Сам Трюко выглядел радостным. Может, из-за бездонных кружек эля его лицо озаряла улыбка, а может, он теперь был полностью на стороне новой власти, ведь доходы от биржи – слишком заманчивое предложение. Пакстон сказал, что Трюко можно доверять, но я сомневалась в этом. Джейс говорил, что он самый жадный из лидеров лиг, что он украдет носки у ребенка, если на этом можно заработать. Трюко продолжил путь, заметив, что кто-то ждет свой эль. Праздник плотнее смыкался вокруг меня, в зале становилось все жарче.
Горожане украшали город к празднику. Веселье на улицах Хеллсмауса? Меня словно ударили в живот.
Они забывают о патри. Двигаются вперед.
Прав ли король? Неужели я неверно поняла ропщущую толпу? Негодование пронзило меня. Конечно, генерал доволен. Но если бы лоялисты отступили, что бы это значило для Лидии и Нэша? Для остальных Белленджеров, все еще запертых в горе? Завтрашний день, казалось, никогда не наступит. Где Пакстон? Я напряглась, пытаясь отыскать его среди гостей.
Я прошла в глубь зала. Длинный стол, расположенный в центре, заполняли яства, расставленные среди голубых лент и гирлянд. Высокие латунные канделябры мерцали свечами. Другие столы были накрыты подобным образом. Для человека, озабоченного финансами, Монтегю, казалось, тратил деньги свободно. Наконец заметила Пакстона, разговаривающим с Гарвином. Он бросил на меня быстрый взгляд и отвернулся, словно опасаясь, что это заметят, и я тоже отвернулась. Я всегда боялась, что за мной следят, если не Монтегю, то кто-то еще.
Олиз наполняла кружки элем и бокалы вином, а Дайна разносила их гостям. Я заметила женщин с ужина, который прошел несколько ночей назад, они были одеты в еще более экстравагантные платья, но присутствовали и другие. Число поклонников короля, похоже, росло вместе с укреплением его власти. Но я знала, что по крайней мере двое – Олиз и Пакстон – не среди них. Но тех, кто, опасаясь за свою жизнь, нацепил на себя улыбчивые, покорные маски, было гораздо больше. Я осмотрела переполненную комнату и задалась вопросом, кем на самом деле является каждый из них – союзником, врагом или, может, не определившимся. Эти люди просто напуганы и пытаются выжить? Развесили ли они тоже гирлянды на своих домах? Забыли ли патри? Конечно, забыли, Кази. Ты назвала его преступником, которого постигло правосудие. Ты объявила его мертвым и велела им жить дальше.
Я увидела провидицу, которую встретила на вечере у Белленджеров. Она сидела в углу, и единственной ее компанией был маленький кубок с напитком. Капюшон закрывал ее голову, будто она ожидала, что в любой момент может уйти, но возможно, просто хотела остаться незамеченной, темной тенью в углу. Это она предупредила короля о наступлении сурового времени? Я знала, что ее дар был настоящим. Джейс рассказал о ней, когда мы лежали под одеялом среди холодной равнины.
– Провидица предупреждала меня о тебе. Она сказала, что ты придешь, чтобы вырезать мое сердце.
– Она говорила правду. Но ведь не так уж и больно, правда?
– Очень больно. Но не хочу его возвращать. Оно твое – навсегда.
Тогда я расстегнула рубашку Джейса и поцеловала его грудь, будто целовала рану, а его кожа стала горячей от прикосновений моих губ, в то время как мои руки исследовали другие места.
– Навсегда, – прошептала я. – Ловлю тебя на слове, патри.
Навсегда. Мы с легкостью произносили это слово. Мы владели миром. В течение тех нескольких недель это слово казалось созданным специально для нас. Мы возвращались, чтобы основать новое королевство. Создать новую семью.
«Он был без сознания. Он едва дышал. Возможно, он уже мертв».
А потом были другие слова, которые я отказывалась слышать. Как только Пакстон сказал, что Джейс жив, я не могла воспринять ничего другого. «Пять стрел, Кази. Одна попала ему в грудь. Выглядело не очень хорошо».
Я оглянулась на провидицу. Работала ли она теперь на короля? Конечно, она не могла перейти на другую сторону – ей было известно только то, что она знала. Но осмелюсь ли подойти к ней? Увидит ли она мои секреты, как раньше? Или у нее есть новости о Джейсе?
Я пересекла комнату прежде, чем успела подумать о том, что делаю. Маджиель, так назвал провидицу Джейс. Я опустилась перед ней на колени, вглядываясь в тени под ее капюшоном, мое сердце сжалось в надежде, что она сможет сказать мне что-то. Новое.
– Могу ли принести что-нибудь для тебя, Маджиель? Может, еще выпить?
Под ее нависшими веками сияли голубые глаза, а дикие спирали черных и серебряных волос обрамляли лицо.
Она покачала головой.
– Я ничего не могу сделать для тебя. Я не вижу ни лица, ни имени, но вижу предательство. Ты попадешь в ловушку. – Она повернула голову, словно пытаясь заглянуть глубже в мои мысли. – Следи за своим языком. Следи за тем, кому доверяешь.
Но вместо того, чтобы сдержаться, я поддалась отчаянию.
– Джейс. Что ты видишь?
– Патри, – медленно произнесла она, каждый слог будто прорывался через ее сухое горло. От этого мрачного звука у меня скрутило живот. Веки провидицы опустились, лишь слабая полоска голубого света виднелась под ними, но мне удалось заметить, как в нем проходят время, звезды и галактики. Она резко подняла голову, ее взгляд окинул зал. Она взяла кубок в скрюченные пальцы и сделала дрожащий глоток. – Тебе пора идти. Поспеши. Я больше ничего не вижу.
Ничего? Нет, она что-то видела, но не хотела говорить. Потому что не доверяла мне или потому что это могло меня погубить? Я встала и, спотыкаясь, пошла прочь, забыв поблагодарить, не понимая, почему она так резко отослала меня. Боялась ли я предательства? Почти каждый в этой комнате уже предал меня. А заслужить мое доверие стало почти невозможно.
Дайна внезапно очутилась возле меня.
– Король велел принести тебе это. – Она протянула большой кубок с темно-красным вином, поверхность которого дрожала.
Я взяла его из ее дрожащей руки.
– Что случилось, Дайна? Ты замерзла?
– Нет, мэм, – быстро сказала она и поспешила прочь. Нервничает. Возможно, боялась разлить вино и навлечь на себя гнев. Или боялась, потому что тоже не знала, кому доверять.
Вечер продолжался, казалось, бесконечно. Неужели у этих людей так много поводов для смеха и тем для разговоров? Без Рен и Синове, которые помогали мне ориентироваться во время приемов, я терялась. Интересно, что они сейчас делают, как себя чувствуют и какую миссию им поручила королева. Пакстон мой союзник, но он не Рен или Синове. Я не знала, есть ли у него вообще боевые навыки или он полагается только на свою стражу, чтобы выпутаться из трудных ситуаций. Но ему удалось незаметно увезти Джейса, и я молилась, чтобы это было хитроумным маневром, а не удачей.
Я перемещалась по залу, стараясь выглядеть так, будто соглашаюсь со всем, будто действительно преданно служу королю. Радостно болтать с предателями Белленджеров было нелегко, поэтому представила, что я на джехендре, улыбаюсь, прогуливаюсь и жонглирую, присматривая жирного голубя, чтобы спрятать его под плащ. Но вместо того, чтобы воровать еду, пыталась добыть информацию, потому что вскоре мои руки больше не будут связаны и у меня появится новая цель – найти, где Бэнкс и король хранят боеприпасы, а затем уничтожить их – не разрушив город.
Наконец прозвенел звонок – приглашение к ужину, и гостей проводили на их места.
Я заметила, что Монтегю уже сидел в конце стола вместе с Бэнксом, Пакстоном, Трюко и Гарвином, и они о чем-то увлеченно беседовали. Меня провели к другому концу стола, и я ужаснулась, когда увидела, что напротив меня сидит Зейн. Мой желудок подпрыгнул к горлу. Это будет очень долгий вечер. Я опустила глаза, пытаясь думать, что завтра все это закончится – если Пакстон выполнит свою работу, как планировалось. Я смотрела на стоящие передо мной тарелки и поддевала вилкой их содержимое, но есть не могла. Аппетит пропал. Вместо этого сосредоточилась на столовом серебре и салфетке, которую постоянно поправляла на коленях. Монтегю был поглощен едой и разговором, так что мне, по крайней мере, не пришлось играть для него роль. Все ели. Проходили минуты, моя еда остывала. Я смотрела на серебряный нож, лежащий рядом с тарелкой и мерцающий в свете свечей, словно прося, чтобы им воспользовались. Умирать будем завтра, Кази, умирать будем завтра. Не сегодня. Но отвести взгляд от ножа мне не удавалось, и я слышала, как Зейн разговаривает с другими гостями, будто все в мире его устраивает. Его слова обволакивали меня, как тошнотворный сон. Я погрузилась в черный мир, мир, где не могла найти поддержки.
«Выходи, девочка!»
Зейн говорил о чем-то, но я лишь слышала слова, которые не хотели угасать в моей голове.
«Ты принесешь хорошую прибыль.
Где она?
Где это отродье?»
Я подняла взгляд и больше не могла отвести его. Он застыл на его лице, как в ту давнюю ночь, и казалось, в комнате находимся только Зейн и я. Только мы, кого связывали моя мать и пять ужасающих минут. Я почувствовала, что дюйм за дюймом выползаю из темной тюрьмы. Смотрела на родинку на его запястье, на бледную кожу, на вьющиеся волосы и черные глаза. Он почувствовал мой взгляд и повернулся. Я всадила нож в масленку, крутанув так, что масло закрутилось вверх рваным кругом, как мясо, срезанное с окорока. Следующие слова Зейна повисли в воздухе, так и не произнесенные, его черные глаза метались от меня к ножу и обратно. Я намазала масло на толстый кусок хлеба, снова вонзила нож в масленку и покрутила его, представляя, как он вонзается в Зейна, отделяя от него по кусочку.
– Как ловко у вас получается, – сказала женщина, сидевшая рядом с Зейном.
Я намазала еще один завиток масла на хлеб.
– Вы любите масло, да? – заметил другой гость.
– Нет, – ответила я, – на самом деле ненавижу масло. Мне нравится только то, как нож разрезает его. Так гладко и легко.
В глазах Зейна застыл страх. Может, не из-за того, что он думал, будто я собираюсь зарезать его, а потому, что в любой момент могу вскочить и рассказать всем о нем, украв у него жизнь так же, как он украл мою. Он боялся моих мыслей и темных планов, которые я могла вынашивать. Мой разум он не мог контролировать. Даже несмотря на обещание помочь мне встретиться с матерью снова.