Лошадь вздрогнула и вскинула голову, позади нее тревожно зафыркал весь табун.
Вороны снова бросились вниз. Кобыла начала переступать боком и выкатила глаза, показывая белки. Торак вдруг понял, что дело было не только в воронах. Она почуяла запах, который ее пугал.
Они снова понеслись галопом. Снова продирались сквозь ивняк. Кобыла уставала, Торак тоже. Они мчались сквозь черные ветки и крылья воронов, и руки и ноги у него ныли от боли.
Извилистая Река скрылась под землей, ивы уступили место елям. Торак увидел на востоке алую, как резаная рана, полоску рассвета.
В роще остролистов копыта лошадей звучали громче. Торак почувствовал, как вокруг него кружит сила Тиацци. Кобыле не нравились остролисты. Но то, что ее испугало, продолжало гнать ее вперед.
Лошадь первой почуяла запах костра. А потом Торак его увидел: черный дым поднимался к кроваво-красному небу. Страх превратился в камень у него в животе. Неужели опоздал?
Торак положил ладонь на мешочек у себя на поясе. У него сбилось дыхание, и он не мог помолиться вслух, но мысленно попросил свою мать спасти Ренн. Он молился Великому Духу. Он призывал Волка.
Волк и Темная Шерсть преследовали табун. Волк вскоре почувствовал, что цель погони стала другой, хотя и не понимал, какой именно.
Он перешел на рысь, Темная Шерсть тоже замедлила шаг. Волк навострил уши. Ветер принес тонкий вой, он был тоньше волчьего и пронзительней, чем крики летучей мыши.
Темная Шерсть тоже его услышала, но она его не узнала. А Волк узнал. Это был вой оленьей кости, которую Большой Бесхвостый носил на бедре. Эта кость обычно молчала, а теперь запела.
Вместе с песней оленьей кости Волк услышал еще один звук. Этот звук Темная Шерсть не могла услышать, потому что он звучал в голове Волка. Это Большой Бесхвостый звал его, точно так же, как когда-то давно Волк звал Большого Бесхвостого в своей голове, в дурные времена, когда плохие бесхвостые держали его в плену в каменном Логове.
«Брат! Приди ко мне! Сестра в опасности!»
Темная Шерсть ткнула Волка в бок холодным носом. Она его не понимала.
«Почему ты медлишь?»
Волк не знал, что ему делать.
«Он не волк», – ответил он.
Взгляд Темной Шерсти стал суровым.
«Вы были братьями. Волки не бросают своих братьев».
Волк стоял на тропе и слушал вой у себя в голове. Тем временем из-за Гор выглянул Яркий Белый Глаз и ветер принес запах Яркого Зверя, Который Больно Кусается.
Глава 34
Ренн подташнивало от запаха горелого мяса.
– Следующей будешь ты, – сказал Тиацци.
Она не издала ни звука, но он все равно рассмеялся.
После жуткого путешествия в долбленке он закинул ее на плечо и зашагал в Лес. Она висела у него на плече, как мешок, и при каждом шаге ударялась лицом о его спину.
Когда они вошли в священную рощу, Ренн сразу это почувствовала – деревья здесь были очень чуткими, они наблюдали, но никак не помогали. Для них она была ничем, как пыль на земле.
Пожиратель Душ пронес ее сквозь стену колючек и дальше, мимо углей большого круглого кострища. К огромному дереву был приставлен ствол сосны с зарубками вместо ступеней. Тиацци поднялся по нему. Ренн увидела содранную кору и уловила запах тиса. Она гнала прочь мысли о своем луке. Тиацци раздвинул ветки и сбросил ее вниз, в полую сердцевину Великого Тиса.
Запястья и лодыжки пульсировали от боли, плечи затекли. Из-за кляпа болели челюсти, но Ренн не могла его разжевать, потому что Тиацци очень туго его завязал. Но хуже всего было то, что она при падении подвернула левую ногу, и теперь при каждом движении острая боль пронзала ее от ступни до колена.
Всю бесконечную ночь Ренн лежала, поджав ноги, в темноте и слушала свое неровное от страха дыхание. Чтобы не пасть духом, она говорила себе, что где-то там наверху светит полная луна. Потом она вспомнила, что скоро силы луны растают и ее начнет пожирать небесный медведь.
Впервые в жизни ей нечего было желать. Она не могла желать, чтобы пришел Торак, потому что тогда Тиацци убьет его. Но если он не придет, Тиацци убьет ее.
Вокруг поднимались сухие стены ствола Великого Тиса. Они были изборождены трещинами, слоились и при этом были яростно живыми.
Ренн заерзала, чтобы расслабить затекшие ноги. Под ней захрустели шарики совиного помета и кости. Какие-то кости были крупные, какие-то – тонкие и ломкие, как иней. Она подумала, что лежит на останках тысячи зим.
Далеко, на недосягаемой высоте, медленно бледнел клочок неба. Из серого он стал красным, замерцала последняя звезда. Ренн выгнула шею, чтобы разглядеть звезду, и почувствовала, как по ее колену быстро спустился паук. Она хотела, чтобы он вернулся. Ей не хотелось оставаться в полном одиночестве.
Ренн тосковала по своему луку. Они столько лет были неразлучны, и он, как преданный молчаливый друг, никогда ее не подводил. В ее голове снова прозвучал тот жуткий треск.
Теперь у нее ничего не было. Ни ножа, ни топора, ни рожка со снадобьями. Ни свистка, чтобы позвать Волка, ничего, чтобы призвать воронов. Она умрет в одиночестве. Неотомщенная.
Ренн с трудом облокотилась на стену тиса, и что-то врезалось ей в запястье. Это был браслет-амулет.
«Ну хоть он остался с мной», – подумала она.
Амулет был из зеленого камня, он был очень гладкий и красивый. Фин-Кединн сделал его, когда научил ее стрелять из лука. Воспоминание о дяде озарило окружавший Ренн мрак. Она не умрет неотомщенной. Когда Фин-Кединн обо всем узнает, Тиацци придется оглядываться на каждом шагу. В гневе вождь Воронов был пострашнее любого Пожирателя Душ. Ренн представила изборожденное морщинами суровое, словно высеченное из песчаника лицо дяди, вспомнила леденящий взгляд его голубых глаз и расправила плечи.
Фин-Кединн говорил, что самое ценное, что есть у охотника, – это не кремень и не его оружие, а то, что у него в голове.
«Думай, – сказала себе Ренн, – думай».
От дыма пульсировало в голове и трудно было собраться с мыслями.
Дым.
Он проникал в ствол не сверху – лоскуток неба наверху был чистым, – он просачивался откуда-то еще.
Пересиливая боль, Ренн осмотрела по кругу тис и нашла несколько трещин, каждая не шире пальца, но зато через них можно было наблюдать за тем, что происходит снаружи.
Эта маленькая победа разума над страхом заставила Ренн почувствовать себя немного лучше. Она неловко поднялась и постаралась переместить весь свой вес на здоровую ногу. Потом мелкими прыжками приблизилась к самой широкой трещине и заглянула в нее.
Она увидела костер и жуткие подношения. За костром, очень близко к огню, – ствол громадного дуба. Кора дуба корчила злобные гримасы, но его голые ветви были поражены болезнью.
У Ренн упало сердце – к стволу дуба была прислонена лестница из ствола сосны, она же надеялась, что Тиацци оставит ее у тиса. Так что теперь, даже если она каким-то чудом высвободится из веревок и доберется до того лоскутка неба, при попытке слезть с дерева она, скорее всего, сломает себе шею.
И даже если слезет удачно… За дубом плотной стеной росли колючие кусты можжевельника высотой по грудь. Они окружали костер и священные деревья. Тиацци сомкнул кольцо, после того как принес Ренн. Если кто-то и придет, он не сможет попасть внутрь кольца, а Ренн не сможет из него вырваться.
Тень на мгновение заслонила трещину. Ренн отпрянула, упала и вскрикнула от боли.
Тиацци рассмеялся:
– Уже недолго осталось.
Ренн упрямо подползла обратно к щели и встала.
Повелитель Дубов ходил вокруг костра, то появляясь, то исчезая из виду. На нем все еще была мантия из листьев, но капюшон был откинут, и длинные волосы свободно спадали на плечи. На груди у него был венок хранителя племени, сплетенный из омелы и желудей. Ягоды были мутно-белыми, как глаза слепого, и среди них Ренн увидела маленький черный мешочек.
Огненный опал.
Она знала, что Тиацци чувствует, что она за ним наблюдает, и наслаждается этим, но была не в силах оторвать от него взгляд. Тиацци подкинул веток в костер. На шесте покачивались обугленные тушки.
Ренн заставила себя посмотреть вверх. Звезда угасла. Здесь ты помощи не дождешься, дразнило ее опустевшее небо.
Мысли бегали быстро, как паук. Где Рип и Рек? А Волк? И Торак?
Нет. Не проси, чтобы он пришел, этого Тиацци и хочет. Ты – приманка. Если он придет, тебе придется смотреть на то, как он умирает.
В том, что Тиацци одолеет Торака, она не сомневалась. Тиацци был самым сильным человеком в Лесу и вдобавок был колдуном.
Пульсирующая боль в голове усилилась. Ренн вдруг поняла, что больше не видит своих башмаков. Дым просачивался через трещины и уже поднялся ей до щиколоток.
Начало резать глаза. Ренн попыталась откашляться, но смогла только сдавленно прохрипеть.
– Уже недолго осталось, – повторил Тиацци.
Ренн снова посмотрела в щель.
Повелитель Дубов стоял на полусогнутых ногах, словно готовился к прыжку, и перекидывал из руки в руку кнут из сыромятной кожи. Его лицо выражало ожидание. Что он такого услышал, чего не услышала она?
Шум у Ренн в голове стал громче.
Нет, он был не у нее в голове, он шел снаружи, из-за кольца окружавших поляну колючих кустов.
Это был топот лошадиных копыт.
Глава 35
Топот копыт приближался, Ренн прижалась лицом к трещине. Боковым зрением заметила чью-то тень, а потом черная лошадь перемахнула через колючие заросли. И Торак… да, у нее на спине сидел Торак. Одной рукой он держался за гриву лошади, а второй сжимал нож из голубого сланца. Его черные волосы взметнулись над плечами, лицо было суровым, он смотрел на Тиацци.
Копыта лошади ударились о землю, в воздух поднялись клубы пепла, но Торак удержался у нее на спине и не сводил глаз с Тиацци. Повелитель Дубов стоял молча и постукивал себя кнутом по бедру.
Лошадь захрапела и тряхнула головой. Торак спрыгнул на землю, пошатнулся, но устоял на ногах. Лошадь взмахнула хвостом и перепрыгнула обратно через колючие заросли. Вскоре топот ее копыт затих вдали.