– Люди не стерпят такого и поднимут бунт, – возразил Нат.
– Возможно, – согласилась Дорана. – Но к тому времени будет уже слишком поздно. Ты еще многого не знаешь… Есть вещи куда более ужасные.
– Что? – воскликнул юноша, резко поднимаясь. – Говори же, не скрывай ничего.
Женщина с серебристыми волосами удрученно нахмурилась.
– Радуга… – прошептала она. – Корабль… он устроен таким образом, чтобы выкачивать тепло метеорита – того раскаленного ядра, которое пылает в тридцати километрах под поверхностью озера, на дне длинного туннеля, возникшего при столкновении с планетой. Постепенно это тепло будет перекачиваться внутрь радуги, которая по мере этого начнет менять цвета, становясь голубой, желтой, зеленой… а соседние земли будут остывать, превращаясь в ледяную пустыню. В скором времени половина планеты превратится в сплошной кусок льда. Вот так действует мой народ. Я тебе уже рассказывала: мы странствуем по космосу, воруя тепло у маленьких миров, таких как твой – незначительных и незаметных, на исчезновение которых никто не обратит внимания. О, мы никогда не нападаем на большие планеты. Мы, знаешь ли, очень осторожные вампиры. Когда кто-нибудь обнаружит, что ваша планета погибла, это спишут на счет какой-нибудь климатической катастрофы и дальше разбираться не станут.
– Это невозможно, – пробормотал Нат. – Это бред какой-то…
– Нет, – печально покачала головой Дорана. – Таким способом мы уже истребили немало цивилизаций. Их тепло позволяет нам дожить до следующей планеты-жертвы, до следующего массового истребления. Теперь ты должен отыскать способ решить эту проблему. Но время поджимает, не забывай об этом. Мороз будет крепчать по мере того, как насосы нашего корабля будут выкачивать тепло центрального источника. Черное озеро замерзнет. Даже солнце – если оно взойдет – не согреет вас, потому что его лучи будут поглощаться прежде, чем проникнут в атмосферу. Горн, его друзья и я – мы все стражи радуги. Нас обычно отправляют на разведку, потому что мы молоды и потому что мы привлекательны внешне. Наша миссия заключается в том, чтобы охранять корабль, не допускать слишком пристального интереса к нему. Мы в отчаянном положении… Болезнь холода неуклонно наступает на нашу расу. Если ты готов рискнуть жизнью, тебе придется уничтожить сам корабль. Я подскажу тебе, как действовать.
– А почему ты не сделаешь этого сама, если ты можешь спокойно перемещаться внутри корабля, куда тебе вздумается?
– Это никак невозможно. Мы генетически запрограммированы таким образом, чтобы не мочь даже попытаться нанести кораблю хоть малейший вред. И покончить с собой я тоже не могу. Этот психологический блок внедряется нам в мозг при рождении, и ни один из нас не способен его преодолеть. Нас осталось так мало, что нужно было тем или иным образом обезопасить нашу расу, вот почему ученые решили имплантировать в нашу психику эти внутренние запреты. Точно так же я не могу убить Горна, Бальда или Марнема. То же самое верно и в обратном смысле: ни один из них не может лишить меня жизни своими собственными руками. С другой стороны, они вполне могут приказать людям уничтожить меня.
– И вы все устроены таким образом?
– Нет, не совсем. Некоторые из наших командиров пользуются властью физического уничтожения любого из нас. Таких немного, и все же они существуют. К ним относится и Балтор, наш верховный военачальник. Ему достаточно указать на меня пальцем и приказать «Умри!», и я тут же упаду замертво. Теперь ты понимаешь, почему должен стать нашим палачом? Ты один способен уничтожить корабль. Как только такая возможность представится, я приведу тебя в нужное место, но у тебя будет право лишь на одну попытку… И нет никаких гарантий, что ты сможешь спастись после этого.
Глава 14
Дорана сказала правду: в течение ближайшей недели пожары стали следовать один за другим.
«Это все из-за морозов, – говорили люди. – Печи топятся день и ночь, а дома построены кое-как; достаточно одной искорки, чтобы дерево вспыхнуло и занялось».
И каждый раз, когда начинало полыхать очередное строение, как по волшебству рядом оказывались Горн, Бальд и Марнем. Этому никто особенно не удивлялся, так как они сами вызвались быть добровольными пожарными. Каждый день они спасали чьи-то жизни: то ребенка, то старика-паралитика… Их героическая слава достигла таких масштабов, что если бы Нат рискнул сказать хоть словечко против них, его бы тут же побили камнями.
– Вот истинный пример для молодого поколения! – разглагольствовал Неб Орн. – Решительные парни, которые не боятся смотреть в лицо опасности и готовы не покладая рук трудиться ради общего блага. Тебе стоило бы равняться на них, Нат.
Что ему было на это ответить?
Анаката же ночи напролет рыдала в подушку.
– Горн даже на меня не смотрит, – хныкала она. – У него на уме только другие женщины. Это все потому, что я недостаточно привлекательна… О! Я все поняла. Должно быть, он догадался, что я не слишком умелая любовница.
И она прятала заплаканное лицо в ладони, а ее понуро опущенные плечи вздрагивали в такт горестным всхлипам.
Иногда она стонала во сне, зажав руку между бедрами, вероятно, во власти какого-нибудь эротического сновидения, где главным героем был тот же Горн. Это было одновременно и трогательно, и смешно. Нату, которого кидало от жалости к отчаянию, все время хотелось встряхнуть ее, выбить из ее головы эти идиотские фантазии, но ничего не помогало. Анаката не желала его слушать, и если он позволял себе нелестные высказывания о Горне, кидалась на него как разъяренная кошка, выпустив когти и метя ему в глаза. Она уже дважды сильно расцарапала ему щеку, чуть-чуть промахнувшись мимо цели.
– Не смей плохо говорить о Горне! – шипела она, и ее лицо жутко искажалось от злобы. – Ты и в подметки ему не годишься! Он настолько же храбр, насколько ты трус, и настолько же красив, насколько ты уродлив. Тобой движут только ревность и зависть. Лучше бы тебе совсем уйти, ты мне больше не нужен. И как любовник ты тоже никуда не годишься! Так и знай, мне никогда не было с тобой по-настоящему хорошо, я всегда только притворялась!
Нат отступил, не зная, что сказать на это. Поистине, пришельцы обложили его своими кознями со всех сторон.
Впрочем, Анаката оказалась не единственной жертвой этой эпидемии страсти. Каждый день, несмотря на крепчающие морозы, кучка горожанок неизменно топталась поблизости от здания городского совета, чтобы хоть одним глазком увидеть точеный профиль Горна (или кого-нибудь из его друзей) в окнах ратуши, которую все трое сделали своим домом. Женщины проводили там часы напролет, стуча зубами от холода, с посиневшими лицами, ради одной только надежды, что их кумир распахнет наконец окно и пригласит одну из них войти. В самом деле, Горн завел обыкновение время от времени приглашать женщин «пообедать» в его обществе. По его словам, он желал как можно глубже вникнуть в проблемы и чаяния обитателей озерного края, а для этого ему нужно было непременно встречаться с горожанками и подолгу беседовать с ними.
– А почему только с женщинами? – угрюмо проворчал Нат, когда Анаката посвятила его в подробности этих «обедов». – Мужчины тоже много чего могли бы рассказать.
– А вот и нет, – решительно возразила его собеседница, – женщины все понимают гораздо тоньше, чем мужчины, это всем известно. Они лучше разбираются в жизни. Поэтому мне кажется вполне нормальным, что Горн предпочитает обращаться за советом именно к нам.
Нат провел некоторое время неподалеку от ратуши, наблюдая за дежурившими у входа поклонницами пришельцев. Девушки, выходившие из здания после «беседы» с Горном, всегда брели, пошатываясь, бледные и трясущиеся.
Анаката же входила в число тех неудачниц, которых никогда не вызывали в ратушу и не приглашали на пресловутые «обеды». Поэтому ожидание всякий раз оканчивалось для нее разочарованием, от чего она начала грустнеть и чахнуть на глазах. Глядя, как она готова часами торчать на морозе, чтобы хотя бы издалека увидеть Горна, Нат чувствовал, как его сердце наполняется одновременно жалостью и гневом. Неб Орн, со своей стороны, находил поведение Ната достойным презрения и не скрывал своего осуждения.
– Нужно уметь проигрывать, мой мальчик, – обронил он однажды вечером. – Анаката ясно дала понять, что ты ей больше не нужен. Смирись с этим и перестань чернить мужчину, о котором она мечтает. Ты сам себя унижаешь этим. Что за жалкое поведение! У тебя был шанс, но ты не смог его удержать. Анаката – чудесная девушка и достойна лучшего, чем ты.
Дожидаясь случая показать себя с лучшей стороны, Нат тем временем пристально наблюдал за действиями своих врагов. Например, он заметил, что, прогуливаясь по городу, Горн, Бальд и Марнем никогда не упускали случая подолгу пожимать руки прохожим.
«Они используют дружеское рукопожатие для того, чтобы красть у людей тепло, – размышлял Нат. – Каждое такое прикосновение позволяет им высасывать еще несколько калорий. Вот мерзавцы!»
Бесконечно множа подобные мелкие уловки, Горн и его приятели позволяли себе таким образом отсрочить новый поджог. Надо было видеть, как они целуют в щечку женщин, гладят по головке детей, похлопывают по плечу мужчин. В дело шли любые средства. И каждый раз жертва уходила в ледяном ознобе, так и не поняв, что же произошло. Нат видел, как после встречи с «серыми» люди тут же зябко поднимали воротники и плотнее заматывали шарфы. Никто не понимал, что их телесное тепло только что перетекло в холодную кровь Горна.
«Он обескровливает их, – думал Нат. – Опустошает, как вампир… Но его укусы не оставляют следов. Именно поэтому он в тысячу раз опаснее обычного кровососа. Его никак нельзя уличить в преступлении».
Однако внимательный взгляд юноши научился улавливать разоблачающие признаки в состоянии девушек, побывавших в постели Горна. Они бледнели и на глазах теряли краски. Естественные сочные оттенки их белокурых, рыжих или черных волос тускнели, красные, как вишни, губы становились блеклыми, едва розоватыми, и даже глаза как будто выцветали.