Мать засуетилась, стала колоть щепки на растопку, а Василий пошёл в сенцы за дровами.
В сенцах было темно. Василий распахнул дверь во двор.
По небу шли тучи. Из-за туч светила краешком луна, будто пряталась от невиданных зверей. А они шли по небу косматым стадом, подгоняемые ветром.
Василий набрал полешек и вернулся.
— Как там? — спросил дед. — Ветер.
— Вот и я говорю… — Дед поднялся из-за стола. Заскрипели ступеньки.
— Ложись и ты, сынок, — сказала мать. — Что-то вы нынче у меня невесёлые!
Василий как положит голову на подушку, так до утра и не повернётся. А тут — не спит.
Закроет глаза, а перед ним дед. «На кой дедушке шарф? — думает Василий. — Вот вырасту, заработаю, куплю ему, чего захочет». В дрёме перед Василием кружатся яркие футбольные мячи, настоящие бутсы, гантели, медовые пряники.
ЗАПАСНОЙ ИГРОК
— Хочешь в мою команду? — спросил Кижаев.
Алёша растерялся:
— Ты понимаешь, я никогда не был ни в какой команде.
— Ну и что ж из этого! — сказал Кижаев. — Если не отказываешься, я тебя беру. Будешь запасным! Запасной игрок!
* * *
Весь вечер Алёша расспрашивал папу про правила игры на хоккейном поле. Папа отвечал. А потом спросил:
— Почему тебя это так интересует?
Разве Алёша мог скрыть, что он теперь в кижаевской команде?
— Понимаешь, я не просился. Он сам меня записал. Сам подошёл и записал.
— Всё это хорошо, — сказал папа. — Но не рано ли тебе бегать с клюшкой?
— Я не буду бегать. Я же запасной!.. Папа! Самое главное — у меня нет клюшки!
Алёша был счастлив. И Пётр Николаевич не решился его огорчить.
— За клюшкой дело не станет, — сказал он. — Будет у тебя клюшка. Но прежде всего надо уверенно стоять на коньках. Я сам тебя поставлю на лёд. Недаром я был призёром. Запасной ты или не запасной, без коньков дело не пойдёт.
Алёша знает, что у папы есть конькобежный приз: красный вымпел, а на нём серебряные коньки.
— Был ещё кубок, — вспоминает папа. — Но где он, не помню.
— Не помнишь, где кубок?! Тебя же наградили!
— Это было очень давно.
— Всё равно, всё равно! Я буду беречь все награды!.. Папа! Он был хрустальный — кубок?
— Алёша, отстань! Я работаю!
* * *
На столе зелёная лампа. От неё светлый круг. Это стадион…
Алёша жмурится. Как много света! Он тоже будет на пьедестале. Да, на пьедестале! А что особенного? Может, Кижаев вручит ему приз?!
— Алёшка, тебе пора спать, — говорит папа. — Пей молоко, а то придёт мама, и нам с тобой влетит! Почему ты пьёшь из кастрюли?
— Это кубок! — кричит Алёша. — Это огромный золотой кубок! Я победил, и меня наградили!
Папа не разделяет Алёшиного торжества.
— Я тебя очень прошу — угомонись. Ты мне мешаешь!
Папе мешать нельзя. Шлёпая тапочками, Алёша идёт умываться.
Для умывания ему приготовлена вода в кувшине, но он черпает холодную воду из кадушки. Он теперь не только умываться, он будет обливаться холодной водой с ног до головы.
«Папа сам поставит меня на лёд, — скажет Алёша Кижаеву. — Я не подведу твою команду!»
А вдруг папа не успеет купить коньки? Клюшку папа может сделать сам. У Кижаева тоже самодельная клюшка. А коньки?
Алёша ворочается в постели.
— Что ты вертишься, тебе неудобно? — спрашивает папа.
— Мне всё очень удобно, — отвечает Алёша. — Я только хочу спросить… ты скоро поедешь в город?
— В город? Я пока в город не собираюсь.
Папа! Неужели он не понимает, что в город надо ехать как можно скорее!..
— А как же коньки?
— Ах, коньки! У тебя тридцать четвёртый размер? — Тридцать пятый! Конькобежные надо надевать на шерстяной носок.
— Не волнуйся! Всё будет в порядке! А сейчас спать! Спать!
Пётр Николаевич укрывает сына одеялом и идёт к своим чертежам.
Луч от зелёной лампы светит в приоткрытую дверь.
Тревоги не покидают Алёшу.
А вдруг Кижаев забудет, что он его записал? Или скажет: «Я же понарошку тебя записал, а ты поверил, Вороний нос?»
Наверное, ни один запасной игрок так не волновался, как Алёша Бодров.
БЕДА
Было морозно, ветрено. Алёша на свитер надел пальтишко и застегнулся на все пуговицы.
— Может, сегодня не стоит тебе гулять? — утром сказала мама.
— Я немножко, — пообещал ей Алёша.
Он был ещё на крыльце, когда увидел Наталью.
— Пока, пока!.. — пропела Наталья. Она даже не зашла в палисадник. Она махала ему пёстрой варежкой из-за калитки. — Пока! До скорого!.. Там, на горе, такой тарам-плин!.. — Наталья захлебнулась незнакомым словом.
— «Тарам-плин»! — передразнил Алёша.
И вдруг:
— Приветик, Вороний нос!
Рядом с Натальей стоял Кижаев. На нём новый лыжный костюм — пушистый, синий, с белой полоской и синяя шапка с помпоном.
— Похвастайся, похвастайся!.. — сказала Наталья.
Кижаев улыбался: ещё бы, такой красивый костюм!
— Айда с нами! — позвал он Алёшу.
— Сейчас… сейчас!.. — и Алёша стал торопливо завязывать шапку.
— Зачем ты его зовёшь? — рассвирепела Наталья. — Ему нельзя!
— Кто сказал? Почему нельзя?
— Он сам знает почему. — Наталья, прищурившись, смотрела на Алёшу кошачьими глазами.
— А ну её! — И Кижаев двинулся по лыжне. — Айда!.. Айда!..
Алёша, не раздумывая, тоже зашмыгал лыжами.
Кижаев не спешил. Он оглядывался:
— Давай! Не робей, хиля!.. Помаленьку! Помаленьку!
Алёша старался не отставать.
«Конькобежцы должны уметь ходить на лыжах», — говорит папа. Он пока ещё не собрался в город за коньками. А Кижаев ничего не передумал, ничего не забыл, даже заехал за ним, позвал его.
Алёша шёл на лыжах по дороге, а Наталья тащила свои саночки по обочине и продолжала ворчать:
— Вот увидишь, Бодров, тебе влетит! Ты думаешь, без тебя не обойдутся? Ещё как обойдутся!
Алёша не отвечал. Зачем с нею связываться? И в конце концов, почему он должен ей подчиняться?
А Наталья грозила:
— Вот я скажу твоим родителям!
Упоминание о родителях, может быть, остановило бы Алёшу, если бы Наталья вдруг не расхохоталась:
— Умора! Умора! На гору собрался!
Кижаев обернулся: чего это она так разошлась?
А Чиликина не унималась:
— Вернись, чемпион!
Алёша изо всех сил отталкивался палками, скользил по лыжне. Вернуться? Нет. Разве он мог вернуться, если идёт вместе с Кижаевым?.. И хохочущая Чиликина его перегнала.
Они были уже далеко от дома, когда Алёша стал уставать. Ему хотелось остановиться, развязать шапку. Но он боялся, что Кижаев ему скажет: «Эх ты, хиля-миля, сдаёшься? Если сдаёшься, поворачивай обратно!..»
Алёша продолжал догонять Кижаева. Он вспотел, когда поднялся на вершину горы.
— Долез? — спросил его Кижаев и подвинулся, чтобы Алёша мог встать с ним рядом.
Алёша тяжело переводил дыхание. Ему было боязно стоять на ледяном краю. Он хотел от него оттолкнуться, отодвинуться подальше. Но его тянуло к самому краю.
— Гляди, хиля! Сначала я, а ты за мной!
Кижаев присел и помчался вниз. Он что-то кричал. Наверное, что-то смешное.
Алёша зажмурился. Палки у него в руках будто растаяли. Ему стало не за что держаться. И вдруг лыжи тронулись с места. Под ноги полетел крутой накатанный спуск. Только бы удержаться!.. Только бы не упасть!..
Алёша взмахивал непослушными палками. Его подбросило, в ушах раздался звон… Звон стал уплывать дальше, дальше, и наступила тишина…
Василий видел, как Алёша упал. Упал раскинув руки и не встал, даже не пошевелился.
— Эх, ты, хиля-миля!.. — крикнул Кижаев. — Вставай, поднимайся!
Кижаев подъехал, протянул Бодрову руку. Но тот не видел его руки.
Василию стало страшно, и он. молча полез обратно на гору. Он слышал за спиной чьи-то голоса. Но не оборачивался. Он лез всё выше и выше, пока не долез до вершины и не спрятался за сугробом.
* * *
У подножия горы лежит Алёша. Из рассечённой губы к подбородку, за воротник пальто стекает кровь — тонкий, кровавый шнур. Наталья старается подложить Алёше под голову его шапку.
К горе уже бегут люди.
— Мальчик-то чей? Чей мальчик?
— Бодров, — ответил кто-то из ребят. — Из нашей школы!
— Сын Бодровых, — подхватили взрослые.
Они расступились перед грузной, седой женщиной. И Наталья кинулась навстречу бабушке.
На голове у бабушки пуховая шаль, а на ногах домашние тапочки.
— Наташенька, Наташенька моя! — приговаривала бабушка. Она прижимала внучку к груди. — Наташенька моя! Как же это случилось?
* * *
Распахнув шубу, врач опустился на снег рядом с Алешей. А когда поднялся, сказал санитарам:
— Теперь осторожно кладите его на носилки…
Врач никого не расспрашивал, как это случилось.
Он умчал Алёшу Бодрова на самой отчаянной скорости. Машина с красным крестом предупреждала сиреной, чтобы ей никто не мешал на пути. Вот она домчалась до поворота и скрылась за берёзовой рощей.
* * *
— Кто вызвал «скорую помощь»? — спрашивали прохожие, окружившие бабушку и внучку.
— Она сама… «Скорая помощь» мимо ехала…
— Это Бодровых, наших соседей Бодровых. Они с нами живут, рядом!.. — повторяла бабушка.
Бабушка взяла внучку за руку и пошла по снегу в тапочках на босу ногу. А за нею те, кто расспрашивал и сочувствовал.
— Не реви, — сказала бабушка Наташе.
Бабушка уже успокоилась: цела, невредима её Наташа! Они шли к дому, где жил Алёша Бодров.
— Я не пойду, я не пойду туда! — Наталья выдёргивала руку из бабушкиной руки.
А бабушка продолжала идти.
Вот он, дом. Перед домом — палисадник. Калитка на щеколдочке.
* * *
На горе уже никого. Только на её вершине за высоким сугробом сидел Василий. Он дул на озябшие руки. Он спешил, спотыкался, чтобы поскорее спрятаться, чтобы его никто не видел, не расспрашивал.
И вдруг чьи-то шаги скрипят по снегу. Ближе, ближе, уже совсем рядом.