосредоточиться, я смотрела на его губы и вслушивалась в глухой голос, которому едва удавалось прорваться сквозь гул у меня в голове. Его взгляд был целеустремленным и пристальным, черные брови сведены вместе; он наклонился, и я ощутила его теплое дыхание.
— Где ближайшее убежище? — кричал он.
Опустив глаза, я увидела, что пальцы другой его руки переплелись с пальцами Сидни, съежившейся рядом с ним.
Я сказала себе, что это неважно. Не сейчас. Я обязана уберечь Анджелину. Макс и его руки не должны меня беспокоить.
Я постаралась вспомнить места, в которых мы укрывались во время бесчисленных учений. Церкви, школы. Но все они располагались на поверхности и были слишком открыты; находиться в них во время бомбежки казалось чересчур рискованно.
Еще одна ударная волна разорвала воздух, и я упала на колени, прикрыв руками голову Анджелины и чувствуя дрожь земли. Я слышала — или, возможно, чувствовала, — как она хнычет, и постаралась ее успокоить, хотя вряд ли она меня поняла.
И тут я вспомнила место, казавшееся сейчас более безопасным, чем все остальные. Наверное.
— Туннели! — воскликнула я, поднимая голову и встречая напряженный взгляд Макса. Мы были совсем рядом друг с другом. — Внизу, под городом, где раньше была подземка! Их используют как бомбоубежища.
Не дожидаясь его одобрения, я вскочила и побежала вперед. Пригибая голову, одной рукой я закрывала Анджелину, чтобы хоть как-то ее уберечь.
Вход был недалеко, и я молила, чтобы мы не опоздали, чтобы двери еще не заперли.