Глава 40
Охота за «партийной кассой» наконец-то вошла в финальную фазу. Еще каких-то дня два назад казалось, что все усилия насмарку, полный облом, не подступиться к этим фраерам, но вдруг — внезапная удача. Парфенов позвонил в пятницу утром Владиславу Геннадьевичу в институт и сообщил, что Юрий Петрович Гаврилов, один из двух доверенных лиц, клюнул-таки на мимоходом брошенное предложеньице перекинуться в картишки дома у Виктора Викторовича в субботу. Парфенов, проинструктированный загодя, заверил Юрия Петровича, что все приглашенные — люди солидные, кое-кто из бывших номенклатурных работников и все заядлые игроки. Причем намекнул, что один из гостей при больших деньгах и частенько проигрывает, причем к проигрышам относится легко, что в нем особенно привлекательно. Гаврилов настолько загорелся идеей, что даже предложил встретиться у него — мол, чего переть к Парфенову на окраину, когда можно в его просторной квартире на Большой Грузинской…
Днем шел дождь, в огромных лужах и стеклах магазинных витрин отражались переломленные пополам улицы, зато пыльная прежде листва сразу потемнела, посвежела под глянцевым бременем крупных дождевых капель. За Парфеновым заехали, потом подобрали по пути Ангела, угрюмо плюхнувшегося на сиденье рядом с Варягом.
Некоторое время Ангел искоса рассматривал заметно волнующегося Парфенова, которого стесняло присутствие в машине незнакомых людей (ехали в Гошином длинном «линкольн-таункаре», так что в салоне помещался еще и Гоша вместе с одним из своих охранников). Улучив момент, когда внимание сидящих в машине рассеялось, Ангел наклонился к уху Варяга и шепотом спросил, знает ли тот про убийство Лиса.
Варяг знал. И это его не на шутку встревожило. Мало того, что Лис был одним из самых авторитетных воров в законе, членом большого сходняка, любимцем Медведя, его смерть в любом случае была потерей серьезной. Но тут выросла, точно гнойный нарыв, еще одна проблема: очередной конфликт между новыми ворами и нэпмановскими. Варяг хоть и принадлежал к новым, но продолжал свято чтить основные законы старых урок, лишь их истовый аскетизм отвергал. Пожив последние десять лет жизнью обычного фраера, он мог уже сделать свои выводы. Медведь, лидер новых воров, был абсолютно прав, сто раз прав: огульное отрицание всего, что только может дать современная цивилизация, как это до сих пор принято у нэпмановских воров, он считал пережитком страшной сталинской эпохи. Да, тогда, чтобы выжить, необходимо было вести суровую жизнь аскета-праведника, необходимо было концентрировать все силы на борьбу с левиафаном ГУЛАГа, не отвлекаясь на такие расслабляющие человека вещи, как семья, личное имущество, свое дело. Но теперь все изменилось, старый мир давно уже трещал по швам, из всех щелей повылезли бандиты-беспредельщики, и без концентрации финансовой мощи, куда относились и банковские счета, без легализации воровского бизнеса, без захвата новых сфер деятельности воровское сообщество легко могли отбросить на обочину истории наглые, не признающие никаких моральных и законодательных норм выскочки-отщепенцы.
Варяг также знал, что война на истощение с нэпмановскими ворами ни к чему не приведет. Те были до сих пор основой, белой костью воровской идеи, и уничтожение их повлекло бы за собой постепенную гибель касты законников. Надо было срочно договариваться о перемирии, а потом и прочном мире, потому что после гибели Лиса, которого, но всей видимости, замочили «нэпманы», вновь должен был вспыхнуть новый пожар войны.
Только этого не хватало как раз накануне выборов!
— Я слышал, Дядя Вася в Москве объявился? — тихо проговорил Варяг. — Ты с ним контакт поддерживаешь? Сможешь договориться о встрече?
— В любой момент, хоть завтра, — кивнул Ангел. — Дядя Вася, конечно, будет стоять на своем, как всегда, но, я думаю, мы сможем его уломать.
— Вот и отлично. Как-нибудь устрой с ним встречу. Особенно не затягивай. И убеди его созвать большой сход своих. А мы тоже там будем. Попробуй намекнуть, что общаком мы с ним делиться не станем, но и на их бабки не претендуем. Захотят войти с нами в долю — милости просим. По большая война сейчас никому не нужна. А вот договориться об общих делах можно. Найдешь, в общем, что сказать.
— Найду, найду… Ангел блаженно откинулся на мягкие подушки.
Гоша все это время сидел молча, уставившись в мокрое стекло, видно, концентрировался на предстоящем сеансе телепатии. Парфенов негромко инструктировал шофера: «направо», «налево», «теперь в этот переулок».
Вот и приехали, остановились у нависшей громады высотки.
— Юрий Петрович раньше жил в цековском доме на Ленинском, а с приходом новой власти переселился сюда. Здесь попроще, но все равно — на уровне. Да вы сейчас сами увидите.
Открыл дверь сам хозяин невысокий плотный крепыш с бульдожьей челюстью и мощной жирной грудью. Брюки поддерживались темно-синими подтяжками, широкими, словно пулеметные ленты времен гражданской войны. Стрельнул глазами по гостям, удовлетворенно отметил дорогие костюмы, вальяжные манеры и радушно пригласил пройти в гостиную.
Двигался хозяин быстро, даже порывисто и напоминал кабана, легко несущего тяжелое тело на коротких сильных ногах. Квартира оказалась огромная, комнат на пять, не меньше. Обстановка соответствовала недавнему уровню благосостояния хозяина. Даже не верилось, глядя на этого добродушного и радушного человека, что он принадлежал к высшей касте советского чиновничества. Как не верилось, что сотням людей приходилось неделями обивать порог его приемной, пока медленно продвигающаяся очередь выносила очередного просителя к двери его кабинета.
Вошли в гостиную. Стол ломился от изысканных напитков и закусок. Пузатые темные бутылки французских коньяков стояли бок о бок с хрустальными графинчиками с водочкой. Искрилась под сиянием люстры черная икра в вазочках, лоснилась осетрина в нарезку на длинном фарфоровом блюде, аппетитно лежали рядком ломтики жирненькой буженины… Контраст этого уютного теплого гнездышка с сыростью и непогодой за окном невольно настраивал на веселый лад. Гоша, во всяком случае, оживился, сразу присел за стол и приналег на еду, уплетая за двоих, но пил мало, копил интеллектуальные и иррациональные силы для большой схватки.
Наконец Парфенов намекнул, весело подмигивая, что неплохо бы перекинуться. Во второй раз приглашать к игорному столу не было нужды. Юрий Петрович и сам горел желанием сесть за карты.
Разом поднялись и перешли в другую комнату. Здесь за квадратным столом, крытым зеленым сукном, все и уселись. Французский коньяк, американские сигареты, приглушенный свет канделябров — все, как видно, соответствовало представлению хозяина о приятнейшем времяпрепровождении солидных, уважаемых людей.
Гоша предложил сыграть в покер сначала лично с ним. Так, для разогрева. Юрий Петрович согласился — азартнейший был, видимо, мужик, не соврал Парфенов…
Итак, сели. Как это нередко случается, карта поперла одному — Гаврилову. Гоше явно не везло: на всякую его «двойку» у противника выходила «тройка», а на всякий «фул-стрит» — покер. И Гоще приходилось то и дело раскошеливаться. Но расставался с «зелеными» он без особого сожаления. Варяг смотрел и дивился: Юрий Петрович, который буквально сидел на золотой горе, который — будь его воля — смог бы скупить несколько кварталов на улице Горького, — сейчас радовался, как ребенок, выигрывая по десятке — двадцатке баксов со сдачи. Радостно блестя маленькими кабаньими глазками, похрюкивая, посвистывая и продолжая сыпать немудреными шутками, он подгребал к себе мятые зеленые бумажки и был счастлив.
Гоша проиграл одну сотню, вторую, а после того как проигрыш составил четыреста двадцать долларов, огорчился и, видимо, вконец отчаявшись, откинулся в кресле, крикнул с досадой и, гладя на хозяина в упор, вдруг громко отчеканил:
— Смотри мне в глаза и слушай!
Игра вмиг прервалась. Варягу вдруг показалось, что время побежало вспять, что вновь он сидит в лагерном бараке, — а напротив толпа готовых на все ссученных зэков, и перед ними стоит Гоша, с точно такими же, как сейчас, бездонными, горящими чернотой глазами, от мощной магнетической силы которых никто не может спастись, спрятаться, убежать. Не только Гаврилов, который стал вдруг мишенью телепатической энергии, но и все остальные завороженно смотрели и слушали Гошу.
— Где находятся деньги, которые тебе поручили переправить за границу?
Хозяин, сжав кабанью челюсть так, что побелели скулы, молчал.
— Не «деньги», — прошипел вдруг Парфенов. — Не «деньги»! Надо спросить про «средства партии». Так во всех инструкциях!
— Ты знаешь, где находятся средства партии? — задал вопрос Гоша.
И тут Юрий Петрович сдался. Его глаза остекленели, взгляд был мертвый, невидящий, а голос утробный, точно замогильный:
— Знаю.
— Где?
— На военном складе в Мытищах. Воинская часть 13-345.
— Командование в курсе?
— Нет. По документации ящики проходят как стратегический груз невоенного назначения.
— Где находится остальное?
— Не знаю. Я отвечаю только за свою часть средств.
— Кто, кроме тебя, отвечает за эту часть?
— Никто. Вся ответственность лежит полностью на мне.
— Кто может вывезти эти ящики из Мытищ?
— Помимо меня, никто не может вывезти ни одного ящика. Я лично должен присутствовать при отправке груза.
Гоша сделал паузу. Чернота в его глазах словно бы запульсировала. Юрий Петрович напряженно приподнялся в кресле, подался к Гоше своим тучным и крепким кабаньим корпусом. «Точно кролик перед удавом», — подумал невольно Варяг, вспомнив, как его самого мгновенно загипнотизировал Гоша у себя в кабинете.
— Слушай меня и запоминай. Тебя будут теперь называть Козырь. Это твое настоящее имя. Где бы ты его ни услышал, должен подчиняться приказам хозяина. Я твой хозяин! Твое имя Козырь! Повтори!
— Мое имя Козырь.
— Даю установку: как только ты услышишь: «Козырь, вывози денежные средства», — немедленно выполняй мой приказ. Ты понял?