свой хозяин. Дрова на костер брали не с земли? – Тишина. – Вас спрашиваю!
Стоило немного повысить голос, и сборы пошли активнее. Взрослые вроде бы, а ведут себя как школьники, боящиеся, что их вот-вот вызовут к доске. Может, человек и вправду никогда не взрослеет, а просто стареет?
– Нарубили из подлеска, они… посуше были, – сглотнул Дмитрий, испуганно глядя на Влада.
– То есть вы навредили лесу, порубив молодняк, а потом еще и костер разожгли, который, в общем-то, был вам без надобности. Сейчас в магазинах уголь продается, – подвел черту Влад. – В процессе намусорили упаковками, крышками и прочим пластиком. Далее осквернили еще и плотски, и я сейчас не только о сексе, но и о банальном опустошении организма. Все вместе переполнило чашу терпения этого далеко не простого места, старше нас всех с тремя коленами вместе взятых, и оно среагировало.
– Но вы же… Вы сможете нам помочь? Вернуть Сережу? – не прекращала всхлипывать Светлана.
– Чем скорее вы отсюда уйдете, тем быстрее мы с Агатой приступим к… переговорам.
Сомневаюсь, что они будут вербальными. Скрестив руки на груди, я смотрела, как Максим Николаевич руководит «отходом», по-военному четко указывая, кому что брать, кто в какой машине сядет, и напоминая, чтобы все проверили карманы на наличие еды. Двое парней потащили мангал, женщины с хныкающими и уставшими детьми пошли следом за ними, мужчины похватали сумки со всем несъедобным, но ценным, и вместе с полицейскими замкнули все это гудящее и шепчущее шествие, переполненное страхом, волнением и недоверием.
– Вы точно справитесь? – задержался Максим Николаевич, с трудом вытолкав отсюда Светлану с Дмитрием, порывавшихся помочь хоть чем-нибудь. Можно подумать, от их присутствия что-то кардинально изменилось бы.
– Я сделаю все, что в моих силах, – не стал конкретизировать Яблонев. – Уходите и ждите. Не давайте никому вернуться в лес. Это может все усложнить.
Кивнув, мужчина покинул поляну, и вскоре его очертания растворились в окутавшем лес сумраке.
– Что нужно делать?
– Тащи сюда всю еду и питье, что они оставили. – Влад снова присел возле своего рюкзака.
– С чем мы столкнулись? – Я прекрасно поняла, что остальным, непосвященным, Яблонев рассказал лишь часть правды, не выдавая того, что им знать не полагалось.
– Если совсем просто, то с лесным сторожем, духом, который здесь с самого начала. В фольклоре таких называют лешими.
– Леший? Серьезно? – поперхнулась я, ставя рядом с ним таз с остатками мяса, рыбы и прочими бутербродами и закусками. – А водяной с русалками тоже существуют?
– Народные сказки любых народов строилась на реальных событиях, со временем обрастая разными придумками. У каждого древнего места с памятью есть свой страж, тот, чья смерть первой коснулась его. Водяные и русалки – это утопленники, наказанные вечным служением и обязанностью охранять природу за осквернение ее храмов своей смертью.
Рассказывая, Влад расстелил на земле черную ткань, установил в центре блюдце со все еще горевшими свечами и положил перед собой зеркало, которое все это время таскал в кармане куртки.
– А храм – это…
– …любое место, где сочетаются несколько стихий, подальше от людей. В данном случае земля, воздух и вода.
– Я кое-что увидела через пламя, – поставив полупустые бутылки с водой, соком и алкоголем возле таза, я присела рядом с ними. – Тут везде какие-то переплетения, напоминающие паутину.
– Это энергопотоки, помогающие лесному сторожу передвигаться по лесу и служащие чем-то вроде сигнализации, сообщающей о посторонних. Софья видела, как он схватил мальчика за плечо, испугалась и убедила себя, что ей все показалось. Самое главное, она слышала, как сначала их кто-то звал, будто издалека, – Влад со смыслом посмотрел на меня. – У тебя никогда такого не было? Идешь по лесу, а тебя будто кто-то зовет, голос знакомый, но кто именно, вспомнить не можешь?
– Нет, но я слышала такие истории, – нахмурилась я.
– Запомни раз и навсегда: оборачиваться нельзя. Сережа обернулся первым, и вот результат.
– Как в мифе про Орфея у греков?
– Да. Принцип тот же.
– А как он выглядит?
– Агата, – тяжело вздохнул Влад, поднимая голову. – Давай сначала найдем и заставим отдать ребенка, а потом уже я отвечу на очередную сотню твоих вопросов.
– Прости, – виновато пробормотала я.
– Ничего страшного, включи инстинкты на максимум. Он уже понял, кто мы, и может напасть первым. Мне нужно заговорить зеркало и подготовить лесу подношение, которое он примет. – Влад кивнул на принесенные мною остатки еды. – Пока я этим занимаюсь, смотри в оба, ориентируясь на свою природу.
Отвернувшись, ведьмак поджег еще один пучок, на этот раз каких-то смутно знакомых трав, заставляющих подумать о кружке горячего чая холодным зимним вечером, и бросил его прямо на еду.
Встав за спиной практикующего, подальше от дыма, я сделала, как он велел, сливаясь с догом. Мы тренировали это переключение последние недели, чтобы не полагаться на сильные эмоции, рефлекторно вытягивающие мою сущность на поверхность, как тогда, в гостях у Варвары. Вдохнув носом, я закрыла глаза, и где-то на бесконечной дороге внутри меня дог остановилась и вскинула голову, настороженно завертевшись по кругу, выискивая возможную угрозу, окунаясь в сотни запахов и звуков.
Сырость, снег, еда, кора, дым, Влад, воск, копоть и зола, кто-то пролил апельсиновый сок, жженый пластик… еще десяток ароматов принес ветер. Скрип ветвей, нашептывания ведьмака, где-то капает вода на лед, вдалеке, за спиной, гул голосов, впереди птицы с дерева на дерево… Постепенно все это складывалось в карту со своими маяками. Карту, в которой я ориентировалась в прямом смысле не глядя.
Поэтому, когда слева послышался хруст, которого не должно было быть, а секундой позже ноздрей коснулся тот самый холод с примесью «сырых грибов», остановивший меня прежде, я сорвалась туда под рычание дога. Застыв между двух осин, я увидела… что-то, и оно нам категорически не нравилось. Без очертаний, лица, какой-либо структуры, или же я не была способна ее разглядеть, воспринимая «это» как бесформенное пятно сгустившегося холодного воздуха, воняющего сырой землей и прелой листвой. Страж леса (не могла я окрестить его лешим, прочно ассоциирующимся у меня с энтом из «Властелина колец») замер, колеблясь на одном месте, изучая меня.
От такого пристального, давящего внимания хотелось убраться подальше… той части меня, что все еще цеплялась за крохи обыденного: сериалы по вечерам, пары в универе и честные разговоры с мамой на саркастичной основе. То есть очень малой части. Девяносто девять процентов Агаты Вольской приняли истинное положение дел, завязанное на паранормальных вещах. Поэтому, вместо того чтобы зажмуриться и твердить: «Этого не существует», я расправила плечи, думая: «Попробуй подойди».
Понятия не имею, что сделаю, но ведь никто не думает, как именно будет жить через минуту. Защищать Влада для меня то же самое, что есть, дышать и спать. Жизненно необходимо. Неважно, летит ему в лицо нож или надвигается неизвестная мне сила, я одинаково решительно встану у угрозы на пути. Фамильяры не могут иначе, как подсказывали интуиция и опыт предков.
Страж запульсировал чаще, похоже, реагируя на интонации ведьмака, что-то тихо наговаривающего зеркалу на незнакомом языке. Слова пролетали мимо ушей, ускользали без единой возможности их запомнить, значит, знать их мне не положено. Неуловимо оно стало ближе, и губа сама собой поползла вверх. Я хотела сказать «не подходи», но изо рта вылетел только рык, сработавший лучшим предупреждением. Страж отступил, заклубившись на одном месте, и я приготовилась к столкновению, каким бы оно ни было, понимая, что он набирает мощи.
На плечо легла рука, Влад потянул меня назад и выставил перед нами зеркало. Не знаю, чем он его нафаршировал, но стража это точно впечатлило. Дух отпрянул, обвился вокруг осины, и ее ветви затряслись, словно попали в ураган. У меня перехватило дыхание от волны силы Яблонева, опустившейся между нами и лешим, как топор, отсекающий все лишнее. Какой-то скромный процент моего сознания еще тратил время на удивление и шок от происходящего, правда, проходило это почти незаметно.
– Верни, что не твоих корней, – громко потребовал ведьмак. – Что сготовлено, пробовано и испито на твоей земле, ее не покинет. Ребенок ей не принадлежит.
Тишина упала занавесом, в один миг. Ветви застыли, дух больше не показывался, я его даже не чувствовала, но Влад склонил голову набок, будто что-то слушал. Энергия темного вилась вокруг нас, сливаясь с моей, но, в отличие от тренировок, где он позволял мне ощутить лишь часть, что-то вроде легкого нежного касания, сейчас гудели даже кости. Где-то там, в истинном, ворон и дог застыли на участке между дорогой и лесом, всматриваясь в одно и то же, приготовившись использовать когти, клыки и клюв. Походило на то незабываемое для каждого бегуна состояние перед командой «марш!», когда «на старт» и «внимание» уже прозвучали.
– К сердцу, – скомандовал Яблонев, и я рванула следом за ним, в темноту, по вязкой, истоптанной в прежнем поиске почве.
Не нужно было слов. Редкий момент, когда все было ясно без дополнительных вопросов. Дух принял подношение Яблонева, вот только мальчика мы должны были забрать сами. Если сможем найти.
Собачье нутро проступило наружу, как в схватке с Мирковой, карта запахов и звуков вышла на первый план, и ночное зрение лишь повторно фиксировало окружающее. Мы пробирались через бурьян, туда, куда никто не додумался заходить, в самое, как и сказал Влад, сердце леса. Наверняка там какое-то особое сосредоточие энергии, как, например, чердак Яблонева в его доме.
Почти сразу я перегнала ведьмака, и возникшая за моей спиной стая лишь подстегивала прибавить скорость и доверять нюху, ведь он никогда нас не подводит, а лес многим из нас был и оставался родным домом. Лучше всех это чувствовали древнейшие и дикие нашего племени, волк и первые, неодомашненные собаки, велящие слышать лесную сеть, а не всматриваться в нее. Все, что касалось видения, – дело практикующего. Наша задача – слышать и чуять то, что может ему пригодиться или поможет защитить.