– Спасибо, – сказала Ренн.
– Не за что.
– Не только за это. За то, что ты сделал. За то, что нарушил свою клятву.
Ренн положила руку ему на плечо и поцеловала в подбородок, а потом быстро захромала от костра.
Волк видел, как Большой Бесхвостый заморгал и покачнулся, после того как ушла Сестра. Он ощутил, как его чувства закружились в груди, словно поднятые ветром листья.
У Бесхвостых все так сложно. Большой Бесхвостый любит Сестру, она любит его, но они, вместо того чтобы тереться боками, лижут друг другу морды и разбегаются. Это очень странно.
Раздумывая об этом, Волк потрусил на поиски Темной Шерсти. Она присоединилась к нему, ее морда была еще влажной от крови убитой дичи. Играючи покусавшись и потеревшись шкурами, они побежали вверх по Мокрой. Волку нравилось ощущать, как прохладный папоротник поглаживает его мех, и слышать, как позади бежит Темная Шерсть. Он втягивал носом вкусный запах свежей крови олененка и волчий запах, который был родным.
В Лесу снова воцарился мир, но что-то заставляло Волка бежать туда, где Большой Бесхвостый дрался с Укушенным. Добежав до места, они перешли на шаг.
С неба на спящие деревья смотрел Яркий Белый Глаз, а в воздухе еще не рассеялся гнев Громовника.
Громовник был большой загадкой. Когда Волк был детенышем, Громовник заставил его оставить Большого Бесхвостого и уйти на Гору. Позже, когда Волк убежал, Громовник на него разозлился. Потом простил, но запретил возвращаться на Гору. Все это было очень странно. Но с другой стороны, Громовник был самцом и самкой одновременно, он был и охотником, и добычей. Ни один волк не сможет понять такое существо.
Волк привык ненавидеть то, чего не понимает, но теперь он знал, что есть то, что ему не дано понять. Ему было не дано понять Громовника. И Большого Бесхвостого. Большой Бесхвостый не был волком, и все-таки он был Братом Волка. Просто был, и все.
Мимо носа Волка проплыл слабый запах, он тут же насторожился. У Темной Шерсти засверкали глаза. Демоны.
Волк жадно припал мордой к земле и взял след. След вел мимо древних деревьев вверх по склону холма.
Вход в Логово был почти полностью завален камнем, щель была слишком узкой, и Волк не смог в нее протиснуться. Он с помощью Темной Шерсти сделал подкоп, и ему наконец удалось попасть внутрь.
В логове пахло демоном, но запах был старый. И демонов там не было. Только очень худенький и вонючий человеческий детеныш-самочка.
Волк тихо заскулил и лизнул малышку в нос. Она даже не моргнула. Что-то было не так. Волк выбрался из Логова и побежал за Большим Бесхвостым.
Когда он подбегал к Логовам Бесхвостых, уже наступил Свет. Волк сразу понял, что ему придется переждать. На краю Большой Мокрой лежали выволоченные на берег плавучие шкуры. Волк наблюдал за тем, как вожак стаи Воронов поднимается по склону, а Сестра, откинув палки, вприпрыжку бежит ему навстречу. Вожак рассмеялся и подхватил ее передними лапами.
Глава 39
– Долго еще до Открытого Леса? – спросил Торак.
– Должны добраться к сумеркам, – ответил Фин-Кединн, сворачивая свой спальный мешок.
– Наконец-то! – вздохнула Ренн.
Она заткнула в щель березы кусочек сушеного мяса для хранителя, но Рип тут же его украл. Торак постарался сделать свое подношение Лесу недоступным для воронов, заткнув его в трещину в ясене. Потом Фин-Кединн велел Ренн потушить костер, а сам вместе с Тораком понес их пожитки к лодкам.
Прошло два дня с тех пор, как они покинули стоянку в Сердце Леса. Продвигались они медленно, потому что ребра у Фин-Кединна еще не зажили. Вождь племени Ворона приплыл в Сердце Леса один, остальные люди в племени были заняты связанными с нерестом лосося хлопотами. Было так хорошо снова оказаться втроем.
Торак ощущал вокруг великое исцеление. Даже племена Сердца Леса теперь объединяла одна цель – исцеление украденных детей. Пятерых малышей освободили из ям, которые были вырыты на склоне холма за священной рощей. Все были худые, как веточки, зубы превратились в клыки, разум был стерт и замутнен, как белые ягоды омелы. Но Ренн, заглянув в их глаза, сказала, что Тиацци не успел вселить в их тела демонов и, значит, они всё еще дети, а не токороты. Так как Ренн была в этом вопросе опытнее всех, даже Дюррайн посчиталась с ее мнением.
Последний раз Торак видел людей из племен Сердца Леса, когда они яростно спорили о том, какой обряд быстрее поможет детям пойти на поправку.
Лес тоже начал заживлять свои раны. Они целый день плыли через выжженные земли, но Торак то тут, то там замечал зеленые островки и видел нескольких крепких оленей, которые пощипывали молодые побеги. На берегу Черного Озера он увидел священную кобылу. Она заржала, приветствуя его, и он заржал в ответ. Похоже, она простила его за то, что он скакал на ней верхом.
«И все же некоторые раны никогда не затянутся», – думал Торак, укладывая в лодку бурдюки с водой. Шрамы Зубров останутся навсегда. Гауп до конца жизни будет без руки. Его маленькая дочь, которую нашли вместе с другими, онемела. Но хуже всего было то, что одного из украденных детей так и не нашли.
«Демон», – сказал Волк, когда шел по его следу, но потом потерял у подножия Гор.
Торак представил, как токорот скачет по камням к логовищу Эостры.
– Лучше привяжи поклажу, – сказал Фин-Кединн, и Торак вздрогнул, вернувшись к реальности. – Впереди белые буруны.
Торак удивился, он не помнил, чтобы в этом месте была стремнина. А потом понял, что они с Ренн прошли эту часть пути пешком и южнее реки, и обрадовался, что теперь всем командует Фин-Кединн.
Они тронулись в путь. Плыли мимо наводненных славками зарослей ольхи и тростника. Когда дневной свет стал золотистым, впереди показались Челюсти Сердца Леса.
Фин-Кединн, оглянувшись через плечо, спросил Торака, не жалко ли ему покидать место, где он родился.
– Нет, – ответил Торак, хотя ему было грустно это признать. – Я не принадлежу к этому месту. Благородные Олени готовы были отдать Лес во власть Повелителя Дубов, они и мысли не допускали, чтобы сражаться. И остальные… Они жаждали смерти любого, кто не следовал Обычаю. Теперь, думаю, они убьют любого, кто ему последует. Разве можно доверять таким людям?
– Им нужна уверенность в своей правоте, – сказал Фин-Кединн, глядя на то, как ласточка поймала на лету муху. – Они цепляются за нее, как плющ за дуб.
– А ты? Тебе нужна уверенность в своей правоте?
– Фин-Кединн положил весло поперек лодки и повернулся к Тораку.
– Когда я был молод, я путешествовал на Далекий Север и охотился там с племенем Песца. Однажды ночью мы увидели в небе свет. Я сказал: «Смотрите, это Изначальное Древо». Песцы надо мной посмеялись. Они сказали: «Это не дерево, это костры, которые разводят наши мертвые, чтобы согреться». Потом, когда я был на Озере Топора, Выдры сказали мне, что эти огни – великие тростниковые заросли, где живут души их предков. – Фин-Кединн немного помолчал и спросил: – Кто из них прав?
Торак тряхнул головой.
Фин-Кединн снова взялся за весло.
– Нет никакой уверенности, Торак. Раньше или позже у тебя хватит смелости признать это.
Торак вспомнил, как люди племен Зубра и Лесной Лошади раскрашивали охрой деревья.
– Думаю, некоторые люди никогда не смогут это признать.
– Это правда. Но не все в Сердце Леса такие, как они. Твоя мать была другой. У нее было больше смелости.
Торак прикоснулся к мешочку с целебными травами. Он еще не рассказывал Фин-Кединну о том, что узнал о своем рожке. Но с Ренн поделился, и она, оставаясь собой, подумала о том, что ему самому не приходило в голову.
– Может быть, это он помогает тебе, – сказала она. – Мне всегда казалось странным, что Пожиратели Душ ни разу не догадались о том, что ты – обладатель блуждающей души. А это гудение в священной роще? Может, это твой рожок призвал Великого Духа. Хотя я не думаю, что мы когда-нибудь наверняка узнаем, так это или нет.
«Нет никакой уверенности», – подумал Торак. Эта мысль очистила его разум, как холодный, свежий ветер.
Когда они плыли в тени каменных Челюстей, Торак оглянулся. Заходящее солнце освещало мшистые лапы елей, и ему показалось, что они машут ему на прощание. Он подумал о долине, куда племена Сердца Леса отнесли тело Тиацци, чтобы провести тайные похоронные обряды. Подумал о священной роще, где росли два могучих дерева, которые тысячи лет наблюдали за тем, как населяющие Лес существа проживают в сражениях свои мимолетные жизни. Заботит ли их то, что он нарушил свою клятву? Или они уже забыли об этом?
И месяца не прошло с того дня, как был убит Бейл, а казалось, что прошло целое лето.
– Я поклялся отомстить за него, – сказал Торак Фин-Кединну. – Но я не смог.
Вождь Воронов обернулся и посмотрел ему в глаза:
– Ты нарушил клятву, чтобы спасти Ренн. Неужели ты думаешь, что, будь все иначе, если бы погиб ты и Бейл поклялся бы отомстить за тебя, он бы не поступил так же, как ты?
Торак открыл рот, но передумал и не сказал ни слова. Фин-Кединн был прав. Бейл не стал бы колебаться.
– Ты все сделал правильно, – сказал Фин-Кединн. – Я думаю, его дух обретет покой.
Торак сглотнул. Он наблюдал за тем, как его приемный отец умело орудует веслом, и почувствовал, как его захлестнула волна любви. Ему хотелось поблагодарить Фин-Кединна за то, что он снял груз с его души, за то, что он присматривал за ним, за то, что он был Фин-Кединном. Но вождь племени Ворона был занят тем, что обводил лодку вокруг всплывшего из-под воды бревна и кричал Ренн, которая плыла за ними во второй лодке, чтобы предупредить ее об опасности. Они выплыли из Челюстей в Открытый Лес. Ренн, широко улыбаясь, победно вскинула кулак, Торак последовал ее примеру.
В ту ночь они сделали привал у Черной Воды, и Бейл пришел к нему в последний раз.
Торак знал, что это сон, и знал, что это правда. Он стоял на галечном берегу Залива Тюленей и наблюдал за тем, как Бейл, целый и невредимый, легко несет на плече к Морю свою лодку. Зайдя на мелководье, Бейл опустил лодку на воду, запрыгнул в нее и взялся за весло.