– Ладно. – Я снова сбежала на кухню, чувствуя, что меня буквально вытесняют из собственной квартиры, а время поджимает. Предполагалось, что к восьми я уже буду подъезжать к Владу… Что такого могло случиться, чтобы маму выдернули в воскресенье, да еще и так надолго?
Разогрев себе отбивную с картошкой, я заварила чай и села за столешницу. Живот буквально сводило от голода. Набросившись на мясо, растворяясь во вкусовых ощущениях, я позволила себе позабыть обо всех тревогах. Однако дог думала иначе. Третий кусок встал поперек горла, когда мое обостренное, подхлестнутое близостью еды обоняние сработало на триста процентов из ста, улавливая все запахи квартиры.
Сквозь родные ароматы и одеколон гостя настойчиво пробивалось уже знакомое, встреченное ранее сочетание. Кожа и горчица. Я чуяла его прежде, в ночь полнолуния, подходя с Владом и Кельтом к воротам парка. Неизвестный мужчина долгое время стоял на пятачке, откуда виделся дом моего ведьмака, по словам практикующего, не испытывая никаких сильных эмоций.
Вскочив со стула, я на лету поймала вилку, прежде чем она ударилась об пол, судорожно думая, что делать. Мужчина, наблюдающий за домом моего практикующего, оказывается поклонником матери. Шансы на совпадение или случайность уходят в минус.
Как он познакомился с мамой? Помог достать банку горошка с верхней полки в магазине! Что за тупой подкат? Я не чувствовала, что человек, отделяемый от меня стеной – практикующий. Да и будь это правдой, мамин браслет предупредил бы ее, вон как она взвилась, коснувшись им Влада.
Вместе с холодком, пробирающимся от затылка к пояснице вдоль позвоночника, мне вспомнились слова Яблонева и Захаровой сегодня. Две «И». Игнат, мало ли, какая у него фамилия. Русский. Светлые волосы и глаза, высокий. Три из трех.
Предупреждающий рык стаи велел действовать. Если точнее, то убираться поскорее. Предлог… Судорожно заозиравшись, я вытащила из мусорного ведра пакет, ловко завязала его концы и, подхватив телефон, вышла в прихожую. Главное, выбраться из подъезда, а уже потом, отбежав на приличное расстояние, вызывать такси, звонить матери, чтобы не возвращалась домой сегодня, и что-то решать…
– Ты куда? – вышел в прихожую Игнат, когда я уже натягивала куртку.
– Мусор выбросить. – Я постаралась сказать это обыденно, но прозвучало все равно слишком нервно. – Не хочу, чтобы мама была недовольна еще и этим.
Мужчина тяжело вздохнул:
– Думаю, одна ты никуда не пойдешь. – Он медленно достал из заднего кармана джинсов мои ключи и потряс ими в воздухе.
– Вас не учили, что шарить по чужим карманам – это плохо? – агрессивно спросила я. – Отдайте.
– Брось, Агата. Или вернее скомандовать: «фу»? – поинтересовался он, все еще безмятежно улыбаясь.
Волосы на затылке встали дыбом. Никакой ошибки. Он точно знал, кто я. Маски были сброшены, понимание щелкнуло выключателем, наши взгляды столкнулись, когда мы оба осознали, что выхода, кроме как прорываться с боем, у меня нет.
Рванув вперед в попытке выхватить ключи, я на долю секунды провалилась в ментальное, где, скалясь и щерясь, дог бежала в окружении стаи. Моя реакция была куда быстрее, чем Игнат думал или ожидал, пальцы обхватили метал, отвоевывая его из чужих рук, но времени и пространства катастрофически не хватало. Мысль о том, что стоило прихватить из ванной или туалета какое-либо средство с распылителем, пришла слишком поздно.
Игнат схватил меня за шкирку, как несмышленого щенка, и я вскрикнула, выставив руки, когда он попытался столкнуть мою голову со стеной. Со всей силы вдарив локтем назад, я попала ему в живот, извернулась и вдарила еще раз, ногой по колену. Ключ в замке, всего два поворота до возможности отрыва, запахи и звуки оглушают, все так четко, резко, но по-прежнему медленнее, чем нужно.
Телефон заиграл «Князь тишины» как никогда вовремя и не вовремя одновременно. Отвлекшись на эфемерную близость Яблонева, я снова вскрикнула, когда Игнат, схватив за волосы до слез, оттянул назад и вдарил мною прямо в железо двери так, что в глазах потемнело, а рот наполнился кровью. Издав какой-то странный звук, я подалась назад и умудрилась впиться зубами ему в руку сквозь свитер, прокусывая кожу и стискивая челюсти до тех пор, пока удар по голове не заставил их разжаться и я не провалилась куда-то в туман и темноту.
Глава 29
Первым, что достигло темноты, в которой я плыла, были запахи. Сначала я различила общие, самые очевидные. Кожа, находившаяся буквально под носом, ночь, дувшая в лицо весенним, особенным, уже совершенно майским ветром, и сочетание чего-то сырого, затхлого и пыльного.
Медленно выбираясь из затягивающей пустоты на грани сна и яви, смутно что-то понимая и не понимая одновременно, я подумала, что так, наверное, чувствуют себя люди, отходящие от общего наркоза. Только вряд ли у них при этом во рту вкус крови и ощущение тряски, словно едешь в машине, где через каждый метр лежачий полицейский.
Впрочем, причина тряски стала ясна сразу же, как я снова начала ощущать собственное тело вместе с болью, ноющей в спине и лопатках, пощипывающей и обжигающей лицо и катающейся на карусели в голове. Меня несли на руках, и не вперед, а вверх по лестнице.
Осознав этот факт, я открыла дверь для памяти, влетевшей в голову разъяренной толпой мыслей, будто бесконечная очередь покупателей, берущих штурмом супермаркет в черную пятницу. Меня не просто несли неизвестно куда, а украли. Прямо из квартиры, мамин псевдопоклонник, оказавшийся напарником урода, нападающего на практикующих нашего круга.
Судорожный вздох и моментальное напряжение выдали с потрохами, Игнат остановился.
– С пробуждением, Спящая красавица, не притворяйся, что все еще в отключке.
Мне ничего не оставалось, кроме как открыть глаза и признать, что я пришла в себя. Где бы мы ни были – это точно разрушенное здание. В свете мощного фонаря в руке мужчины я видела над собой треснутый бетон, ржавые, торчащие из плит лестничной площадки штыри и чувствовала особую атмосферу заброшенности. Очевидно, у их тандема какой-то пунктик на этот счет.
– Опускайся, дальше пойдешь сама, и даже не думай попытаться сбежать, – Игнат резко поставил меня на ноги.
Даже если бы я знала, в какую сторону бежать, у меня бы не получилось. Драка на лестнице без перил, с превосходящим по силе и весу противником и при ужасном самочувствии – самоубийство. Бессилие и страх опустились стальным прессом, когда, внезапно, я четко осознала, что выхода нет. Это больше не было чем-то далеким, выдуманным, каким-то приключением из фильма или книг, чем-то «понарошку». Меня могли убить.
Я могу не попасть завтра на пары. Никогда не увидеть и не поговорить с мамой, и последнее, что между нами останется, так и не разрешенный скандал. Не посмеяться с Ругаловой и не сходить вместе в кино, не пройтись по парку знакомой дорогой, к дому Влада… Влад. О боги.
– Что вам нужно? – хлюпнула я, сглотнув дурацкую кровавую мокроту. Не то чтобы я не догадывалась, но жертвоприношение кошки и реальная угроза жизни другому человеку… Хотя для сумасшедших, наверное, разницы нет.
– Поднимайся вверх, никуда не сворачивай, – все с той же полуулыбкой приказал Игнат.
Лестница казалась бесконечной. Идя на трясущихся ногах, я временами хваталась за перила на тех участках, где они еще были. На каждом из шести пролетов, что мы преодолели, встречались распахнутые темные пасти проемов, рваная бумага, осколки кирпичей и бетона. Некоторые ступени отсутствовали, и, как только под ногами попадалась такая дыра, я старалась перешагнуть ее, не глядя вниз, в бесконечную темноту. Видя большое количество переходов и отступающих от лестничных площадок коридоров, я отмела мысль о заброшенной высотке. Ничто не напоминало планировки квартир, больше походило на больницу, но мне не было известно ни об одном закрытом медицинском центре в Туле, находящемся в таком состоянии.
Конечно, я могла проваляться без сознания достаточное количество времени, чтобы Игнат вывез меня за пределы города, но интуиция подсказывала, что мы все еще в нем и даже не на окраине. Поднимаясь выше, чувствуя напряженное внимание похитителя, колющее куда-то между лопаток, я задействовала слух, сосредоточившись на нем.
Где-то совсем неподалеку, слева, ездили машины, значит, там дорога. Музыка. Приглушенная стенами и расстоянием, но все же достаточно громкая, если получалось уловить ритм. Вряд ли поблизости филармония, а вот клуб или ресторан вполне приемлемый вариант.
– Побыстрее, – указал Игнат. – Думать о жизни будешь после.
Я благоразумно промолчала, придержав на языке напрашивающийся вопрос касательно этого «после». По крайней мере, он не умел читать мыслей. Я молча продолжила подъем, игнорируя бой барабанов в голове. Постоянное движение не давало сконцентрироваться на доге или стае, наверняка сумевшей бы мне что-нибудь подсказать. Типичные уроки самообороны сейчас также были не к месту. Если попробую толкнуть своего конвоира и побежать, риск упасть, удариться или покатиться вниз, считая ступени всеми конечностями, слишком велик, не говоря уже о возможности сломать шею.
Подъем закончился спустя еще три пролета полным тупиком. Я так думала, пока в круг света не попала хлипкая, местами проржавевшая железная лесенка, тянущаяся к люку на крыше.
– Лезь наверх, люк просто толкни, – выдал следующую инструкцию Игнат.
С опаской взявшись за тонкую жердь, я осторожно встала на первую ступень и медленно полезла вверх, сосредоточившись только на подъеме. Люк оказался ожидаемо тяжелым, но поддался с первого толчка, громко ударившись о бетон крыши. На свежем воздухе, в свете луны, походившей на огромную головку сыра, стало значительно легче. Звуки города и ветер захватили обоняние и слух, прищурившись на свет уличных фонарей, я выпрямилась в полный рост, оглядываясь.
Несколько вещей прояснилось сразу. Во-первых, я поняла, где нахожусь. Заброшенный хлебозавод неподалеку от зареченского моста. С моей позиции отлично виделось ночное освещение шлема музея оружия, вывеска ресторана, откуда и доносилась ритмичная музыка, и, конечно же, сам мост с редко проезжающими машинами. Во-вторых, стало очевидно, почему Игнат так легко пропустил меня вперед, не боясь, что я закрою люк и не дам ему выйти на крышу следом. Мы были не одни: в десяти шагах от меня, рядом с небольшим костерком, разведенным в походном мангале, стоял еще один мужчина. Практикующий.