– Какой я тебе Виктор Сергеевич? – с укором посмотрел он. – Я твой отец, Вера. Понимаю, «папой» называть ты меня пока не сможешь, но давай хотя бы Виктором и на «ты»…
– На «ты» так на «ты»… – тряхнула она головой. И яростно выкрикнула: – Иди ты, Виктор, в задницу!
– Может, хватит ершиться? А, дочка?
Слово «дочка» так резануло ее слух, что Вера, лишь бы больше его не слышать, сделала то, на что еще никогда не решалась. Она ударила человека по лицу. С силой и вспыхнувшей ненавистью! Хотела ладонью, а получилось кулаком: пальцы как-то сами сжались. Когда кулак врезался Радугину в скулу, Виктор Сергеевич потерял равновесие и стал заваливаться назад. Вера не ожидала, что удар получился настолько мощным. Она подалась вперед, чтобы помочь Радугину удержаться на ногах, но тот все же упал, ударившись затылком о батарею.
– Простите, – прошептала Вера. – Я не хотела, простите…
Радугин, кряхтя, поднялся. Увидев, что с ним все в порядке, Вера развернулась и быстро пошла к двери.
– Подожди, не убегай! – прокричал он ей вслед. – Да что за детство, Вера? Постой, поговорим! Ты взрослая женщина, и твой юношеский максимализм неуместен…
Но Вера не остановилась. Даже не замедлила шаг. Выскочила в коридор и, едва не сбив с ног какого-то человека, бросилась в туалет, чтобы умыться.
Глава 11Наши дни
Стас всматривался в Верино лицо с такой напряженностью, что у нее покалывало кожу на щеках.
– Виктор Сергеевич и мой отец тоже, – выпалила она. А затем с силой провела пальцами по лицу.
– Не понял, – пробормотал Стас, тряхнув головой. Хотя на самом деле все понял. Только не поверил.
– Мы с тобой брат и сестра.
Брови Стаса взметнулись чуть ли не к кромке волос, и он рассмеялся.
– Что за идиотизм? – И зачастил: – Твой отец был военным, познакомился с Ульяной, когда служил, а она работала в санчасти медсестрой. Потом она забеременела, а его отправили в другой город! Я помню ту историю, и…
– Все это было враньем.
– Чьим?
– Всеобщим. Мне врали все кому не лень. Даже фото отца липовое подсунули. На самом деле мама родила меня от Виктора Сергеевича, и это значит… – Вера взяла Стаса за руки и без всякой сексуальной подоплеки нежно сжала его пальцы. – Ты мой брат, Стас!
Сказать, что он был шокирован, значит соврать. Стас просто не мог осмыслить услышанное. Его мозг отторгал полученную информацию. Вера его сестра? Да как такое возможно? Сестра это та, к кому испытываешь всего лишь приязнь, кого хочешь поддерживать и о ком можно забыть, когда у тебя выше крыши своих проблем. Шура похожа на его сестру. А вот Вера… Ее Стас всегда воспринимал как женщину, дарованную ему судьбой, но потерянную по его собственной глупости и незрелости…
– Я тоже была в шоке, когда узнала, – доверительно сообщила ему Вера.
– А теперь? – только и смог выговорить Стас.
– Да и теперь не до конца смирилась с этим фактом. Я ведь всегда воспринимала тебя как мужчину, дарованного мне судьбой, но потерянного по глупости и незрелости. Как ни крути, а поведи я себя иначе в тот день, когда мы собирались регистрироваться, ситуация могла бы измениться. Если б я так быстро не оскорбилась и не ушла, а настояла на серьезном разговоре, мы бы все выяснили и наперекор «врагам» поженились… – Она встряхнула его за плечи. – Подумай, какой беды мы избежали! Я стараюсь думать именно об этом! Правильно говорил твой… нет, наш отец: брату с сестрой нельзя жениться. Во избежание больного потомства. Так что…
– Мы могли детей не заводить.
– Какая семья без детей?
– Тогда взять ребенка из детского дома, – упрямо возражал Стас. – Отец должен был рассказать мне правду… перед нашей свадьбой. Тогда у меня был бы выбор… Возможно, узнав, что ты моя сестра, я отказался бы от идеи жениться на тебе, но не факт…
– Что ты такое говоришь?
– Когда я жил в Челябинске, куда я уезжал на три года, со мной один мужчина работал. Михаилом его звали. Хороший мужик, серьезный. Лет сорока пяти или около того. Он был, как и я, приезжим. Только москвичом. Все удивлялись, почему он из столицы сорвался. Да еще с женой молодой. Машенькой. Девушке было чуть больше двадцати. Миленькая, умненькая, просто прелесть. А уж как Мишу любила! Да и он в ней души не чаял. В общем, идеальная пара. Даже чем-то внешне были похожи. Каково же было всеобщее удивление, когда выяснилось, что Миша жену на аборт отправил. Позже акушерка из медсанчасти проболталась. Многие осудили его тогда, здороваться перестали. А я продолжал с ним дружить. И вот как-то напились мы с ним, и он все мне рассказал… Оказалось, Миша был отцом своей гражданской жены. Не отчимом – отцом.
– Они полюбили друг друга, не зная об этом?
– Да нет, все знали. Миша ее не воспитывал, но регулярно навещал. Маша росла на его глазах, но это не помешало ему полюбить ее как женщину.
– Отвратительно!
– Не знаю, Вера, не знаю… Если б он ее совратил, возможно, я бы согласился с тобой. Но Миша сдерживал свои чувства, хотя видел, что дочь тоже питает к нему далеко не родственные чувства. Мучились они три года, пока девушке двадцать не исполнилось. Они тогда вдвоем на юг поехали, ну и… Сама понимаешь, романтизм южных ночей, крымское вино, каждодневная близость полуобнаженных тел… Не сдержались они. Наутро Миша сказал дочери: обо всем забудем, как будто ничего не было. Но Маша не хотела забывать. Она умоляла отца представить, что они – муж с женой, хотя бы здесь, на юге. Но он был тверд. Тогда Маша вскрыла себе вены. А в предсмертной записке написала, что видит своим супругом только его, а коль он не согласен стать им, то жить ей незачем. Девушку, к счастью, спасли. А когда ее выписали из больницы, отец с дочерью собрали вещи и документы и уехали из Москвы, чтобы на новом месте начать новую жизнь.
– Но почему они не предохранялись?
– Предохранялись. Маша таблетки пила. Но ведь случаются сбои… И вот когда Маша забеременела, несмотря на контрацепцию, она решила, что это знак свыше – детей же бог дает, вот он и дал им малыша, – о своей беременности она Мише не сказала, боялась, что он заставит ее прервать. Но Михаил все же узнал, заметил через какое-то время и отправил ее на аборт.
– А что было потом?
– Миша прошел через стерилизацию, и они продолжали жить вместе.
– Так же счастливо, как и до аборта?
– Да.
– Не верю. И в долговечность их союза тоже не верю. Противоестественно это, заниматься любовью с отцом… Да и с братом тоже.
– Древние египтяне и инки, насколько я помню, женились на своих сестрах. Чтоб сохранить чистоту крови…
– А древние греки больных младенцев в пропасть скидывали, – перебила его Вера. – Но мы-то так не делаем! Я согласна с тобой в одном, Стас: мы были бы избавлены от той любви-ненависти, которую питали друг к другу. Согласись, именно это чувство мешало нам устроить свою жизнь. Отец должен был рассказать нам правду еще тогда.
Стас продолжал молчать. Он походил на каменное изваяние.
– Что, Стас? – спросила Вера только для того, чтобы хоть как-то его растормошить. – Не молчи, пожалуйста…
– Я – твой брат… ты – моя сестра… – без эмоций проговорил он. – Я должен быть счастлив? Ведь я всю жизнь мечтал… иметь сестру или брата. И вот свершилось! Только нерадостно мне почему-то…
– Мы научимся любить друг друга по-родственному.
– Думаешь?
– Надеюсь. – И, заметив, как прыгает на кастрюле крышка, воскликнула: – У тебя суп убегает!
Стас развернулся, подошел к плите и выключил газ.
– Мне что-то расхотелось есть… – сказал он. – А ты будешь?
– Нет, пожалуй, не буду.
– Ты могла бы сказать мне раньше, – заявил Стас. Голос его уже не был безжизненным, в нем появились интонации, но Вере они очень не понравились. – Почему ты так долго откладывала? Играла со мной? Ждала подходящего момента? Когда я брошусь к тебе, как свихнувшийся от играющих гормонов подросток?
– Я вообще не хотела ничего тебе говорить.
– Почему?
– Разве тебе стало легче, когда вскрылась правда?
– Сейчас, возможно, мне и хреново, но впоследствии я возьму себя в руки и… Черт возьми, Вера, ты моя сестра! Наверное, это здорово. Лучше будь сестрой, чем той, о ком я запрещаю себе вспоминать… – Он опустился на корточки, как будто обессилев, а потом и вовсе на пол уселся. – К тому же каждый человек имеет право знать правду. Я бы это даже в Конституции записал! А тех, кто ее скрывает, сажал в тюрьму.
– Тогда я бы уже давно сидела, – невесело улыбнулась Вера. – Вместе с Шурой.
– А в ее-то шкафу какие скелеты спрятаны?
– Карина – твоя дочь.
– Что еще за «Санта-Барбара»? Ты – моя сестра. Карина – моя дочь. Не слишком ли много родственников у меня обнаружилось?
– Если не веришь, можешь сделать анализ ДНК. Но знай, что его уже делал твой отец, и результат положительный.
Стас беспомощно выдохнул. Вера, видя, как он деморализован, решила переключить его сознание, подвигнуть его на конструктивное действие.
– Не пора ли нам собираться в ресторан? Времени уже без четверти десять, скоро в «Огненный дракон» придет Петр.
– Да, едем… – кивнул Стас. – Там и поедим, а то мне пока ничего в глотку не полезет… – И совсем обыденно улыбнулся: – Персонажем мыльной оперы мне еще бывать не приходилось.
– Да и мне как-то в новинку.
– Ты хотя бы до сих пор остаешься бездетной… – И, настороженно глянув, спросил: – Или меня ждут еще какие-то открытия?
– Я больше никаких тайн не храню.
– Это радует… – покивал Стас и зашагал к выходу.
Вера последовала за ним. Ей хотелось сказать брату (черт возьми, брату!) что-нибудь ободряющее, но на ум ничего подходящего не приходило. Почему-то вспоминались события вчерашнего дня, в частности – разговор с Виктором Сергеевичем, причем в подробностях, и Вере становилось не по себе. Знай она, что через несколько минут его не станет, вела бы себя по-другому. Нет, тонуть в его объятиях и называть «папочкой» Вера точно не стала бы, но и полыхать взглядом, посылать в задницу, по лицу бить тоже И убегать, когда человек едва поднялся после ее удара, тоже не стала бы.