Голос унес ветер, т-с-с.
– По коням! Король ждет!
Я оставляла голоса и шла навстречу тем, что ждали меня в Дозоре Тора. Сколькие из них могут принадлежать мертвецам?
Глава двадцать перваяДжейс
Юрга, Эридин и Хелдер нависли надо мной, наблюдая, как Каемус проводит линию по моему лбу.
– Еще немного вон там, – сказала Юрга, указывая на мой висок.
Все наблюдали, чтобы Каемус точно следовал эскизу, который я сделал. Дизайн кбааки был особенным, и многие люди в этих краях его не знали. Но важно, чтобы рисунок Каемуса казался правдоподобным.
– Я все еще думаю, что тебе рано идти, – ворчал он, нанося на мое лицо краску.
– Я могу ходить. Могу ездить верхом. Пора, – ответил я. И если бы добрался до места, меня ждало одно оружие и сумка с боеприпасами. Это помогло бы привлечь внимание Пакстона. А если бы у меня оказалось одно оружие, то смог бы достать больше.
– Поверни голову, – приказал Каемус.
Поскольку я, вероятно, самый узнаваемый человек в Хеллсмаусе, необходимо было кардинально изменить мою внешность. Тяжелый меховой плащ, сапоги и шляпа вполне справились бы с этой задачей. Толстый шарф, закрывающий нижнюю часть лица, помог бы, но если его снять, я все равно должен выглядеть как кто-то другой. Узоры кбааки поражали воображение. Трудно разглядеть черты лица, глядя на завитки, обводящие глаза.
– Все так, – одобрительно кивнул Хелдер, сравнивая работу Каемуса с моим наброском. Его жена, Эридин, согласилась.
– А теперь серьга, – сказал я. Каемус вздрогнул.
– Ты уверен? – спросила Эридин.
Мне предстояло пересечь холмы, которые наверняка кишат солдатами так называемой армии. Кбааки носили украшения в левой брови как защиту от враждебных духов. У Юрги была крошечная серьга, которая вполне подходила. Еще одна деталь, чтобы убедить всех, кого я встречу, и отвлечь внимание, чтобы на меня не смотрели слишком пристально.
– Я сделаю это, – вызвалась Юрга, забирая иглу у Каемуса. Она не предупредила меня. Просто ущипнула за бровь и воткнула острие. В моей груди гудело, когда она продевала серьгу через бровь. Я уже понял, что за кротостью Юрги скрывается металл, а теперь знал, что в ней нет ни унции брезгливости.
Эридин вытерла кровь.
– Вот и все, – сказала она. – Сомневаюсь, что даже мать узнает тебя теперь. Только не забывай прикрывать грудь.
В такой холод я навряд ли бы ходил без рубашки, но она права. Татуировка на моей груди была знаком Белленджера. Эридин также посоветовала не мыть лицо, иначе краска быстрее потускнеет. Если повезет, рисунок продержится две недели. Надеюсь, так долго это мне не понадобится.
Юрга взяла маленькое зеркальце. Половину моего лица заливали черно-синие чернила, другую половину рассекали завитки, начинаясь от глаза. Я едва узнавал себя.
Я решил еще поупражняться в акценте кбааки.
– Уходите с моих путей, вы, низменные. Дайте мне простор для дыхания.
Эридин и Хелдер захихикали.
– Должно сработать, – согласился Каемус.
Я уже собирался опробовать другую реплику, когда дверь сарая распахнулась. Керри захлопнул ее за собой и согнулся, задыхаясь.
– Всадники! – прохрипел он. – Быстрее!
Возможно, я и успел частично замаскироваться, но охотник из Кбааки в венданском поселении мог вызвать подозрения, не говоря уже о гербе Белленджеров на моей открытой груди. Я вскочил со скамьи, а Хелдер поспешил отодвинуть доску, закрывающую ход в погреб. Не успел я дойти до нее, как дверь распахнулась, ударившись о стену. Я повернулся и уставился на вооруженных людей. Они выглядели потрясенными, увидев меня, как и я их.
– Ты лживый дьявол! Что, черт возьми, ты натворил? Где она?
Рен налетела на меня, прижав к стене, ее тцэзе обвил мою шею.
– Я сказала тебе, чтобы ты присматривал за ней, или я приду за тобой!
– Дай ему возможность высказаться, Рен! – предложила Синове, взглянув на меня, ее голубые глаза пылали. – Говори, змей, и постарайся быть убедительным!
– Не знаю, где она, – сказал я. – На нас напали. Я иду за ней, так что либо убей меня, либо убирайся с моего пути.
К этому времени все уже говорили, пытаясь успокоить Рен и Синове. Они наткнулись в лесу на развалины, где спрятались Мийе и Тайгон. Увидели кровь на седле Мийе и решили, что это кровь Кази.
– Они попали в засаду, девочка! Убери оружие! – приказал Каемус.
Глаза Рен блестели, она внимательно смотрела на меня. Ее рука дрожала от напряжения. Наконец она опустила тцэзе и отвернулась.
Синове разрыдалась.
– Я знаю, где она. Она закована в цепи в камере. – А затем, прерывая рыдания, она рассказала нам о своем сне.
Держитесь друг за друга, только это спасет вас.
Из всех людей вы теперь одни. Вы – семья.
Я смотрю на нашу дружную семью.
Никто не желает быть здесь, в том числе и я.
Мы все разные. Мы спорим. Машем кулаками.
Но также обнимаем друг друга.
Мы растем вместе, сильные, как круг деревьев в долине.
Глава двадцать втораяКази
Дозор Тора не был моим домом. Еще нет. Не по-настоящему. Раньше я была здесь лишь незваной гостьей, самозванкой, ищущей, как завоевать доверие. Я видела лишь крепость, переполненную секретами, и рассматривала каждую комнату как потенциальное укрытие. Но даже тогда, хотя старалась игнорировать это, видела красоту этого места, то, что крепость являлась живым свидетельством самоотверженности, сделавшей Белленджеров теми, кем они были. Я сравнивала ее с идеально ограненной драгоценностью и в самые безрассудные моменты задумывалась, каково это – быть частью всего этого. Я садилась на стул в пустой столовой, когда знала, что никто не смотрит, представляя, что это мое место, место рядом с Джейсом.
Когда прокрадывалась по коридорам, проводя руками по стенам, то чувствовала века, отразившиеся в каждом каменном блоке, и задавалась вопросом, какое поколение семьи вырезало их и устанавливало на место. Я созерцала историю, которая была с таким трудом создана и записана в книгах Джейса. На стенах хранилища видела нацарапанные отчаянные послания первых членов семьи, детей, которых связали вместе тяжелые времена, но которые справились и, несмотря ни на что, выжили. Я чувствовала родство с ними.
Это были дом и история, которую Джейс любил и поклялся оберегать. Поэтому моя боль от увиденного была еще сильнее. Вид упавших шпилей в ярком свете дня заставил меня стиснуть зубы. Зияющая дыра, которая…
«Есть комната на третьем этаже. Из нее открывается вид на горизонт, и она находится в стороне от остальных. Думаю, она должна быть нашей. Решай сама».
Комната, которая должна была стать нашей. Теперь ее нет.
Я отогнала эту мысль, боясь, что под ее весом сломаюсь, как кусок дерева. Я похоронила ее вместе с другими вещами, которые никогда не станут нашими.
Сквозь главный дом прошел зубчатый разлом. Но шпили по обе его стороны остались нетронутыми. За парадными воротами Дозор Тора преобразился. Беседка, в которой раньше цвели цветы, стояла пустой из-за наступления зимы, и через нее проходили вооруженные солдаты. Король приказал Пакстону отвести Олиз и детей в Рэйхаус, а меня отвел в хранилище. Я бросила на Пакстона осуждающий взгляд – ведь Лидия и Нэш его родственники, – но что я могла сделать. Он знал правила, которые я обязалась соблюдать. Его взгляд встретился с моим, но выражение его лица оставалось жестким, вероятно, Пакстон думал лишь о вознаграждении. Он бросился выполнять приказ короля, как последний подхалим. Во мне тлела злость, и потребовалась вся моя сила, чтобы не раздуть это пламя. Я должна завоевать доверие короля, заставить его поверить, что его слова и сила покорили меня. А завоевать его доверие означало не выдавливать глаза Пакстону. Я улыбнулась, когда тот уходил. Похоже, это обеспокоило его больше, чем мой взгляд.
Я удивилась, когда мы спустились в туннель. Он оставался неизменным. Здесь не замечались ни лето, ни зима, ни разрушения, здесь были только освещенная факелами темнота и затхлый запах отчаяния, к которому я привыкла.
Вооруженная свита короля шла впереди, тяжелые шаги эхом разносились по каменной пещере. Интересно, что случилось с ядовитыми собаками, которых держали в дальнем конце туннеля. Их убили люди короля? Или, возможно, семья забрала их в хранилище? Эта мысль приободрила меня. Я бы с удовольствием посмотрела, как собаки набросятся на моих спутников, даже если бы меня саму укусили во время нападения.
Почему Монтегю решил, что мой голос что-то изменит, я не знала. Считал ли он, что слово могущественного далекого королевства способно пробить толстую сталь? А может, просто хватался за любой шанс. Отчаяние заставляет отступить даже самую сильную логику. Нетерпение горело во взгляде короля.
После того, как я потратила десять минут, зовя Белленджеров по именам, и мои мольбы были встречены лишь упорным молчанием, чего я и ожидала, Монтегю закричал, колотя в массивную дверь, на его лбу выступили бисеринки пота. Его ярость застала меня врасплох. Он отвернулся, смахнув волосы с глаз, на его лице застыло гневное выражение.
Я взглянула на лица его стражников, державших алебарды на случай появления Белленджеров. Они не выказали никакого удивления, и я задумалась, сколько раз разыгрывалась подобная сцена. Сколько раз король стучал в дверь и сколько угроз выкрикнул? Если Белленджеры в ловушке, почему он так беспокоился? Им не выбраться. И он может уморить их голодом.
– Я – король Эйсландии, – прорычал он. – Они пожалеют об этом. – Он зашагал прочь, приказав мне и свите следовать за ним.
К тому времени, когда мы достигли конца Т-образного туннеля и свернули налево, его тяжелое дыхание замедлилось, и он вновь стал спокойным.
– Нам нужны эти документы, – сказал он ровно.
– Вы имеете в виду чертежи оружия? Я уже говорила, что уничтожила их.