— Егор Сергеевич, можно задать вам один вопрос?
— Да хоть сколько, Владислав. Я весь в твоем распоряжении.
— Вот и я об этом, — усмехнулся Владислав невольному каламбуру. — Кто теперь будет распоряжаться?
— Понимаю… В нашем деле, как и в государственных делах, беспредельная демократия ведет к беспорядку. Особенно в России. Жесткая дисциплина и единоначалие, Владислав. Вот что необходимо. Скажу тебе, что Медведю перед смертью я обещал не столько помогать будущему смотрящему, сколько служить ему верой и правдой. Так что я в твоем полном распоряжении, Варяг.
Вот теперь все разъяснилось. Или почти все. Оставалось еще одно дело. Владислав тяжело вздохнул: этот вопрос давался ему особенно непросто.
— Скажите, Светлану и Олега увезли… тоже по вашему совету?
— Да, Владик. Это я настоял.
— Где они? С ними все в порядке?
— В полном порядке. Они далеко. В надежном месте. Под охраной. Не волнуйся. Ты теперь и сам должен понимать, что это было необходимо для дела. Ничего не должно было тебя отвлекать от главного. Эта долгая заварушка с людьми Валаччини, а потом сама судьба подарила нам этот кризис… Расстрел Белого дома в октябре… Новые выборы в возрожденную Государственную думу… А зная тебя, я понимал, что, если Светланы не будет временно рядом с тобой, это и тебе лично пойдет только на пользу. Ты должен был определиться в своих чувствах к ней. Ты меня понимаешь? Кроме того, я и Георгию обещал оберегать тебя от всего, что может помешать делу.
— Как же они могли бы помешать?
— Да очень просто. Твоя Светлана и маленький сын могли стать разменной монетой в руках твоих многочисленных врагов. Они были бы прекрасным инструментом для шантажа.
Так вот оно что! Такая мысль не приходила Владиславу в голову. Но пришла в голову Нестеренко. И он снова проникся уважением к этому старому мудрецу.
— Но теперь, когда все закончилось, я хочу, чтобы Света и Олежка были здесь, — потребовал Варяг.
Едва он это сказал, как вновь вспыхнуло в нем былое возмущение: как смели экспериментировать над ним даже с самыми лучшими побуждениями! Когда-нибудь это надо прекращать. Если бы он не был смотрящим по России, тогда, быть может, пришлось бы смириться. Но сейчас!.. До каких пор над ним будут ставить эксперименты? Он, Варяг, был смотрящим! Он был главным, что бы там ни происходило.
Он услышал ровный голос академика Нестеренко:
— Как скажешь, Владик. Через неделю они будут здесь.
— Нет, — решительно отрубил Варяг. — Я хочу, чтобы они вернулись в Москву самое большое через три дня.
— Лады, будут через три, — согласился Егор Сергеевич. И добавил — Но и у меня к тебе одна просьба. Личная. Прекращай встречаться с Викой. У нее к тебе слишком серьезные чувства. А ты… Словом, пора с этим кончать. Это уже я прошу как отец.
Варяг кивнул, соглашаясь:
— Это я обещаю, Егор Сергеевич.
Владислав ждал, что Нестеренко встанет и удалится. Что-то произошло сейчас между ними, что окончательно нарушило прежнюю субординацию — отношения бывшего ученика и учителя, покровителя и протежируемого. Теперь главным стал он, Варяг. И оба это почувствовали.
Однако академик не торопился уходить. Задумавшись о чем-то, он смотрел в окно на проползавшую по карнизу соседнего дома кошку.
— О влиятельных людях… — Егор Сергеевич откашлялся. — Хочу тебя познакомить с одним очень полезным человеком. Собственно, по его наводке Медведь тобой заинтересовался. Он тоже в курсе всех наших дел. И с нами он давно в контакте.
— И кто же это?
— Вот сейчас и узнаешь,
Нестеренко потянулся к трубке телефона и набрал номер. Сказал неожиданное для Варяга:
— Товарищ генерал! Это Нестеренко. Можете говорить? Ну и лады. Вот сейчас, как и говорил тебе, Кирилл, беседую с нашим общим знакомым. Считаю, что пора вам уже познакомиться поближе.
Владислав все больше удивлялся, хотя не подавал виду. Егоp Сергеевич протянул ему трубку.
— Алло! Владислав Геннадьевич? Мы с вами знакомы заочно… Помните тот телефонный разговор?
Варяг вспомнил сразу — на другом конце провода он услышал голос того самого незнакомого человека, который позвонил ему в квартиру сразу после исчезновения Светланы и Олежки — жесткий начальственный басок. Так вот, значит, кто все это организовал…
— Не обижайтесь, Владислав Геннадьевич, за тот разговор, да и за ту… операцию! Полагаю, вы уже в курсе всего. Дело прошлое. Но в будущем можете рассчитывать на мою помощь. Ну, удачи вам!
Варяг медленно положил трубку, взглядом требуя разъяснений у академика. Тот усмехнулся.
— Генерал-майор Кирилл Артамонов — наша тяжелая артиллерия. Большой начальник в МВД. Он всегда помогал Медведю. Как до него — его отец Володька Артамонов… Тот ведь тоже кадровый… Был большой шишкой в НКВД, потом в МГБ. И не он один. Конечно, помогали они ворам не бескорыстно, но это и понятно: жить всем надо. А Медведь платил щедро, очень щедро. Считаю, что ты приобрел чрезвычайно полезное знакомство. И мне не жаль отдавать этого генерала тебе. Все теперь в твоих руках, запомни это.
Глава 43
Подходил к концу третий день — срок, так решительно назначенный Варягом академику Нестеренко для возвращения Светланы и Олежки. Эти три дня для Владислава прошли как в аду — в терзаниях. Только теперь он вдруг ощутил, как дорога была ему Света, как он любил ее. По правде сказать, к сынишке таких сильных чувств не было — видно, еще не успел привыкнуть, мало виделись. Но теперь будет все по-другому. Теперь они будут с ним. Всегда! Верно говорят, что имеешь — не ценишь, потерявши — плачешь.
Нельзя сказать, что за все десять месяцев отсутствия Светланы и Олежки Варяг думал о них постоянно. Иногда даже ему казалось, что он гораздо менее охвачен тоской и горем, чем подобает человеку, потерявшему самых близких ему людей. Нет, оказывается, все было по-другому. Сейчас, когда до встречи оставались считанные часы, Варяг не просто горел в нетерпении, он в какой-то момент был просто испуган наплывом собственных чувств. Ему вдруг показалось, что разлука сыграла с ним злую шутку, заставив превратить обычную женщину с обычным, хотя и его собственным, ребенком в мечту. И встреча, время которой неуклонно приближалось, приведет к разочарованию. Все это было очень трудно.
День был выходной и относительно свободный. Варяг с утра, оставив машину перед зданием Моссовета, пошел бродить пешком по городу, вспоминая те места, где они со Светкой бывали вместе. Иногда брал такси, чтобы побыстрее перескочить с одного памятного места в другое. И все время напряженно искал приметы, по которым мог бы не только воссоздать минувшее, но главное, воскресить во всей полноте ее, Светланы, земной облик…
С тex пор как их отняли у него, весь мир для Варяга изменился, отшумел и наполнился болью, о которой он раньше не подозревал: болью за других, тревогами, в которых прошлая ясность личного одиночества исчезла окончательно. Он бродил по проспектам, где они гуляли вместе, по бульварам, искал то дерево, с которого ее порхающий рука как-то сорвала листок, а кроме того, старался найти все то, что она мимоходом отмечала взглядом, возгласом, что не ускользало от ее внимания: приметное здание старого особняка в переулках Арбата, безногого ветерана афганской войны в кресле-каталке у входа в метро, огромный ясень, отмеченный в знаменитой песне. И везде Светлана, вернее, ее тень, следовала рядом с ним: быстро двигались ее тонкие в лодыжках ножки — и все улыбались ему ее губы, которые он особенно остро желал сейчас целовать…
Потом, уже к вечеру, Варяг почувствовал, как тяжело устал, а когда свернул в переулок на Плющихе, где стоял ее дом, у него закружилась голова. Он зашагал быстрее. Вот и скверик. Тусклый фонарь, едва начавший раскаляться в преддверии короткой летней дочи. Они со Светкой нередко гуляли здесь, когда ей хотелось пройтись перед сном. Последний раз это было прошлым летом. Как густо тогда пахли цветущие липы… Небо в тот ясный, чудный день было прозрачно-синим, словно бы подсвеченным огнями всего огромного города, и на тротуарах дрожала резная тень листьев, очерченная светом придорожных фонарей. Вокруг ее дома было много деревьев, а возле крыльца рос древний клен. Осенью все здесь было усыпано огромными красно-желтыми листьями, которые она собирала в багряно-огненные букеты, стоявшие в вазах по всей квартире. Она зарывалась лицом в эти рдеющие листья, а потом давала ему понюхать аромат увядания, и ему казалось, что так, как пахнут эти листья, может пахнуть само счастье.
Поднимаясь на лифте, он подумал, что домработница Валя, наверное, уже спит, и решил открыть дверь своим ключом, чтобы ее не будить.
Все эти долгие месяцы Светлана и Олежка прожили в чудесном двухэтажном домике в пригороде Ларнаки на Кипре. Скорее, это была целая усадьба, если учитывать солидную территорию прилегающего участка. Они ни в чем не нуждались… кроме свободы, разумеется. В доме постоянно крутился сторож — молодой молчаливый парень Ва-со, по совместительству выполнявший функции их личного охранника. Но он был не единственный, кто приглядывал за ними. За окнами маячили темные фигуры, причем порой Светлане казалось, что они вооружены. И это было ей неприятно
Каждое утро появлялся посыльный, который приносил продукты. Он забцрал список того, что постояльцы заказывали на неделю вперед. Пищу им готовил повар, опять же руководствуясь их пожеланиями. Вообще, их тюремщики старались создать им вполне комфортную жизнь.
В доме был телевизор, видеомагнитофон, они могли смотреть любые фильмы, какие только желали. Во дворе дома был бассейн, так что там всегда можно было поплавать. В общем, клетка оказалась вполне комфортабельной. Если же они пытались выйти за пределы участка, немедленно, откуда ни возьмись, появлялись охранники и вежливо, но решительно возвращали их обратно в дом.
Так скучно и тревожно прошли эти месяцы. И вот наконец все должно было кончиться. Накануне зашел Васо и сообщил, что им необходимо собраться: на следующий день их отвезут в аэропорт. Они возвращаются домой.