— Так что вы говорите о «той стороне»? — задумчиво спросил Варяг.
Но Чижевский не ответил: он развернулся назад и внимательно следил за не отстающей от «форда» сопровождения синей БМВ. Он поднес мобильник к уху и тихо приказал:
— Давай-ка, Петя, перегруппируемся. Ты пока выдвигайся вперед, а я пойду вторым номером — хочу сам поглядеть, что это за фрукт…
Справа за окнами «лексуса» пронесся синий пакгауз мебельного супермаркета, потом гигантский рекламный шит с надписью: «Мебель завтрашнего дня».
— Вот ребята развернулись, — прокомментировал задумчиво Варяг. — Все-таки правильно мы поступили тогда на переговорах в Гамбурге. Правильное решение приняли… А московские руководители сглупили — не договорились со шведами. Пожадничали и свою долю потеряли… А мы ее удвоили… — Его губы тронула слабая улыбка. — Вот смотаюсь к Закиру на дачу — Лизоньку повидаю. Потом отосплюсь как следует, и задело… Что-то я устал. Отдохнуть нужно, мозги в порядок привести. — Варяг, прикрыв глаза, откинулся на кожаную спинку сиденья. Все эти зарубежные скитания порядком надоели Владиславу. Его всегда тянуло на Родину, когда он вынужден был надолго уезжать. Вот и сейчас он испытывал настоящую радость от того, что мог любоваться прекрасной подмосковной природой, мелькающей за окном автомобиля.
Водитель Серега заметил далеко впереди на обочине дороги старенькую серую «девятку» с задранным капотом и включенными «аварийками». Около «девятки» копошился низенький мужичонка в синих джинсах и белой куртке — безрукавке.
Водитель Серега буквально приклеился взглядом к мужичонке. Тот торопливо обошел «девятку», открыл багажник и сунул внутрь башку.
Когда «лексус» от серой «девятки» отделяло с пол сотни метров, мужичонка резко выдернул из багажника какую-то длинную трубу, бросил ее себе на правое плечо и направил прямо на мчащийся на него серебристый джип. Серега собрался было бросить «лексус» влево, через сплошную и вылететь на встречную полосу, но не успел…
Раздался приглушенный хлопок выстрела, и тут же мощный взрыв разворотил радиатор «лексуса», оба передних колеса нелепо раскорячились и загорелись, тяжелый джип сначала встал на задние колеса, и его, вздыбленного, по инерции протащило вперед, после чего джип с грохотом и лязгом рухнул передней осью на асфальт. И тут Серега ощутил нестерпимый жар под ногами и острую боль в обеих ногах и внизу живота.
Объятая желто-красным пламенем и черным дымом, машина завалилась на правый бок, продолжая со скрежетом скользить по дорожному полотну.
Чижевский заорал что-то Сереге, но тот уже ничего не слышал: от взрыва у него заложило уши. Он обернулся назад и, морщась от чудовищной боли в ногах, бросил взгляд в заднее стекло.
В этот момент мужичок в лыжной шапочке, не теряя ни секунды, бросив отстрелянный гранатомет в багажник «девятки», выхватил оттуда точно такой же и, вскинув его-на плечо, тут же выпустил вторую смертоносную плюху в «форд-экспедишн». Он метил точно в лобовое стекло. Второй выстрел получился помощнее первого: взрыв вскрыл, словно консервную банку, крышу, и салон джипа вспыхнул как соломенный сноп. «Форд», сразу потеряв управление, дернулся влево, завертелся волчком на трассе, и мчащийся по левой полосе самосвал «КамАЗ» ударил его в правое заднее крыло, отчего горящий джип раскрутило в противоположную сторону и он, точно гигантская китайская хлопушка, изрыгая огонь и дым, протаранил лежащий на боку «лексус».
Уворачиваясь от вырывающихся из салона длинных языков пламени, бритый водитель синего БМВ поднял высоко над головой автомат и, направив ствол в салон «лексуса», дал короткую очередь, потом еще одну и еще. А второй — тот, что шарашил из двух гранатометов, — отбежал от своей серой «девятки» и, на ходу передернув затвор непонятно откуда взявшегося автомата, всадил длинную очередь по треснувшему лобовому стеклу горящего «форда»…
Все произошло мгновенно — Варяг только слышал, как страшно орал и матерился Николай Валерьянович, как Серега с перекошенной рожей стремительно переполз, точно гигантская ящерица, через спинку своего сиденья и тяжело навалился на Варяга сверху, прикрывая его от пуль и осколков битого стекла…
Раздался пронзительный визг тормозов, со всех сторон наперебой заверещали клаксоны. Правда, ни одна машина так и не остановилась: водители, быстро сообразив, что происходит, благоразумно давали газу, уносясь подальше от места разборки.
Перед глазами у Варяга все поплыло, потом завертелось хороводом, все быстрее, быстрее — и он увидел где-то далеко впереди яркую точку света, которая росла и росла, неслась на него на бешеной скорости, но никак не становилась ближе… «Я умираю, — пронеслось у него в голове. — Это — предсмертное мгновение… Сейчас я умру…»
И тут же его обуял холодный ужас: неужели он и впрямь умирает — именно сейчас, когда в его жизни наступает новый важный этап, когда можно перечеркнуть прошлое и открыть чистую страницу, когда все, кажется, начинается заново, когда… Неужели это смерть? Перед его мысленным взором вдруг замелькали помутневшие и потускневшие, точно кадры на старой-престарой кинопленке, картинки его давно позабытой жизни… Лицо матери… Драка на пустыре за школой… Пухлые руки кассирши в том гастрономе… И тут он отчетливо увидел обложку школьной тетрадки с аккуратно выписанными на ней именем и фамилией… Его той фамилией.
А потом на него обрушился целый шквал кадров-воспоминаний — он даже и не подозревал, что все это сохранилось в закоулках памяти…
ЧАСТЬ I
Глава 1
Пустырь был недалеко, почти сразу за обсаженной кряжистыми тополями дорогой, которая дугой обегала краснокирпичное здание школы. Этот день, который перевернул всю его дальнейшую жизнь, состоял будто из клочков. Во всяком случае, потом Владику в память запали только отдельные фрагменты, но самые яркие, без которых было бы трудно объяснить все. Эта драка запомнилась даже не тем, что как-то отличалась от других, похожих, которых в жизни казанского мальчишки было навалом, а скорее всего тем, что без этого жестокого и кровавого побоища не случилось бы ничего, что случилось в дальнейшем…
На пустыре было холодно, ветрено. По небу гнало тучи, они быстро и низко проносились над землей. Всей же толпе маленьких зверенышей, следящих за дракой, было жарко. Жарко было и обоим дерущимся. Они уже устали, тяжело сопели, размахивая кулаками и нанося друг другу неверные удары. Долговязый Крокодил все недоумевал, почему этот недомерок Влад Смуров никак не желает сдаваться. И еще его не отпускала мысль, что же все-таки кроется в ледяном взгляде пацаненка…
Крокодил бросился вперед, левой рукой схватил Влада за ворот рубашки, а правой остервенело стал бить в лицо. Но неожиданно острая боль пронзила кисть: невысокий противник по-бычьи нагнул голову и очередной удар Крокодила пришелся ему прямо в лобную кость. Взвыв от боли и судорожно тряся рукой в воздухе, словно желая остудить ее, Крокодил отскочил в сторону, но пацан не желал передышки. Он бросился за ним и с размаху въехал все так же нагнутой головой Крокодилу в живот. Детдомовец поймал его за шею левой рукой, а правой стал снизу бить в лицо. Но вновь взвыл, когда противник ударил его носком ботинка между ног. Он отбросил от себя Влада и в остервенении попытался достать его ногой. Удар не получился, потому что в последний момент Крокодил поймал взгляд врага. Если сам он почти не помнил себя от ярости, то взгляд холодных немигающих глаз, в которых он не уловил ни малейшего волнения, неожиданно потряс детдомовца. Это было неправильно — не мог салага-школьник драться с ним и не испытывать хотя бы страха или радости от того, что так долго держится и не сдается. Лицо Влада Смурова было все в крови, но он сохранял полное, ужасающее спокойствие, и от этого вожаку детдомовской кодлы было не по себе.
Вдруг Крокодил поскользнулся и упал, ударившись затылком о камень. Взвыв от боли, он торопливо вскочил на ноги, подхватив валявшийся на земле обрезок стального прута.
— Убью, сссука! — захрипел он.
И тут-то, приготовившись тяжелым стальным прутом окончательно поставить точку в этой долгой битве, Крокодил внезапно понял, что же так тревожило его все это время: теперь серо-зеленые глаза противника вдруг засверкали затаенной безжалостной жестокостью, что таилась под пеленой холодного спокойствия. И этот блеск не оставлял места надежде на благоприятный исход драки для здоровяка Крокодила. У него уже не было сил. Он размахнулся и попытался нанести Смурову удар по голове. В этот момент он не думал о последствиях, он вообще ни о чем не думал, а лишь желал погасить неумолимый холодный блеск глаз своего врага.
Он не попал: Владик нырнул вниз и увернулся от со свистом опустившегося прута. Крокодил, размахнувшись снова, попытался достать ноги противника, но и это не удалось: Влад успел подпрыгнуть. А когда все-таки прут попал ему по ребрам, он только стиснул зубы и не издал ни звука, и только по его вмиг расширившимся серо-зеленым зрачкам можно было понять, какую он терпит боль.
Сам Влад мог потом только гадать, отчего у Крокодила опустились руки и он только пытался отмахиваться этим прутом от его кулаков, а потом и вовсе выпустил свое оружие из пальцев и обеими руками беспомощно прикрывал лицо, которое под ударами Влада превращалось в кровавое месиво…
А начиналось все не так уж славно. Он снова стал вспоминать, как все начиналось сегодня… После неприятного разговора с Антониной Сергеевной стали подтягиваться ребята. Последним появился Серега Фролов, еще прихрамывающий после позавчерашней драки с детдомовскими. Прикурил от его папиросы.
— Ну и ветрюган! — проворчал он и оглядел ватагу школьников. — Влад, может, все-таки отменим? Ну ясно же, что они нам накостыляют. У них вон какие бугаи, один Крокодил чего стоит, а у нас только вон Митька Хрящ здоровый боров, а остальные — тоща! Может, не пойдем?
Серега встретил взгляд Смурова и чуть вздрогнул: эти глядевшие исподлобья серо-зеленые глаза всегда вызывали у него странное ощущение тревоги. Серега счел за лучшее не спорить с Владом и обреченно махнул рукой: