– Будешь его держать, – скомандовала чародейка, разворачиваясь к кружке и принюхиваясь к аромату трав. Вроде ничего не забыла. – Ему будет больно, будет кричать, так что лучше закрыть дверь, чтобы Атли…
– Я отвёл его в купальни, оттуда не услышит. Тирг его сторожит, – сказал Кирши, но дверь всё же закрыл, подошёл к Лелю и взял его за плечи. – Ты поняла, что с ним?
– Это не точно, но кажется, что в его теле сидит Тень. Возможно, у неё как-то получилось зацепиться за него и не исчезнуть. Я о таком не слышала, но всё меняется в последнее время. – Она говорила резко, отрывисто, методично взбалтывая содержимое кружки. – Если я права, то способа с этим справиться мне неизвестно, но я решила попробовать изгоняющее духов заклинание. Лучше, чем сидеть сложа руки.
Чародейка подошла к Лелю, запрокинула ему голову и поднесла к губам варево. Она вцепилась в кружку до боли в пальцах, чтобы скрыть дрожь в ладонях. Хорошо бы его не убить. Если он умрёт…
Василиса медленно выдохнула. Ничего сложного, даже если что-то пойдёт не так, заклинание не должно никого убить. В худшем случае просто-напросто ничего не случится и придётся пробовать что-то другое. Наверное. Вдохнув, Василиса принялась вливать зелье в горло Лелю. Он застонал, приоткрыл на мгновение глаза и стал глотать. Когда кружка опустела, Василиса уложила его голову обратно на стол и достала из кармана багрец. Повертела, раздумывая, и в итоге умостила посреди груди.
– Ты уже делала это раньше? – спросил Кирши.
– Ни разу, – серьёзно ответила Василиса. – Читала в книжках. И сейчас нарушаю примерно половину правил из тех, что там были написаны, так что лучше держи его крепче.
Василиса приложила одну руку к багрецу на груди Леля, другую – к его лбу. Сосредоточилась, пытаясь почувствовать магию в камне. Она – такая приятная и родная – грела пальцы. Василиса выдохнула. Как же она соскучилась! Тут же в груди поселилась уверенность, а сомнения отошли на второй план, плечи сами собой расправились, а слова заклинания сами начали скатываться с языка:
В одном теле двое спят —
Слились две души,
Но одной остаться час,
А другой – уйти.
Гость незваный на постой —
Нави вечный друг —
Ты покинь чужой острог,
Не гляди вокруг.
Уходи, улетай,
Пришлая душа,
Пусть останется лишь та,
Что вперёд пришла.
Василиса поморщилась – окончание заклинания всё же вышло скомканным, но вряд ли она сумела бы придумать лучше. Магия в багреце заволновалась, сплетаясь в чары, и камень засветился ярче. Пьянящим потоком магия хлынула в Василису, согрела сердце и заспешила к рукам, сорвалась с кончиков пальцев, окутывая Леля золотистыми нитями и исчезая, впитавшись в кожу.
Лель дёрнулся, выгнулся дугой и закричал.
– Держи! – рявкнула Василиса. Она не могла оторвать руки от Леля, продолжая через себя перекачивать магию из камня в его тело.
Кирши рывком прижал его обратно к столу. А Лель распахнул безумные глаза и завопил ещё громче, дёргая ногами и дрожа всем телом. Василиса выругалась – надо было подумать головой и привязать его к столу! Но что-то менять было уже поздно.
Лицо Леля побагровело, белки глаз испещрила красная сеть сосудов, на шее и на лбу вздулись синие вены, из носа хлынула кровь, голова так сильно забилась об стол, что Василиса всерьёз испугалась, что он раскроит себе череп. Тут под голову Лелю легла подушка, и Василиса благодарно кивнула Мяуну.
Всё закончилось так же быстро, как и началось. Глаза Леля закатились, тело обмякло, оно больше не тряслось в судорогах, лишь подрагивало, будто от холода. Из груди тонкой дымной струйкой взвилась в воздух Тень, с каждым мгновением становясь всё темнее и больше. Казалось, она вот-вот займёт всю комнату и поглотит не только Леля, но и всех присутствующих. Мяун зашипел и нырнул под стол. Василиса уверенно осталась стоять на месте. Глаза Кирши расширились от ужаса, но и он не сдвинулся ни на шаг.
Тень замерла, наконец обретя подобие формы. Она не была похожа ни на мор – точные отпечатки людей, – ни на мать Василисы с оплывшими чертами, но всё ещё узнаваемую. Эта больше всего напоминала обыкновенную человеческую тень в пасмурный день – размытую и рассеянную, похожую разве что на другую такую же тень. Она зависла в воздухе на мгновение, словно задумавшись, а потом рванула к Кирши, но рассеялась прежде, чем успела коснуться его. Только у Василисы в ушах продолжал звучать душераздирающий крик, и чародейка не понимала до конца, было ли это застывшим эхом крика Леля или, перед тем как исчезнуть, кричала сама Тень.
Силы покинули Василису, она оторвала ладони от Леля, сползла на пол и уткнулась лбом в ножку стола.
– Он дышит? – спросила чародейка едва слышно.
– Дышит, – ответил Кирши.
Василиса судорожно выдохнула и вытерла слёзы. У неё получилось? Дрожащей рукой она всё ещё сжимала помутневший камень багреца, потухший и опустошённый. Такой же пустой чувствовала себя и чародейка.
Тёплые руки Кирши коснулись её спины, делясь крупицами сил и разгоняя уставшее сердце.
– Ты справилась. – Его улыбка укутала теплом. – Ты спасла его.
– Если он переживёт эту ночь, то дальше выкарабкается сам – магия залечит раны. Пока рано говорить.
– Выкарабкается, – уверенно сказал Кирши, а Василиса удивилась этой необычной для него вере в лучшее. – Я отнесу его обратно в комнату. А тебе нужно поспать.
– Сначала надо осмотреть Атли, – покачала головой Василиса. – Он тоже сильно пострадал.
– Хорошо. – Кирши поцеловал её в макушку. – Но потом сразу спать.
Василиса под руководством Мяуна нашла Атли в одной из спален. Он голышом сидел на кровати, уперев локти в колени и обхватив голову. Чародейка постояла у двери, наблюдая за тем, как с его мокрых волос капает вода, и отвлечённо думая о том, что обнажённых мужчин в её жизни в последнее время становится непозволительно много.
«И из-за чего переживать больше? Из-за того, что они считают наготу обыденностью? Или из-за того, что меня она ничуть не смущает?» – рассеянно подумала Василиса, поудобнее перехватила таз с целебным отваром и подошла ближе.
– Нужно обработать твои раны, – сказала она и села на пол. – Клыки и когти гулей ядовиты…
– Как он? – Атли поднял голову, и Василиса вздрогнула, увидев жуткий шрам в половину его красивого лица.
– Завтра утром узнаем, – ответила она, переводя взгляд на искусанную ногу Атли. Окунула чистую тряпицу в отвар и приложила к первой ране. Атли не сопротивлялся. – Он твой пленник?
– Друг.
– Друг-чернокнижник?
– Долгая история.
Василиса кивнула, обвязывая следующую рану.
– А ты? – спросил Атли.
– Что я?
– Когда мы виделись в последний раз, ты была мертва.
– Долгая история.
Атли тоже кивнул. На сегодня этого объяснения было достаточно. Им обоим.
– Я сначала не узнал тебя.
– Кирши при встрече попытался меня убить, – усмехнулась Василиса. – Правда, справедливости ради, я напала первая. Так что просто не узнать – не так уж плохо. Мы с тобой оба изменились.
Она указала пальцем на шрам Атли и наклонила голову, демонстрируя паутину собственных. Атли поджал губы, опустил взгляд, и, кажется, только теперь заметив, что сидит голышом, натянул на себя простыню.
– Ты прости, что вот так накричал на тебя и схватил, – сказал он.
– Ничего. Друзья… это важно. – Василиса многозначительно посмотрела в покрасневшие глаза Атли. Его щёки мигом вспыхнули, и он поспешил спрятать лицо в ладонях.
Некоторое время они сидели молча, пока Василиса обрабатывала раны. Когда чародейка взялась за верхнюю часть туловища, то заметила, что плечи Атли странно подрагивают. Она ничего не сказала, продолжив накладывать повязки. А когда закончила, обняла Атли.
– Я рада, что мы снова встретились, – прошептала она.
Атли всхлипнул, жалостливо, тихо и очень по-детски. Его сильные руки обхватили Василису, и горячая, влажная от слёз щека прижалась к её щеке. И сердце чародейки затрепетало, сделавшись большим-пребольшим, занимая всю грудную клетку целиком и не оставляя в ней места печали.
– Я счастлив, что вы живы.
24О чём поёт сорока
Сорока кидала сырое мясо гулям, заменившим собак на царской псарне. Они толпились и тёрлись друг о друга в жуткой тесноте, медленные и ленивые – мясо щедро пропитывали зельем из сон-травы, чтобы держать чудищ в узде.
Сорока кидала мясо, а из головы всё никак не шли ожившие кролики, которых леший отпускал на волю. Выходит, всё это время… Сорока сглотнула, вспоминая торчащие рёбра лешего и жуткие бугры его позвоночника. Лешие – самые загадочные лесные существа. Никто не знал ни их происхождения, ни природы их сил, ни образа жизни. Сорока не понимала, что скрывалось в голове лешего, но отчего-то он тратил и без того иссякающие силы на то, чтобы возвращать к жизни убитых кроликов. Чудище, не умеющее говорить, – умело ли оно любить?
«Человек сотворен для любви и во имя любви», – всегда повторяла Видана. Наверное, это она и разглядела в Леле и поэтому привела его к Чернобогу. Сорока тоже это видела, с той самой минуты, как впервые взглянула ему в глаза. Поэтому он спас Атли? Потому что не мог примириться с его страданиями? Поэтому и сама Сорока каждый день обрабатывала раны своего врага, когда Зоран покидал тронный зал? Поступала ли она так из любви, которой учила Видана? И можно ли любовью отвоевать свободу?
Грудь рвало от противоречивых чувств. Сорока скрипнула зубами, бросила гулям последний кусок мяса и выскочила из псарни. У ворот, скрестив руки на груди, стояла Огняна.
– Зоран желает тебя видеть, – сказала она и запахнула меховой плащ, прячась от поднявшегося ветра. Пошёл снег.
Сердце провалилось в живот, и Сороку бросило в жар.
– Что-то случилось?
– Не знаю, он не сказал. Велел тебя привести. – Огняна развернулась и быстрым шагом пошла к царскому терему.