Дальше шла какая-то бессвязная белиберда. По всей видимости, Ульяну ломало. То ли от наркотиков, то ли из-за разлуки с дядей Витей. На одной странице Вера нашла описание жуткого паука, который постоянно врывался в наркотические сны матери, но иногда мерещился ей и наяву. Самой последней записью была та самая, которую Вера уже когда-то прочла:
«Лежу в кровати, бьет дрожь. Уколоться нечем… И незачем – мне уже ничто не помогает…
Веру отправила в лагерь. Не могу ее видеть. Никого не могу, кроме НЕГО, но ОН не идет…
Я не нужна ему! Его любовь иссякла. А моя? Она как Вселенная! И что мне делать с ней? Такая огромная любовь для одного человека слишком тяжкая ноша.
Да простит меня дочь, но я хочу умереть и умру!»
В тетради было еще несколько листов, но они остались чистыми.
Все. Мамы не стало…
Горе навалилось на Веру с новой силой. Она почти забыла за прошедшие годы о боли и страшной обиде, что испытала в первые месяцы после маминой кончины. «Почему? За что ты со мной так? – надрывалась она в немом крике. – Ты же сама говорила, что у нас никого в целом мире нет, кроме друг друга… И что же выходит? Ты бросила меня, и теперь я одна?»
Вера сползла на кафельный пол, уперлась головой в закрытую дверь и заскулила, как брошенный щенок.
Она не знала, сколько так просидела. Наверное, долго, раз тетка забеспокоилась и начала стучать в дверь. Но Вера не реагировала. Девушка настолько глубоко погрузилась в свои переживания, что удары кулака по дереву казались ей стуком собственного сердца. Перепуганной тетке ничего не оставалось делать, как призвать на помощь соседа, чтобы тот взломал дверь. Когда створка отворилась, Вера вывалилась за порог, но не поднялась на ноги, а осталась лежать. Ее поднял с пола сосед. Взял на руки, перенес на кровать. Тетка дала ей выпить какой-то вонючей водицы, уложила поудобнее, укрыла одеялом. Вера закрыла глаза, сделав вид, что спит, но когда они вышли из ее комнаты, тут же разлепила веки и, посмотрев в темноту, прошептала: «Ненавижу!» И сразу после этого, но уже про себя: «Я найду его и уничтожу… Как он маму!»
Последующие годы Вера только и делала, что ждала. Ждала того часа, когда сможет наконец осуществить план мести. Она придумывала их, один изощреннее другого, и боялась лишь одного – что с тем, кому она собиралась мстить, что-нибудь случится. Вдруг он погибнет под колесами машины или сгорит от рака до того, как Вера явит ему свою ненависть? А произойдет это еще не скоро, ей нужно время. И не потому, что месть – блюдо, которое, как известно, подают холодным, просто Вере необходимо твердо встать на ноги, прежде чем взяться за претворение любого из своих планов. Ведь ни в один из ее планов не входит его убивать или калечить, она же не психопатка. Нет, Вера сделает умнее – доведет его до самоубийства. А вот каким образом, покажут обстоятельства…
Когда Вера получила на руки два красных диплома, она почувствовала себя готовой к мести. Поэтому из всех предложенных вариантов трудоустройства выбрала не самый, по всеобщему мнению, «лакомый». Такая блестящая студентка, как Вера Чайка, могла найти более престижное место, к тому же не в захолустном городке, а в столице области. Ее многие уговаривали передумать: и друзья, и ректор института, и директора крупных предприятий, предлагавшие ей высокие заработки и перспективы карьерного роста. Но Вера была непреклонна. Она хотела работать только в Первом коммерческом банке Виктора Сергеевича Радугина.
С его сыном Стасом Вера встречи не планировала. Она даже не надеялась застать его в родном городе. Думала, тот остался в областном центре, где, скорее всего, учился, если в столицу не переехал – ведь Стасу уже в подростковом возрасте было тесно и скучно в их городке, больше похожем на большую деревню. Поэтому, столкнувшись с ним в гостях у Шуры, Вера сначала растерялась. Но взяв себя в руки, она поняла: их встреча – для нее подарок. Стас может стать для Веры проходным билетом в близкое окружение Виктора Сергеевича. Таким образом, она возьмет его в плотное кольцо и не пропустит удобного для удара момента.
Стас заехал ровно в восемь. Подкатил на своем мотоцикле к подъезду и посигналил. Вера вышла.
– Еще раз здравствуй, – поприветствовал ее он, после чего протянул шлем. – Надевай и забирайся.
Вера нахлобучила шлем на голову и уселась позади Стаса на сиденье.
– Может, скажешь, куда мы? – громко спросила она – голос пришлось повысить, чтобы перекричать рычание мотора.
– Увидишь, – ответил Стас и газанул.
Вера, ойкнув, уцепилась за него и больше вопросов не задавала.
Ехали они довольно долго. Пересекли весь город, затем выехали на федеральную трассу и понеслись по ней со скоростью свыше ста километров в час. На одном из ответвлений дороги свернули и через пять минут въехали в живописную деревушку. Домики в ней все были как на подбор: маленькие, деревянные, с резными наличниками. На окраине имелось озеро, а возле него стояла ладная изба с красивым чердачным балкончиком.
– Приехали, – сообщил Стас, подкатив к дому и заглушив мотор.
– Что это за домик? Кто в нем живет?
– Сейчас никто. Это мое наследство. Бабушка оставила.
– Но она же вроде в городе живет…
– Мамина мама – да. А отцовская – деревенская. Она в молодости в город уехала на заработки, там и оставалась, пока на пенсию не вышла. А после того как ее на заслуженный отдых проводили, попросилась назад в деревню. Отец ей этот дом и купил. Я в детстве частенько сюда к бабушке в гости ездил, а вот она к нам ни разу…
– Почему?
– По-моему, отец ее стыдился. Мама-то моя белая кость. Родители – профессора, дед офицер, бабка вообще княжна. А мой отец – голодранец. Его предки читать-писать могли с трудом. Бабушка самой образованной из всех была – пять классов окончила. Она до двадцати пяти лет в колхозе работала, а потом, когда в город переехала, на фабрике – крутильщицей. Отца она, как тогда говорили, нагуляла – забеременела от женатого мастера цеха. Так что и тут гордиться нечем. Кроме того, и разговаривала она малограмотно, сильно окая, и одевалась просто, а в старости ходила в неизменных платочках и чесанках. Отец, естественно, любил ее и помогал всю жизнь, но держал на расстоянии. А бабушка не обижалась. Она все понимала.
– Нельзя стыдиться своих родителей, – покачала головой Вера.
– Нельзя, – согласился Стас. – На свете есть много вещей, которые мы понимаем, но не всегда поступаем так, как должно…
– Но это не твой случай, правда?
– Что касается отношения к родителям, да. Своими я горжусь. Отца очень уважаю, а маму безгранично люблю.
– Да, мама у тебя замечательная.
– У тебя тоже была замечательная мама. Я хорошо ее помню… Такая нежная, мягкая… – Стас замолчал. Но после того как открыл покосившуюся калитку и впустил Веру во двор, заговорил вновь: – Я все спросить у тебя хотел… Еще в детстве, но стеснялся…
– Про моего отца?
– Да.
– Тогда бы я тебе не ответила.
– Мама ничего тебе о нем не рассказывала?
– Ничего конкретного. Называла только его имя, Николай, и род занятий – военный. Да еще фотографию показывала. Она и сейчас при мне… – Вера достала из сумки бумажник, открыла его и продемонстрировала Стасу выцветшую фотографию, на которой был запечатлен приятный блондин в военной форме. – Не знаю даже, жив ли мой отец сейчас. Но скорее всего, да, хоть мама и говорила, что он погиб, когда она была беременной. Теперь я точно знаю – мама обманывала меня.
– Откуда знаешь?
– Тетя Катя рассказала кое-какие подробности личной жизни мамы. Но ей самой было мало что известно. Только то, что Николай служил в нашем военном городке. Мама тогда работала в больнице при нем, попала по распределению после медицинского училища. Они познакомились, стали встречаться, мама забеременела… – Вера вздохнула. – Вот и все.
– Почему Николай на ней не женился?
– Я задала тете Кате тот же вопрос, но она ушла от ответа. Возможно, не знала его, а скорее не захотела ворошить прошлого. Думаю, он уже был женат. И не собирался разводиться.
– Да, вероятно. А потом его перевели в другой городок, и твои родители потеряли друг друга из виду.
– Кстати, мои дед с бабкой заставляли маму сделать аборт. Они считали позорным иметь незаконнорожденного ребенка. Но Мама-Уля не послушалась, рассорилась с семьей и больше не виделась со своими родственниками. Только с сестрой один раз – на похоронах родителей. Они погибли в автокатастрофе.
Так, беседуя, Стас и Вера прошли путь от калитки к дому. А там, засунув под крыльцо руку, Стас достал связку ключей, поднялся по ступенькам и отпер дверь.
– Вперед тебя не пропускаю, – сказал он, заходя первым. – Тут темно, еще споткнешься… Обожди, я свет включу.
Через несколько секунд сени осветились, и Вера смогла войти в дом.
– Надо же, сыростью не пахнет, – заметила она, втянув носом воздух. – Обычно в необитаемых домах влажно…
– Я каждую неделю приезжаю, протапливаю.
Стас ввел Веру в кухню с настоящей русской печкой. Из мебели здесь были только деревянный стол, накрытый льняной скатертью, лавка да сервант.
– Я все более-менее ценные вещи отсюда вывез, – сказал Стас. – Чтобы воры не залезли. А так посмотрят в окно, увидят, что украсть нечего, авось уберутся. – Он подошел к печи, присел возле нее на корточки. – Сейчас затоплю, и пойдем с тобой к озеру гулять. За ним березняк, где удивительно легко дышится. Жаль, что на дворе осень, там весной соловьи поют…
Стас ловко закидал дрова в топку и стал разводить огонь.
Вера прошла к лавке и уселась на нее.
– Мы поесть ничего не взяли, – сказала она, – а мне на свежем воздухе всегда кушать хочется.
– Еду найдем, – заверил ее Стас. – У меня в подполе кое-что припрятано.
– Соленья-варенья?
– Нет. Ветчина баночная, паштет, тушенка. Имеется даже настойка клюквенная, еще от бабушки осталась. Сама она не пила совсем, но самогон гнала такого качества, что даже отец, тоже не любитель спиртного, когда в гости приезжал, выпивал целый стакан.