Атли покосился на Леля, тот всё так же непринуждённо улыбался, будто его грудь не украшала золотая печать Чернобога.
– Ну! – поторопил верзила.
– Что за унижение! – воскликнул Атли, выступая вперёд и срывая с себя плащ. – Будто мы звери какие! На-те, глядите! Глядите, сколько вздумается!
Он рванул ворот рубахи, стаскивая её с себя, и швырнул на пол. Верзила выпучил глаза, залился краской и поспешил отвернуться.
– Довольны? – На глаза Атли выступили слёзы, и он стыдливо прикрыл грудь. – Может быть, ещё вам что-то показать! Штаны спустить? Всё, чего мы просим, – ночлег в метель!
Хозяйка испуганно отпрянула и замахала руками:
– Ладно-ладно, простите нас! – Она подбежала, поднимая с пола рубаху Атли и помогая ему прикрыться. – Но и вы нас поймите! Они вломились к нам, принялись бесчинствовать, дочь мою… – Хозяйка приложила руку к сжатым губам, чтобы сдержать слёзы. – Она до сих пор не оправилась. А нас спасло только то, что они нашли погреб с вином да напились до беспамятства. Тогда-то мы их с братом и зарезали… Я ж до этого… людей ни разу… А они ж… разве люди? Они…
Она не смогла договорить и зарыдала, закрыв лицо руками. Атли погладил её по дрожащей спине.
– Гвардия их прогонит, – сказал он. – Обязательно прогонит.
– Да какая Гвардия! – отозвался верзила, откладывая нож. – Нет больше Гвардии, а единственный выживший капитан – и тот цареубийца, что сидит на цепи у их главаря.
– Говорят, капитан Атли сбежал, – сказал Лель. – Уверен, он не оставит всё как есть.
– Да разве ж? – хмыкнул верзила. – Если он и сбежал, то вернётся этот предатель к себе на родину в тепло, чего ему за нас биться? Здесь его никто радостно привечать не будет, так что пусть не возвращается.
Атли с Лелем переглянулись. Об этом моменте они не подумали. Для народа Вольского Царства принц Северных Земель по-прежнему оставался убийцей царя Радомира и, возможно, ещё и царевича Дарена. Внутренне Атли порадовался, что ему не пришло в голову сорвать медальон и продемонстрировать свою настоящую личность.
Хозяйка утёрла лицо передником, всхлипнула и выпрямилась. Губы её всё ещё дрожали, но рыдания утихли.
– Меня Мирина звать, брата моего – Горыня, а то сын мой – Мил, – сказала она.
– Я Лель, а жена моя… Любава.
Атли мило улыбнулся и поспешил натянуть рубаху, поняв, что всё ещё стоит почти голышом.
Мирина закивала и обратилась к сыну:
– Мил, поди отведи лошадей наших гостей в конюшни, вычисти да напои. А вам я сейчас комнату подготовлю, а Горыня ужином займётся.
Небольшая комната с видом на тракт, двумя узкими кроватями и деревянным, серым от времени сундуком. Под единственным окном стояла лавка с принадлежностями для умывания.
Ужин – две плошки супа с хлебом и баранками – Горыня водрузил на сундук и, пожелав приятного вечера, удалился из комнаты. Всё это время он избегал смотреть на Атли, всё ещё смущённый его представлением в трактире. Лель запер за Горыней дверь, и Атли, облегчённо выдохнув, стащил с шеи медальон.
– Ты был великолепен! – улыбнулся Лель и, опустившись на кровать, скинул сапоги и подобрал под себя ноги.
– Жена на сносях, ты серьёзно? – недовольно отозвался Атли, падая на тощий тюфяк.
– Извини, лжец из меня так себе.
Атли, всё ещё напряжённый после сложной беседы с хозяевами, мигом вспыхнул:
– Да? А по-моему, ты отлично обвёл нас с Аньяной и всю Гвардию вокруг пальца. – В нём закипала злость. Не столько на Леля, сколько на всю ту ситуацию, в которой он оказался, на мир, в котором его считают предателем и цареубийцей, а он ничего не может с этим сделать. По крайней мере сейчас.
– Я бы всё вам рассказал со временем. Я хотел всё изменить, – спокойно ответил Лель. – Но всё так закрутилось, с Аспидом, с Советом… я ведь тоже думал, что нападение Аспида – дело рук чернокнижников. Я не питаю иллюзий насчёт того, что все чернокнижники – невинные жертвы. Многие, такие как Зоран, копили боль и обиду пятьдесят лет, и эта обида ожесточила их, во многом сделала теми, кем их и рисовала Гвардия.
– Ещё скажи, что Гвардия всему виной. Что жертвы побоища в Даргороде на нашей совести.
– Гвардия полвека уничтожала ни в чём не повинных чернокнижников, воспитывала и поддерживала ненависть в людях, так что да, в какой-то степени она ответственна за то, что случилось. – Лель смотрел на Атли открыто и уверенно. – Вина же лежит на тех, кто знал правду, принял решение и пятьдесят лет назад положил начало этой ненависти. Но с них уже не спросить, так что исправлять их ошибки придётся нам. У нас есть шанс построить всё заново, Атли, на этот раз правильно.
– Начать дружить с чернокнижниками, ты хочешь сказать? – Атли не мог перестать злиться. Зоран и его шайка заслуживали смерти, и только смерти.
Леля резкий тон Атли, казалось, совсем не задевал.
– Предать справедливому суду тех, кто виновен в смертях невинных людей, и дать возможность спокойно жить тем, кто не причастен. Они не должны больше прятаться по горам и пещерам и дрожать от страха при виде красных кафтанов.
Атли резко сел и уколол Леля взглядом:
– Они знали, на что шли, посвящая себя тёмному богу. Знали, что идут против закона и будут наказаны.
В глазах Леля промелькнули разочарование и боль:
– Тогда и меня нужно убить? За одну только руну на груди?
– Нет, ты… – Атли осёкся.
– Что я? – пожал плечами Лель. – Я знал, на что шёл, и знак на моей груди – тому подтверждение. Его нельзя поставить против воли. Я ничем не отличаюсь от Зорана, от тех, кто мучил тебя, потому что на наших телах одни и те же метки. Значит ли это, что я тоже заслуживаю смерти?
– Ты сделал это ради сестры, – тихо сказал Атли, потому что не знал, что ещё сказать.
– Это не важно. Важно, что ты видишь во мне человека. Поэтому ты мне доверился, поэтому защитил меня сегодня. И каждый имеет на это право. Право на то, чтобы в нём увидели человека.
Метель усилилась, бросая в окно снегом и загоняя свистящий ветер в щели рамы. Лель растянулся на кровати и закрыл глаза, перенеся сознание далеко от заметённого постоялого двора, туда, где осталась Мила. За годы у них сложилась прочная связь, и Лель скрепя сердце решил отправить её в путь вместе с Дареном и Воронами, чтобы иметь возможность взглянуть на мир её глазами и убедиться, что у них всё идёт хорошо. В моменты, подобные этому, Лель лежал неподвижно и ни на что не реагировал, так что Атли мог свободно его разглядывать. Вот и сейчас он сидел на своей кровати и хмуро глядел на целителя.
– И зачем он такой? – проворчал Атли, обращаясь к Волку.
Волк не знал зачем, а потому ничего не ответил. Лель колол его чарами, когда тот был в серебряном ошейнике, поэтому Волку не нравился, но эти чары исцелили Атли, и за это Волк был ему благодарен. В общем, Волк пока не определился с тем, как относиться к Лелю, и больше думал об охоте на оленя – одного такого, ещё не растерявшего наетые за лето бока, они приметили в лесу по дороге сюда.
Атли же не мог понять, почему чувствует себя рядом с Лелем таким… слабым. Долговязый мальчишка – Волку на один зуб. Шея тонкая, как у гусёнка, а нежные руки едва ли когда-то держали оружие. Но почему же тогда…
Атли поднялся на ноги и подошёл к окну. Лель каждый раз находил слова, которые – нет, не ранили, они заставляли Атли ранить самого себя, вытягивая изнутри всё то, что он так старательно прятал. В тёмном окне Атли поймал своё отражение – лицо, теперь ещё больше напоминавшее лицо отца. Всё, от чего он так старательно бежал, покидая Северные Земли, догнало его. Нет, наверное, оно никогда его и не покидало. Кирши видел это в нём, и Лель видел. Один только Атли обманывал себя. Думал, что он другой, а потом шёл ломать Ярославе пальцы ровно так, как учил его Вегейр.
– У них всё хорошо. – Лель сел на постели, потирая виски. – Выбрались из Даргорода и, как и договаривались, направились на запад, в Тригорское княжество.
– Будем надеяться, никто из князей не захочет увидеть Дарена в медвежьей шкуре. Даже с твоими снадобьями есть возможность, что у него не получится контролировать зверя.
– Дарен справится. – Лель встал и потянулся, разминая спину. – Доверься ему и своим Воронам.
Ну вот. Опять. Атли скрипнул зубами.
– Перестань, – сказал он.
– Что?
– Быть таким… правильным. – Атли смотрел в сторону двери. – Показывать, что ты лучше меня.
– Атли, я не…
– Что? Не такой жестокий? Не такой бесчувственный? Думаешь, я не вижу, как ты смотришь на меня каждый раз, когда я говорю что-то, что тебе не нравится? Когда говорю что-то о твоих дружках-чернокнижниках? А когда я пошёл в темницу к Ярославе? Думаешь, я не вижу твоего… разочарования? Твоей жалости, твоего…
– Атли, я вижу, что ты расстроен… – Лель сделал шаг навстречу.
– Ни черта ты не видишь! – Атли махнул рукой, проводя между ними невидимую черту. – Не делай вид, что знаешь меня, что понимаешь мои чувства! Ты ни черта не понимаешь!
– Атли, что с тобой происходит? – Лель коснулся его груди.
Атли вздрогнул, сгрёб Леля за рубаху, так что от натуги затрещали нитки, и притянул к себе. Лель не испугался, только коротко выдохнул и накрыл кулак, что вцепился в ткань, своими ладонями.
– Скажи, почему тебе больно, – прошептал он, с нежностью заглядывая Атли в глаза. И этот взгляд стал последней каплей.
Атли зарычал зверем и впился губами в губы Леля. Поцелуй вышел коротким, болезненным и жадным. Лель упёрся ладонями в грудь принца, отстраняясь.
– Атли… – выдохнул он, но Атли не дал ему договорить и с размаху повалил на кровать. Деревянные опоры затрещали, но выдержали. Атли рванул ворот рубахи, и его зубы сжали нежную кожу на шее Леля, рука подняла подол, в поисках шнуровки штанов.
– Атли, нет. – Задыхаясь, Лель попытался выбраться, но Атли прижал его сильнее. Лицо целителя было пунцовым, а взгляд наконец растерял нежность. Наконец. Он больше не будет смотреть на него так. Никогда.
Атли снова поцеловал его, приподнялся, чтобы стянуть рубаху, и в этот момент Лель высвободил руку и со всего размаху влепил Атли пощёчину. Боль оказалась резкой и обжигающе горячей. Атли оторопел, тупо глядя на друга.