Костяная голова медленно повернулась, отвлекаясь от клубка. Колокольчики на рогах не проронили ни звука. Несколько мучительно долгих мгновений зелёные угольки глядели на Василису, будто решая, что делать дальше. А потом леший снял с рога колокольчик и бросил на землю.
Оглушительный звон. Мир дрогнул, и Василиса пошатнулась. Чудом Кирши успел ухватить её за воротник.
Они стояли на самом краю глубокого обрыва. Камешек выскользнул из-под ног чародейки и полетел в темноту провала. Как он ударился о землю, они так и не услышали.
Василиса вскинула испуганный взгляд на лешего, он повернул костяную голову, и угловатый палец указал вправо. Там раскачивался на ветру хлипкий подвесной мостик.
– Если бы мы напали на него… – ошарашенно выдохнул Кирши.
– …улетели бы вниз. – Василиса торопливо отступила от края. – Здесь всё настолько пропитано магией, что я даже не заметила иллюзии.
– Может, обрыв – это иллюзия?
– Хочешь проверить? – Василиса с опаской покосилась вниз, на всякий случай отступая ещё на шаг.
– Как ты узнала, что нападать нельзя?
Василиса прикусила губу. Она так и не рассказала Кирши про предсказание и не была уверена, что время подходящее.
– Я сама не уверена, но давай сначала доберёмся до места.
Кирши спорить не стал, но нахмурился. Кажется, он воспринял молчание Василисы как-то по-своему, но время для разговоров и правда было неподходящим – леший уже развернулся и отправился прочь по тропинке. Нужно было двигаться, если они не хотели потерять чудище из виду.
Как только Василиса и Кирши пересекли мост, чародейка оглянулась. Ни моста, ни обрыва больше не было, как и тропинки, что привела их сюда, – сплошной густой, непроходимый лес, укутанный в туман.
– Не нравится мне это, – пробормотал Кирши, тоже заметивший перемену.
– Что ж, никто не обещал, что поход в Поля Нави станет развлечением, – попыталась пошутить Василиса, но вышло не очень. Обстановка больше располагала к воплям ужаса и мольбам о пощаде: темнота сгустилась, как и пепельно-серый туман, так что дышать стало трудно, и Василисе казалось, что каждый шаг тянет из неё силы, как упырь – кровь. Возможно, идти за лешим было ошибкой и тот вёл путников на верную смерть.
Потянуло запахом болота – застоявшаяся вода, тухлая тина и сладковатая примесь гниющей плоти. Спустя десяток шагов под ногами захлюпало. Перед глазами расстилались чёрные топи, посреди которых на двух огромных пнях стояла одинокая избушка. Единственное окошко тускло светилось в тумане.
Леший остановился на краю болота, подождал, пока Василиса и Кирши поравняются с ним, и протянул руку ладонью вверх.
– Что ему нужно? – прошептала Василиса.
– Кажется, он требует платы? – предположил Кирши.
– Это я поняла, но что ему дать-то?
Они стояли в задумчивом молчании. Леший не шевелился, так и стоял с протянутой рукой, не обращая никакого внимания на озадаченных гвардейцев. Ждать лешие умели.
Василиса судорожно размышляла. Что едят лешие? Никто не знал – слишком скрытны были твари. Показывались людям редко, либо выводили путников из лесу, указывая верную дорогу, либо зверели и нападали, если люди усердствовали с отловом дичи и вырубкой деревьев. Деньги лешему ни к чему, оружие – тоже. Разве что колокольчик новый на рога, да только где ж его взять?
– Я не знаю, но… – подал голос Кирши и протянул лешему руку, точно так же – ладонью вверх.
Зелёные угольки глаз опустились в глазницах, поглядели на предложенную плату. Кирши зашипел, когда острый коготь вспорол ему ладонь, но не отдёрнул руки. Леший зашевелил пальцами, и из раны потекли вверх капли крови. Двигаясь в такт с пальцами лешего, они закружились, соединяясь друг с другом, и превратились в алую шёлковую ленту.
Василиса охнула, а леший достал из тьмы плаща золотой колокольчик, вдел в ушко ленту и повесил на рог. Дёрнул когтем язычок, прислушиваясь к чистому звону, и если бы у его глазниц были веки, то – Василиса готова была биться об заклад – он бы довольно зажмурился. Угольки в глазницах обратились к Василисе. Настал её черёд платить.
Резкая боль и странное, пьянящее чувство того, как магия выталкивает из жил кровь, освобождая её из заточения в теле. Приятное, томящее чувство, отдающее слабостью в ногах и животе. На мгновение Василисе подумалось, что так себя чувствуют снедки, когда упыри сосут их кровь. Но всё закончилось быстро, и леший повесил на рога второй колокольчик. Вложил в протянутую Василисой ладонь клубок и взмахнул руками.
Из болота один за другим стали подниматься пеньки, коряги и кочки, образуя чёткую дорожку от берега к избушке. Чутьё подсказывало Василисе, что там их и ждала Ягиня.
Крыльцом избушке служил выступ пня, ступенями – переплетение его корней. Рука кровоточила и болела. Хорошо, что Кирши захватил чистых тряпиц на подобный случай. Одной он перемотал ладонь Василисы, другую взял себе.
– Давай я. – Василиса хотела помочь, но Кирши уже сам ловко обернул рану и, потянув за один край зубами, завязал узел. Тогда Василиса потянулась, чтобы постучать в дверь, но та отворилась, как только чародейка занесла руку. – Да что ж за чубась…
– А чубасей всех сожрали.
На пороге стоял невысокий худощавый юноша. Лицо молодое, черноглазое, в россыпи веснушек, на голове – короткий ёжик седых волос. В ушах – массивные золотые серьги-полумесяцы. Зелёная рубаха распахнута на груди почти до самого пупа, на шее – красные бусы.
– Ты… Ягиня? – Василиса попыталась скрыть удивление в голосе, но ничего не вышло.
– Что-то не устраивает? – изогнул бровь юноша, скрещивая руки на груди. На запястьях зазвенели золотые браслеты, на пальцах засверкали самоцветами кольца и перстни.
– Я думал, Ягини бывают только женщинами, – сказал Кирши, перетягивая внимание на себя.
Юноша фыркнул, развернулся и ступил в глубь избы, пропуская гостей внутрь.
– Ягинями становятся брошенные дети, которых подбирает Макошь. – Он грациозно опустился на укрытый волчьей шкурой табурет, забросил ногу на ногу и сверкнул глазами. – Просто так повелось, что девочек оставляют в лесах да на болотах чаще. Но если вам будет проще, можете звать меня Ягин.
Василиса огляделась. Изба выглядела вполне обычной: лавки, табуреты, сундуки, вычищенная печь, развешенные под потолком пучки трав. Над печью – цветастая занавеска, видимо, скрывающая от чужих глаз постель. На столе у окна – зеркало и шкатулка, так туго набитая украшениями, что резная крышка не закрывалась, и яркие бусы и цепочки переваливались через края, как сбежавшая каша.
– Так чего пожаловали? – Ягин взглянул на Василису из-под длинных белых ресниц и облизнул алые губы. Но тут же прищурился, не дожидаясь ответа, поднялся с места и в два шага оказался почти вплотную к Василисе.
Она отодвинулась. Кирши напряжённо следил за происходящим, готовый в любой момент вмешаться. Ягин шумно втянул носом воздух у самого лица Василисы и снова облизнулся.
– Душа отсюда, а тело нет, – хихикнул он, алчно сверкая глазами, будто увидел занимательную диковинку. – Как интересно!
Ягин протянул руку к шрамам на шее Василисы, но Кирши встал перед ним, оттесняя от чародейки.
– Нам нужно попасть в Навь и встретиться с Мореной, – сказал он.
Ягин нехотя оторвал взгляд от Василисы и перевёл его – полный недовольства – на Кирши:
– Что-то я не припомню, чтобы Морена ждала гостей.
– Мне она задолжала разговор. – Василиса выступила из-за спины Кирши и продемонстрировала клубок. – Называй свою цену за вход.
Ягин скуксился, отступил на шаг и намотал на палец нить бус.
– А ты, девица, уже отдала всё, что можно. Я бы даже сказал, всю себя растратила! – Он сделал круглые глаза и расхохотался, довольный своей шуткой. Смех у него был высокий, громкий, напоминающий крик птицы.
Василиса стиснула зубы, сдерживая жгучее желание врезать мерзавцу по смазливой морде. Судя по короткому выдоху Кирши, тот думал примерно о том же самом.
Видя, что никто его шутку поддерживать не собирается, Ягин перестал смеяться и хлопнул в ладоши:
– Но на ваше счастье я сегодня в хорошем расположении духа. А поэтому пойду вам навстречу. – Он погладил подбородок и крутанулся вокруг своей оси. – Как видите, я ценитель прекрасного, а поэтому попрошу всего-то одно маленькое украшеньице на ваш вкус и… поцелуй!
– Поцелуй? – Василиса с трудом сглотнула, представляя, как Ягин вопьётся в неё влажными губами. – Я не…
– Да не твой! – Он закатил глаза, цыкнул языком и стрельнул взглядом в Кирши. – Его. Я же сказал, что ценитель прекрасного…
Он подлетел к Кирши и замер в ожидании.
– Нет, – отрезал Кирши, одаривая Ягина взглядом холоднее пустошей Мёртвых Земель.
Тот посмотрел в ответ хмуро. В избе повисло напряжённое молчание, а тени в углах будто сгустились, угрожающе подбираясь к тому месту, где они стояли. Но тут Ягин надул губы и хихикнул, ничуть не обидевшись.
– Стоило попытаться, – шепнул он, подмигнул Кирши и быстрым, почти незаметным движением руки сорвал с его волос ленту. Неряшливый пучок распался, и высвободившиеся пряди упали на глаза Тёмного. – Хватит и этого.
Ягин отскочил в сторону и повязал ленточку на свои бусы.
– Красота! – воскликнул он и обратился к Василисе: – А ты мне что дашь?
Василиса растерялась. Украшений она никогда не носила, Беремир всегда говорил, что украшения на теле – враги в бою. Чародейка уронила взгляд на перстень наставника. Золотой обод плотно обхватывал большой палец, а рубин напоминал густую каплю пролитой крови. Только это у неё и осталось. Перстень, что дарил спокойствие в трудную минуту, её пропуск в Гвардию, последняя память о наставнике и вечное напоминание о его поступках, о спасении Василисы и о гибели жителей родной деревни. Хочет ли она держаться за эту память? Готова ли её потерять?
Дрожащей рукой Василиса стянула перстень, который вдруг сделался ужасно тяжёлым и холодным, и протянула Ягину:
– Это всё, что у меня есть.