– Мне? – удивился Торак. – Но… если кто-то и должен выбирать, то это Дюррайн.
Он посмотрел на колдунью Благородных Оленей. Лицо Дюррайн было непроницаемым.
– Дюррайн говорит, что это должен сделать ты, – сказала вождь. – Все племена согласны. Ты спас Лес. Тебе решать судьбу грешницы.
Торак посмотрел на пленницу, она смотрела на него. Эта женщина хотела сжечь его заживо. И все же он не чувствовал к ней ничего, кроме жалости.
– Повелитель мертв, – сказал женщине Торак. – Ты знаешь об этом? Знаешь?
– Как же я ему завидую, – с тоской в голосе ответила женщина. – Он в конце познал огонь. – Женщина вдруг оскалила в улыбке сломанные зубы. – Но ты… ты посвященный! Огонь пощадил тебя! Я подчиняюсь твоему решению.
– Это ты, – вмешалась в их разговор Ренн. – Ты подсыпала им в воду сонное зелье.
Женщина сцепила сухие красные руки:
– Огонь пощадил его! Они не имели права его убивать.
Люди в толпе недовольно зароптали.
Вождь Лесных Лошадей затрясла копьем:
– Скажи свое слово – и она умрет.
Торак перевел взгляд с ее искаженного жаждой мести зеленого лица на женщину с пепельными волосами и сказал:
– Оставьте ее в покое.
По толпе прокатилась волна недовольства.
– Но она опоила нас! – воскликнула вождь Лесных Лошадей. – Она выпустила великий огонь! Она должна быть наказана!
Торак повернулся к ней:
– Ты считаешь себя мудрее Леса?
– Конечно нет! Но…
– Вот каким будет мое слово! Благородные Олени будут присматривать за ней, а она поклянется, что никогда больше не выпустит великий огонь.
Торак смотрел в глаза вождя племени Лесных Лошадей, пока та не опустила свое копье.
– Пусть будет так, как ты решил, – сказал она.
Толпа ахнула.
Дюррайн стояла неподвижно и наблюдала за Тораком.
Ему вдруг захотелось сбежать и оставить далеко позади этих людей с дикими глазами и обмазанными глиной головами, с их красными деревьями.
Он проталкивался через толпу, а Ренн, подпрыгивая на костылях, едва успевала за ним.
– Торак, подожди!
Он обернулся.
– Ты все сделал правильно, – сказала она.
– Они этого не понимают, – с отвращением сказал Торак. – Они оставили ей жизнь, потому что я так решил. А не потому, что это правильное решение.
– Но это для нее не важно.
– Зато это важно для меня, – сказал Торак и быстро пошел прочь со стоянки.
Ему было все равно, куда идти, лишь бы подальше от племен Сердца Леса.
Но далеко уйти ему не удалось – рана на бедре дала о себе знать, он сел на берегу и стал смотреть, как мимо течет Черная Вода. Боль в груди усилилась. Он хотел, чтобы Волк был рядом, но Волк не приходил, а у него не хватало духу завыть.
Торак почувствовал, что к нему кто-то подошел, обернулся и увидел Дюррайн.
– Уходи, – буркнул он.
Она подошла и села рядом.
Торак сорвал лист лопуха и стал ощипывать его, оставляя только прожилки.
– Ты принял мудрое решение, – сказала Дюррайн. – Мы будем хорошо за ней присматривать. – Она немного помолчала. – Мы не знали, как далеко зашло ее безумие. Мы не должны были давать ей столько свободы. Мы… мы ошибались.
Торак пожалел, что Ренн не слышит этих слов.
– Она согрешила, – продолжила Дюррайн. – Но мудро предоставить месть Лесу. – Она повернулась к Тораку, и он почувствовал силу ее взгляда. – Теперь ты это понимаешь. Твоя мать обладала этим знанием.
Торак боялся пошевелиться.
– Моя мать? Но… ты сказала, что тебе нечего мне о ней рассказать.
Колдунья едва заметно улыбнулась:
– Тебя снедала жажда мести. Ты не был готов слушать. – Она запрокинула голову и смотрела на колышущиеся на ветру листья. – Ты родился в Великом Тисе. Когда твоя мать почувствовала, что время пришло, она отправилась в священную рощу, чтобы Лес защитил ее ребенка. И набрела на Великий Тис. Там ты и родился. Она похоронила твою пуповину внутри его. А потом они с колдуном племени Волка бежали на юг. Позже, когда твоя мать поняла, что смерть уже близко, она послала его за мной, чтобы рассказать мне то, о чем не могла рассказать ему.
Дюррайн вытянула вперед руку, и пятнистый мотылек сел ей на ладонь.
– В ночь, когда ты родился, ей явился Великий Дух. Он возвестил, что ты обречен всю свою жизнь сражаться со злом, которое помог создать колдун племени Волка. Твоя мать была напугана. Она умоляла Великого Духа помочь ее сыну исполнить столь тяжкое предназначение. Дух сказал, что сделает тебя обладателем блуждающей души, но взамен ты должен будешь жить без племени, потому что ни одно племя не должно быть настолько сильнее остальных. – Колдунья проводила взглядом вспорхнувшего с ее ладони мотылька. – И он объявил, что цена этого дара – жизнь твоей матери.
Торак молча смотрел на скелет лопуха у себя в руках.
– Чтобы скрепить договор, Великий Дух отломил отросток от своего рога и отдал его твоей матери. Она сделала из него рожок для целительных снадобий и умерла в тот день, когда закончила работу.
Горихвостка села на ольху, потерлась клювом о ветку и улетела.
– Твой отец оставил тебя в логове волков и ушел возводить для нее Погребальный Курган. Три луны спустя он принес ее кости в священную рощу и похоронил их в Великом Тисе.
Торак забросил скелет лопуха в реку и наблюдал за тем, как его уносит вода. Великий Тис. Дерево, в котором он родился, и могила его матери.
Он представил, как отец вбивает колышки, чтобы помочь своей подруге забраться внутрь, когда пришло время рожать. И как потом он принес туда ее кости и похоронил их вместе с ножом, ножом, который много лет спустя спас Ренн жизнь.
На другом берегу стайка утят спускалась к воде следом за матерью. Торак смотрел на них невидящими глазами. Он обречен жить без племени, потому что обладает блуждающей душой. Это выбор его матери, и этот выбор стоил ей жизни.
Боль и гнев закипали в груди Торака. Она могла жить, но выбрала смерть. Она сделала это ради него и покинула его.
Торак неуверенно поднялся на ноги:
– Я не желая всего этого.
Дюррайн хотела что-то сказать. Но он жестом остановил ее:
– Я никогда этого не хотел!
Ничего не видя перед собой, он бежал через Лес, бежал, пока рана не разболелась так сильно, что он не мог идти дальше.
Торак стоял на залитой солнечным светом поляне, ласточки пикировали с неба, а бабочки порхали между цветами сон-травы.
«Как красиво», – подумал он.
Но его мертвые никогда этого не увидят.
Торак опустился на колени на зеленую траву и думал о своей матери, об отце и о Бейле. Боль в груди стала острой, как кремневый нож. Он так долго жил жаждой мести. Теперь она ушла, и ничего, кроме скорби, не осталось. Казалось, камень упал с его сердца, и он разрыдался. Он рыдал громко, взахлеб. Он оплакивал своих близких, которые оставили его.
Ренн лежала в спальном мешке и смотрела в темноту. Мысли крутились в голове и не давали ей уснуть. Фин-Кединн сделал ей лук. Тиацци его разломал. Фин-Кединн заболел. Лук – знамение. Фин-Кединн умер.
Наконец это стало невыносимо, Ренн схватила свои костыли и вышла из укрытия.
Была середина ночи, и на стоянке было тихо. Ренн подошла к костру, села на бревно и стала смотреть, как искры взлетают и гаснут в черном небе.
Где Торак? Как он мог так поступить? Убежал, ничего не сказав, когда она так хотела вернуться в Открытый Лес.
Немного погодя на стоянку, прихрамывая, вышел Торак. Увидев Ренн, он подошел к костру и сел рядом. Вид у него был уставший, ресницы слиплись, как будто он плакал. Но Ренн не стала ему сочувствовать.
– Где ты был? – с укором спросила она.
Торак, не мигая, смотрел на огонь.
– Хочу убраться отсюда подальше. Вернуться в Открытый Лес.
– И я тоже! Если бы ты не сбежал, мы были бы уже в пути.
Торак поворошил палкой угли.
– Ненавижу быть обладателем блуждающей души. Это как проклятие.
– Ты такой, какой есть, – без всякого сочувствия сказала Ренн. – И потом – иногда из этого выходит что-то хорошее.
– Что? Скажи, что хорошее хоть раз из этого вышло?
Ренн вскинула голову:
– Когда ты, еще малыш, жил в волчьем логове, благодаря этому своему дару ты научился говорить по-волчьи. И подружился с Волком. Вот. Это же хорошее, разве нет?
Торак продолжал смотреть на огонь.
– Да, я научился говорить по-волчьи, но если бы все было так просто. Мне кажется, когда твоя душа блуждает… на ней остаются метки.
Ренн поежилась. Она тоже порой об этом думала. Ярость белого медведя, беспощадность змеи… иногда она замечала в Тораке эти черты. И все же… эти зеленые крапинки в его глазах. Они точно хорошие – крупинки мудрости Леса, которая передалась ему, как мох с ветки дерева.
Но Ренн еще была на него сердита, чтобы говорить такие приятные слова, поэтому она просто отшутилась:
– Может, и так, но не всегда. Твоя душа вселялась в ворона, но умнее ты от этого не стал.
Торак рассмеялся.
Ренн с помощью костылей встала на ноги:
– Поспи немного. Я хочу уйти на рассвете.
Торак забросил палку в костер и тоже встал. Потом достал что-то из-за спины и протянул Ренн:
– Вот, подумал, что надо тебе вернуть. – Это были обломки ее лука. – Теперь ты сможешь его похоронить, – неуверенно, как будто сомневаясь в том, что поступает правильно, сказал Торак.
Ренн боялась, что, если заговорит, голос подведет ее. Прикоснувшись к останкам любимого лука, она словно наяву увидела, как Фин-Кединн вырезает его из ветки тиса. Это дурной знак. Наверняка это дурной знак.
– Ренн, – тихо сказал Торак. – Это не дурной знак. Фин-Кединн сильный, он поправится.
Ренн сделала глубокий вдох и сглотнула.
– Как ты узнал, что я об этом подумала?
– Ну я же тебя знаю.
Ренн представила, как Торак, хромая, идет через лес, чтобы вернуть ей сломанный лук.
Может быть, после блужданий в душе и впрямь остаются метки, подумала она, но это… это просто Торак.