‒ Отпусти меня! Мне больше нечего тебе сказать! Зед, забери меня!
Он придет. Странно, что позвала именно его. Может, в нем видела спасение от Саймана? Может, верила, что на её зов, после стольких обещаний, он обязательно придет? Будто верила во все его слова. Он мог услышать её из таверны?
Но кто угодно… Слишком мало прошло времени, и образ целующегося Саймана до сих пор перед глазами. И при всем при этом, упрекают в несуществующей измене именно её. Лишь за прошлое…
‒ «Перестать быть фейри…» Зачем? ‒ Сайман не желал ее отпускать, пока во всем не разберётся. Ее слова только сильнее путали.
Но таверна была и правда близко, чтобы на крики высунулись люди. Кроме Зеда, в окно выглянула и Мира. И если первый спрыгнул прямиком со второго этажа, чтобы мгновенно оказаться рядом с Марой, то второй пришлось бежать по лестнице.
‒ Убери от нее руки, ‒ с угрозой произнес Зед, ‒ или я отправлю тебя к твоему лекарю с парой новых дырок.
Сайман не боялся его, но видя, как собирался народ, руку Мары все же отпустил. Она отошла к Зеду, пряча лицо, и они вдвоем пошли к таверне. Такое окончание разговора не устраивало Саймана, и он собирался последовать за ними, чтобы продолжить расспросы без лишних глаз.
‒ Мара, я не понимаю. ‒ Он сделал шаг за ней, но его остановил удар в грудь.
‒ Отдай Уру, это рецепт, ‒ указала Мира глазами на листок, который ткнула ему. Хоть Сазгаус и говорил не вмешиваться, она не могла остаться в стороне, видя Мару в таком состоянии. Она ведь была такая счастливая, несмотря на изнеможение, когда с пузырьком отправилась к нему. Не требовалось быть провидицей, чтобы понять, что произошло что-то нехорошее между ними. И если Мара хотела оказаться одна, без Саймана, пусть так и будет. А завтра во всем разберутся.
Ему ничего не оставалось, кроме как остаться на улице и озадаченно смотреть, как девушки в обществе сторожевого пса по имени Зед скрылись в таверне.
***
‒ Так вы в отношениях?
Таким вопросом встретила его Уру. А что еще она могла подумать? Если бы Сайман не побежал за Марой, можно было бы сказать, что он и сам был не в курсе её чувств. Но он ведь побежал объясняться, успокаивать её.
Но Сайман не ответил. Он смотрел куда-то в никуда, держа в руках какую-то бумажку, которая Уру не волновало. Она была расстроена, очень! Чувствовала себя какой-то использованной. Даже не так. Просто мечты маленькой девочки разбили, да еще и растоптали. Никогда бы не подумала, что Сайман мог быть таким мужчиной, но оказывается, жрецы тоже не безгрешны.
А еще эта Мара… Боги, что с ней стало? Врачебный взгляд Уру ясно дал ей понять, что с фейри было что-то не то. И дело не в рогах, а в её физическом состоянии. На лицо видно было истощение! Не её последняя стадия, кончено, но все же!
‒ Что это? ‒ спросила расстроенная Уру, когда Сайман протянул ей злосчастный листок. ‒ Рецепт? Чего?
Наверху была надпись, и когда, после слова «Рецепт» она дочитала «от красного дыхания», нащупала позади себя стул и села, не в силах стоять на ногах. Боги, неужели оракулу из группы Саймана удалось связаться с тем самым великими лекарем? Но…
‒ Великая Индра!.. ‒ вздохнула Уру, понимая, куда делись рога Мары.
‒ Идиот… ‒ отругал сам себя Сайман.
Что мешало им просто поговорить? Теперь он потерял Мару. И Уру. И он не знал, как вернуть хоть одну из них, да и надо ли. Им обеим явно будет лучше без него. Подойдя к дивану, он взял склянку с зельем и решил, что завтра же отправит его к родителям в Иль, а сам лучше где-нибудь помрёт сразу после того, как освободится от сделки.
‒ Именно об этом я и хотел тебе рассказать, ‒ тихо подал голос Сай, не оборачиваясь к Уру. Не мог смотреть ей в глаза после того, как обидел. ‒ Ты мне нравишься. Очень! Мара и я… Я видел, как она заигрывала с пастухом, и решил, что она взялась за старое. Но она сделала это ради меня, а я даже не подозревал, что она обо всем узнала. Щедрая Мигу, какой же я идиот.
Сев на диван, Сайман повесил голову и спрятал лицо за волосами. Хотелось сбежать, как обычно. Его сердце рвалось к Маре, догнать ее, обнять и расцеловать, молить о прощении. Пусть бьёт его, зовёт Зеда на помощь, может, так будет даже лучше, если он его убьет. Он это заслужил. Все что угодно, лишь бы Мара больше никогда не грустила.
‒ Мне снился сон, ‒ рассказал Сай, желая быть честным хотя бы сейчас. Хотя бы с Уру, ‒ ещё до встречи с тобой. Я был женат на прекрасной женщине с волосами цвета золотой ржи и самыми красивыми на свете голубыми глазами. У нас была маленькая принцесса по имени Люси. Я умирал, но был счастлив. Рассказывать Маре не собирался, думал, что никогда со мной такого не произойдет, а потом открыл глаза и увидел тебя, Уру, ‒ женщину из моего сна. И я запутался в тех чувствах, что испытывал к тебе в той жизни, которой у меня никогда не было, и в своем недоверии к Маре. Точнее даже в неуверенности в себе.
«Ну разве такая, как Мара, могла полюбить его?» ‒ наверное, так он и думал все это время. Мара могла заполучить любого мужчину, богаче и состоятельнее, красивее и умнее. Сайман был сыном простого фермера, непутевым жрецом, неудачником и трусом. Он хотел ее любви, но заполучив, стал бояться, что рано или поздно она уйдет к кому-то получше. Ну, сегодня он доказал, что она действительно достойна кого-то получше иметь рядом с собой.
‒ Я жалок, ‒ закончил он, надавив пальцами на глаза, чтобы предательская влага в них так и осталась на месте. Не хватало пасть ещё ниже.
‒ Сон — просто сон, Сайман, ‒ с грустью прошептала Уру, поднимаясь с дивана и от него к стене, чтобы встать так, чттбы даже боковым зрением не видеть Саймана. Она не была на него зла или что-то плохое испытывала к нему. Просто ей было больно смотреть на него и видеть осколки своей сказки. ‒ Ты, как и я, поверил в сказку. Только вот, в отличие от меня, у тебя было счастье, которое ты не хотел или боялся увидеть, считая, что в сказке все будет намного лучше.
Уру повернула голову в сторону от Саймана, и лучше бы не делала этого, так как глаза наткнулись на кувшин на кухне с его тюльпанами. Грустно вздохнув, Уру поняла, что у них ничего не выйдет. Она не разлучница и никогда ей не будет! Сердце Саймана занято, а она этого даже не видела. Была ли обманута? Да нет, скорее, хотела быть обманутой и повелась у себя же на поводу.
‒ Прости, Сайман, ‒ прошептала она, отвернувшись от кухни. ‒ Тебе нужно во всем разобраться. Мне уже не нужно так тщательно следить за твоей рукой.
Это был призрачный намек ‒ вместе им тут больше не жить. Уру не жалко, но это для их общей пользы.
‒ Тебе не за что извиняться, это я должен просить у тебя прощения, ‒ ответил Сайман. Он и сам думал, что ему лучше уйти. Только куда? В таверну он тоже не мог вернуться. ‒ Завтра соберу вещи. Расскажи, что мне нужно будет делать с рукой, пока не заживёт, и я больше тебя не потревожу.
Прекрасная сказка, которая даже не успела начаться, закончилась. Стоило догадаться, что не получилось в первый раз, не выйдет и в другой. Чувствовал он себя паршиво. Если Грот хотела уничтожить его жизнь, чтобы он всё-таки пришел служить, у нее получилось. Хотя нет, в этот раз Сайман сам постарался.
Проводив Уру грустным взглядом до дверей ее комнаты, Сай так и остался неподвижно сидеть на месте. Перед глазами продолжал стоять образ Мары, которая отворачивалась от него, не желая больше видеть. Причинив ей такую боль, он просто не мог спокойно лечь и уснуть. И у него впереди была вся ночь, чтобы проклинать себя. Потому что идей, как все исправить, у него не было. Ведь ему теперь вряд ли поверят.
23. Два не всегда лучше одного
‒ Наш святоша? ‒ ахнул Сазгаус. ‒ Наш-то?
И пусть всем казалось, что он опять даже в такой момент умудряется шутить, да только совсем нет. Сейчас это было скорее в оскорбительной форме. Он не улыбался, а в глазах было неприкрытое удивление. Он сначала просто не мог поверить в это. Но Мира лишь кивала на его вопросы.
‒ И где она сейчас?
Хотя ясное дело, где. В комнате Зеда, откуда сначала доносился плач, потом Мира бегала туда-сюда, а после «волшебного» настоя доброго трактирщика Мара, скорее всего, уснула крепким сном.
‒ Вот говнюк-то, ‒ фыркнул Сазгаус. ‒ Я был о нем лучшего мнения. Мара ‒ хорошая девка, хоть и со своими тараканами. Усмирил свой спермотоксикоз, повысилась уверенность и пошел дальше?.. Прости, Мира, но я других слов не нахожу.
Сазгаус не любил трусов. Не любил он и мужчин-трусов. А недомужчин-трусов он просто ненавидел. А поступок Саймана был, мягко сказать, не мужским.
‒ Поверь, у меня слов получше тоже нет, ‒ кивнула Мира, соглашаясь с мнением Саза. ‒ Мара для него столько старалась, рога свои отпилила. Ты видел, в каком она состоянии? Надо было врезать ему посильнее, когда рецепт отдавала. Надеюсь, он прочитал и мучается, поняв, какой он козел.
Сердце Миры разрывалось, когда она видела подругу в таком состоянии. С Сайманом они хорошо ладили, но даже она после такого поступка была, мягко говоря, зла. Никто не ожидал, что он способен на такое. Жрецы же должны быть совсем другими! И пусть только попробует сюда явиться завтра ‒ никто Зеда сдерживать не будет.
‒ А эта недолекарша… Казалась милой девушкой, а на деле той ещё змеёй оказалась! Не поверю, что не знала про Мару, ‒ возмущалась Мира, расхаживая по комнате из стороны в сторону. ‒ Не зря же она его отпускать не хотела, прикрываясь тем, что за раной ещё следить надо. Раз он смог пристроить свой член, куда не надо, то и в путь спокойно отправился бы.
Будь Мира на месте Марвало, она бы прибила Саймана. Хотя даже лучше отняла бы зелье, и пусть он умирал долго и мучительно. Но Мира не любила Саймана так, как Мара, а будь на его месте Саз… Даже думать о таком не хотелось. От него, конечно, можно было ожидать чего угодно, но Сазгаус никогда не стал бы врать и скрывать что-то от нее.
‒ Как всегда ‒ в чистом омуте русалки топятся.
Сазгаус нервно постукивал пальцами по столу и смотрел на дверь их с Мирой комнаты. Он все гадал, что дальше будет. За разбитое сердце из группы не выгоняют, но так хочется. Да и если в Саймане есть хоть капля гордости, он и сам откажется идти вместе с Марвало, чтобы своим видом не ранить сильнее.