На улице залаяли собаки.
Михаил, подняв капюшон малицы, сказал:
— Ну, нам пора. До свидания, хозяева!
Когда вышли из зимовья, возле упряжек увидели собаку, ту, что погнали в сторону деревни на озере Магилор.
— Опять пришла! — удивился Микуль.
— Ваша? — озабоченно спросила Матрена.
— Бездомная, — коротко пояснил Михаил. — В деревне к нам привязалась.
— Ох уж эти бродячие псы! — вздохнула Матрена. — Как проложили тут машинную дорогу, так житья от них не стало!
— Взрослых оленей они реже берут, а вот оленят запросто, — подала голос младшая хозяйка.
— Как огня их боимся…
— Беда от них!..
— У нас оленята есть, — сказала сестра Матрена. — Коль собака останется здесь, что мы с ней будем делать, мужчин в доме нет. И кормить нечем. Вы уж не оставляйте ее, сделайте такое доброе дело…
Она, призвав на помощь детей, поймала бродячую собаку и, привязав ее к нарте Микуля, сказала:
— Вы ведь у Демьяна ночуете. У него рука тяжелая — быстро порешит ее.
И рассказала, что в эту осень и лето собаки особенно рьяно гоняли Демьяновых оленей. А в день, когда выпал первый снег, возле грунтовой дороги машина подстрелила его важенку-вожака. В этот год все напасти посыпались на его голову. Вслед за зимним вынудили бросить Летнее Селение на берегу Агана, не стало жизни от катеров и моторных лодок. Он больше всех пострадал, он шибко зол на всяких бродячих, уверяла женщина. Что ему стоит пристукнуть одну собаку…
Делать нечего — гости попрощались и тронулись в путь. Бродячая собака исправно бежала за нартой. Пришитая Голова — дал ей кличку Микуль, поскольку голова ее была черной, ни единого белого пятнышка, словно пришили ей. А все остальное — спина, шея, лапы, хвост — белое.
Поскрипывает снег под полозьями нарты. Из темноты наплывают силуэты боровых сосен. Олени похрустывают копытами.
А над головой холодные глаза ночного неба…
Звезды…
Дорога…
Олени, бегущие к закату…
Бродячая собака…
Демьян…
Наверное, и вправду злой он стал, подумал Микуль, вспомнив слова сестры Матрены. Делает ли он теперь детские луки и стрелы? Раньше, когда был пастухом, мастерил их для чужих детей. Свои, было их четверо или пятеро, умерли в младенчестве. Удачи на детей у него нет, говорили люди. Потом, спустя годы, жена Галя еще родила ему девочку и мальчика. Они выжили, но сама она умерла вскоре после родов. Сейчас, по слухам, он жил один, если не считать старуху-мать, которая чинила ему одежду и с горем пополам вела хозяйство — как-никак ей было под сотню лет. Все бы ничего, да подвело зрение — глаза плоховато стали помогать.
Задумавшись, Микуль и не заметил, как подъехали к становью Демьяна. Возле самого кораля он очнулся от лая собак. И разочарованно хмыкнул — не увидел свежесрубленного дома со сладковатым запахом хвои и сосновой смолы. Вместо него у низкорослой сосенки притулилась видавшая виды палатка — заиндевевшая, с рыжими и серыми пятнами подпалин и заплат, с грязными разводами от осенних дождей и снегов.
— Вот тебе и новый дом, — проговорил старший, завязывая поводок. — Не успел, что ли?!
Микуль не ответил. Распрягая оленей, он скосил глаза на запад. Но узкая полоска вечерней зари уже скрылась за деревьями. Виден был лишь ее бледный гаснущий отсвет. Доехали со Звездой вечерней зари, отметил он. Еще не поздно.
Отпустили оленей, наломали бродячей собаке лапнику, чтобы не замерзла на снегу, отряхнули снег с кисов и вошли в палатку, поздоровались:
— Пэча волытэх!
— Пэча, пэча! — отвечали хозяева.
Гостям уступили лучшие места и накормили. Когда они уже отодвигались от стола, хозяйские псы на улице, словно почуяв это, глухо взвыли. Демьян поднялся, шагнул к порогу, высунулся в дверь и резко прикрикнул на собак. Те сразу смолкли. Он вернулся на свое место, провел рукой по усам на темном строгом лице и, словно извиняясь перед гостями, пояснил, что псы у него на голодном пайке — вот и воют. А так редко шумят, особенно при хозяине зря голос не подают.
Гости закурили, хозяева занялись своими делами. Столетняя мать хозяина гремела посудой. Дочка и сын, приехавшие из интерната на каникулы, о чем-то шушукались в углу. Демьян из черемуховых прутьев мастерил сачок для черпания льда и лунок.
— Как зиму начал? — спросил Малый Михаил. — Какого зверя промышляешь?
— Какой там зверь? — откликнулся Демьян, переплетая прутья куском телефонного провода вместо кедрового корня. — Ничего нет.
— Совсем плохо?
— Если есть — только белка. И то, кажется, по урманам, по кедровникам немного попадается. А на борах совсем нет, ничего еще не добыл.
— А рыбу какую ловишь?
— И рыбы по снегу не видим. Вчера неводить ездил со слепым соседом, дедом Никитой — одного окуня поймали, — Демьян усмехнулся в короткие усы — словно во всем была виновата одна река.
— Собак нечем кормить, сегодня болтушку из муки варила, — сказала старая мать Демьяна.
Помолчали. Потом Демьян спросил у гостей:
— А как у вас с рыбой?
— Тоже плохо, совсем не ловится, — ответил Михаил. — Вода большая была перед ледоставом в этом году. Наверное, поэтому рыба не ловится.
Значит, большая вода влияет на улов в пору первозимья, отметил Микуль, молча слушавший беседу охотников.
— Ну, а зверь какой встречается на ваших землях?
— Белка кое-где есть, тоже больше по кедровникам. Другого зверя мало, следов не видно.
— Урманы свои не видели — что там есть?
— Еще не ездили. Вот продукты купили, вернемся и в урман поедем. Теперь одна надежда на урманы…
— А мне в этом году своих урманов не видать, — вздохнул Демьян.
— Это почему же?
— Олени мои почти кончились — на чем я доберусь в такие дали?
— Да, без оленей, конечно, куда там…
— Вот держу надежду на песцов — придут или не придут?
— Из верховьев Ягурьяка не было вестей о песцах?
— По словам верховых охотников, кое-где уже попадались следы. Рано пришел песец из тундры — это хорошо.
— По-моему, и сюда придет песец, — сказал Михаил. — По осени, по первому снегу куропаток много было, стаями летали…
Выходит, ход песца связан с куропатками, подумал начинающий охотник Микуль. Куропатка улетает с тундры в поисках пищи, а песец, значит, за ней.
— Решил вдоль Ягурьяха приманку разложить и насторожить капканы на песцов, — сказал Демьян. — Это близко, легче добираться.
— И то дело. Ведь песец обычно вдоль болотных рек спускается…
— Только вот рыба не ловится — приманки не хватает.
— Приманки? — оживился Михаил. — Мы тебе приманку привезли!
— Какую приманку?
— Бродячую собаку — в деревне к нам привязались.
— А песцы и вправду любят такую приманку. Видел такое, когда пастухом работал. Где оставишь дохлую собаку — там песец появляется. Чует, видно, даже под снегом.
— Твои соседки сказали, что ты бродячую порешишь.
— Завтра же свезу на Приягурьяхское болото и порешу, — уверил Демьян. — Это я быстро. Что тут смотреть?
— А вообще-то собачка, кажется, ничего, — сказал Микуль. — Может, и на зверя-птицу пойдет. И кличка ей подходящая есть — Пришитая Голова.
— Ох, я в большом накладе от бродячих псов, — жестко отрезал Демьян. — Зол на них, сколько пакостили — не попадались на глаза. Дал бы я им!.. Всякие они, эти псы!..
— Слыхал, что и твоих оленей гоняли…
— Ладно бы — просто гоняли. Тут не знаешь, скольких они сожрали… Осенью пришли олени, смотрю — одному разорвали кожу на ляжках. Так я эти клочья пришил, нитками их стянул. И ведь выжил мой олень!
— Ловко придумал! — удивился Микуль. — Ни разу такого не слыхал.
— Приспичит — так не то придумаешь, — ответил хозяин. — Оленей совсем мало осталось у меня. Да тут еще машина застрелила мою важенку. Пулей. По первому снегу. По следам я все узнал, как было дело. Выстрелили, а олениха ускакала. Прошли немного по ее следу и вернулись, укатили. А олениха свалилась в густом сосняке. Там я нашел ее, с пулей. Такие вот дела творят, бродячие-то…
Все враз замолчали, призадумались. Может быть, каждый о своем, а возможно все об одном и том же.
На улице взлаяла собака, но тут же смолкла. Видно, вспомнила, что хозяин сегодня дома.
Затянувшуюся паузу прервал Микуль вопросом:
— Осенью не успел, что ли, поставить новый дом?
— Какое там, — хозяин махнул рукой. — Можно было. Дело привычное, жизненное. Но где строить — места нет!
— А здесь, на этом месте? В сторонке от зимника, и ягель хороший.
— Кто знает, что нас завтра ждет на этом месте? — спросил Демьян. — В прошлом году выбрал место для нового дома, не успел за топор взяться — там буровую поставили. Разве с таким соседом проживешь?.. И тут, может, какую дорогу вздумают проложить. Или, еще хуже, лесорубов каких-нибудь пустят. Кто сегодня знает, что у них в голове?..
— Да, ягельных мест немного осталось.
— Все боры-беломошники перевернули…
— Хоть на болоте машины не лезут.
— Вот и стал я бездомным, обрубили мои корни, — вздохнул хозяин. — На старости лет пустился в бега…
— В морозы-то ведь холодно будет в палатке. Какая тут жизнь?
— Зато легче бегать: снял — поставил, опять переехал. Не врастаешь в землю, не надо каждый раз с кровью выдирать из сердца, — и Демьян обвел взглядом свое жилье, словно уже настала пора сниматься с этого места. — Вот и Летнее Селение покинул…
Столетняя будто старый кованный гвоздь всадила в говор:
— Помереть землю не дадут…
На этом беседа оборвалась.
Демьян стряхнул стружки с подола рубахи и молча поставил в угол готовый сачок. Молча выпили вечерний чай и легли спать. Утром, когда уже запрягли оленей, вспомнили о бродячей собаке.
— Вот она какая, бездомная, — медленно, растягивая слова, проговорил Демьян и остановился возле собаки.
Она мелко дрожала от холода, виляла хвостом и тихонько повизгивала, словно чувствовала, что решается ее судьба. Черная ее морда от инея стала седой. Живые блестящие глаза перебегали с одного охотника на другого. Иногда она робко подпрыгивала, будто пыталась заглянуть в лицо человека, в его душу. И тут Демьян опустился на корточки, взял ее больную лапу, внимательно осмотр