«Опять он! — подумал Нечай, подводя Тояна к царевичу. — Частенько стал попадать на дороге. Интересно узнать, каким ветром его сюда надуло? Цареву дьяку при государе быть должно, а не при Федоре Борисовиче. Никак за мной доглядывает? Ну смотри, смотри!»
Обменявшись приветствием с царевичем, Нечай и Тоян отступили назад, к подготовленной для них лавке. Алешка Шапилов и Андрюшка Иванов присоединились к писцам царевича, чей стол поставлен на четвертой ступени. А на третьей остались два немолодых приметных человека. Один в коротком кожаном камзоле — сразу видно, чужестранец. Другой — русиянин с самым что ни на есть грубым простолюдным лицом. Однако же его длинные рассыпчатые волосы скреплены тройной жемчужной ниткой, которую разве что при дворе и увидишь.
«Рисователи карт, — наметанным взглядом определил Нечай. — Эти свое дело с закрытыми глазами исполнят. Умельцы!»
Еще Нечай отметил, что в такой же примерно ступенчатой палате сиживает о делах с думными боярами сам государь. Он им указывает, какие дела и по какому раскладу решать, а они его указы приговаривают. Вот и царевич по примеру отца решил устроить себе ныне малую думу. А чтобы народу побольше было, стряпчих повсюду насадил, постельничих, стремянных и прочих подручников. Одни расселись по-боярски, другие стоят, как дьяки, глаза важно пучат. И смешно, и приятно сие видеть. Учится наследник царем быть. Вот ведь и у Нечая нет опыта в думских посиделках, а надо и ему лицом в грязь не ударить.
— Приступай, дьяк! — разрешил царевич. — С чего учнем?
Нечай сделал знак, и тотчас снялись со своей лавки подьячие Алешка Шапилов и Андрюшка Иванов. С низким поклоном развернули они перед царевичем чертеж реки Томы и Ушай-речки, тот самый, что прислал с отпискою четыре года назад Василей Тырков, но перемалеванный набело для государевых очей.
— Ну-ка, ну-ка… — усаживаясь поудобнее, по-мальчишески переменил ноги царевич. — Посмотрим, что за место, — он с любопытством склонился над листом. — А где же будет река Обь, про которую ты мне вчера говорил?
Нечай сделал новый знак, и Алешка Шапилов приставил к левой стороне еще один чертеж. На нем, будто ветвь, брошенная на бумагу вниз вершиной, топорщилась могучая Обь. Белогорье, о котором вопросил давеча царевич, было означено особо. Под ним — Сургутская крепость, еще ниже, в устье Кети, Нарымский острог, а на самой Кети — Кетский.
— Стало быть, Тома у Оби задняя[47] река?
— Точно так, государь-наследник. Задняя.
— На сем чертеже она повернута в одну с Обью сторону. А как на самом деле?
— Тако ж, государь. До Белогорской волости Обь уклоняется в сторону Москвы, а уж после поворачивает напрямки к Студеному морю. Все прочие задние притоки — хоть бы та же Кеть, к примеру, — идут к ней строго по солнцу. Одна Тома сопутствует…
— Вот видишь, дьяк, — обрадовался царевич, — Я сразу заметил… Не всякая река к Москве уклоняется. Не всякая ей сопутствует, — и спохватился: — А где у тебя Китайское озеро, из коего Обь вытекает?
— Какое озеро? — непонимающе глянул на него Нечай.
— А такое, — царевич нарисовал в воздухе подобие большой круглой бутыли. — Аки у иноземных хорографщиков[48] в ученых книгах начертано.
— Прости, государь, врать не буду. Книги, о которых ты говоришь, мне не ведомы. Китайское озеро тем паче.
— Ну так заведи грамотея. Он тебе все изочтет и растолкует.
«Толково советует, — почтительно подумал Нечай. — Надо бы завести. И впрямь государь! Весь в батюшку».
А вслух сказал:
— Тако-то оно так, да не при чем к Оби Китайское озеро. Оно поди не из книг вытекает.
— Дерзко речешь, дьяк. Не почину, — тень набежала на светлое лицо царевича. — Грех над умственной буквой усмешничать.
— Не по букве говорю, но делу, — заупрямился Нечай.
— А вот мы сей час и проверим, — царевич нетерпеливо махнул рукой. — Петер Петрей де Эрлезунда, подойди!
Торопливо снялся со своей скамьи чужестранец в кожаном камзоле. Отвесив царевичу изысканный поклон, танцующим шагом взошел он к тронному месту и вновь раскланялся.
— Сей муж, — торжествующе объяснил Нечаю царевич, — есть ученый дворянин из королевского города шведов Упсала. Он нас и рассудит… А ну, Петреиш, изглаголь борзо, откуда берется река Обь?
— Sit vena verbo…[49] — высокопарно начал Петрей, но царевич нетерпеливо перебил его:
— Оставь ты свою латынь Бога ради. Ответствуй прямо: откуда?
— Из Китайского озера.
— Чем докажешь?
— «Записью о московских делах» барона австрийского двора Сигизмунда Герберштейна, — весьма бегло заговорил ученый швед. Сразу видно, пообтерся при дворе, выучился складно изъясняться по-русийски. — Сия дебелая книга, — продолжал он, — знаема на весь европейский мир, тиснута в многождых странах по разным языкам. В ней есть ландкарта Сибирской Татарии. В ландкарте той есть Китайское озеро. Китайское озеро дает Обь. Обь столь широка, что одним днем ее едва переедешь. От Китайского озера приходят черные люди, приносят жемчуг и всякие другие товары. Их покупают народы, обитаемые в крепостях Серпонова и Грустины…
— И где же эти крепости стоят? — заинтересовался царевич. — Покажи на плане, явленном дьяком нашим Нечаем Федоровым. Можешь?
— Могу! — Петрей обозрел чертежные листы, потом уверенно ткнул пальцем в низовья Оби. — Тут за царством Тюмень под Лукоморскими горами и будет Серпоновы. А Грустины надо искать на плавежной реке Ташма. Она от Серпонова до Китайского озера где-то тут, — белая рука Петрея с длинными ногтями повисла в нерешительности над листом с Томой и Ушай-реками.
В дворцовой палате воцарилась удивленная тишина.
— Како ты сказал называется плавежная река в Грустинах? — переспросил царевич.
— Ташма.
— А вдруг это и есть Тома? А Грустины — суть эуштины? А?
— В том я не сведом, ваше высочество, — пожал плечами ученый швед. — Все может статься. Однако ж сие наблюдение интересно есть.
— Ну что ты теперь скажешь, дьяк? — торжествующе перекинулся на Нечая царевич. — Будешь и дальше упорствовать?
— Да ведь как не упорствовать, государь? — взволновался тот, — Ходили мои людишки по Обь, наскрозь ходили. По их росписи сливается она из двух рек поменьше — Быи и Кыи[50]. Быя вытекает из малого горного озера, а Кыя сама из себя. О Китайском никто из них и слыхом не слыхивал. А вот большое озеро Дзайсанг[51] встречали. Но в нем родится обской Иртыш, а вовсе не Обь… Широка она, приелико широка, но переплавиться через нее и за час можно. Я уж не беру Серпонову и Грустины. От небылиц к делу ничего не прибавится.
— Но ведь сказано было: записная книга посланца австрийского двора знаема на весь европейский мир! А в ней ландкарта с Китайским озером.
— И не токмо в ней, — почтительно дополнил ученый швед. — У Фра-Муаро, у Вида, у Меркатора…
— Кому же верить?
— А вот ему, — Нечай глазами указал на Тояна. — Он-то ужо из первых рук положит.
— Твоя правда, дьяк, — снова повеселел царевич. — Как это мы про сибирца забыли? Вопроси его поскорей про Китайское озеро.
Нечай моргнул Тевке Аблину, и тот перетолмачил вопрос Тояну.
Тоян покачал головой:
— Умар[52] — великая река. Зачем ей Китайское озеро? Китайская страна далеко, из Эушты ее не видно.
— А сколь велика Тома?
— От горы Карлыган до Умара десять дней плыть.
— Что за горы такие? Чем особенны?
— Там владения Ия[53] Тоом. У нее много подземных ручьев. На каждом камень лежит. Сняла Ия Тоом запор с самого большого, и родилась бегущая Тоом. Пол пути она течет в камне, пол пути в земле. Эушта считает ее своей матерью.
— Что есть Эушта? Откуда пошла?
— Так звали первого человека, который подружился с духом тайги Таг Ээзи. Он взял в жены его дочь. От них пошли дети — эушталар.
— И много у вас духов?
— Сильно много, — подтвердил Тоян и принялся считать: — Ой иясе — хозяин жилища…
— По-нашему домовой, — кивнул царевич.
— Су иясе — хозяин воды…
— По-нашему водяной, — снова кивнул царевич.
— Ек — вредоносные духи…
— По-нашему черти! — царевичу понравилось самому перетолковывать уже перетолмаченное Тевкой Аблиным.
— Куй — хранитель души…
— По-нашему ангел!
— Улят — олицетворение болезни…
Царевич задумался, не находя замены.
— Ене — божество огня…
И снова промолчал царевич.
— Оряк — привидение…
— По-нашему тако ж привидение, — облегченно вздохнул царевич и вдруг выговорил ученому шведу: — Ты чего это губы кривишь, Петрей? Я все вижу!
— Ошибаетесь, ваше высочество, — округлил и без того совиные глаза Петрей, но губы его продолжали насмешливо змеиться. — Совсем заслушался.
— Ну тогда поди сядь на лавку, пока я с Тояном перемолвлюсь.
Ученый швед с охотой вернулся на свое место, а царевич вновь занялся расспросами:
— А скажи, князь, откуда взялся на Томе первый человек?
— О-о-о! — одобрительно глянул на него Тоян. — Хорошо спрашиваешь. Слушай тогда. В давние времена, когда леса еще не было, а камни были мягкими, образовалась ямка с головой, руками и ногами, как у нас. Пришла большая вода и занесла ямку глиной. Потом пришло большое солнце и наполнило глину теплом жизни. Так Он и получился. А уж потом появился Сарт, который все знает и может. Он дал имя горам, рекам, духам, Эуште, другим людям, зверям и птицам. Вот как все было.
«Оба еще из сказок не выросли, хоть и в разных летах, — терпеливо слушал их Нечай. — Пора поворачивать к нашим делам, а то завязнем».
— Ответь и мне, князь, — вставился он к слову. — Из каких родов состоит ныне эушта?