– Как долго ты служила в Агорнине? – спросила Благородна, отсылая Пенна нетерпеливым жестом. Он поклонился и вышел не без легкого трепета. Он предупреждал Эймер, чтобы та была осторожна и последила за собой, поскольку знал, как она привыкла высказывать господам, что у нее на уме.
– С тех пор как Досточтимый Агорнин женился на моей хозяйке, в то время Почтенной Фидрак, Благородна, – сказала Эймер.
Благородна Бенанди обнаружила родственные связи Пенна с Фидраками, еще когда исследовала его родословную, прежде чем предложить ему содержание в качестве своего священника. Это открытие и помогло склонить ее к такому решению. Теперь она улыбнулась настолько благосклонно, насколько умела.
– А как долго ты служила Фидракам до этого?
– Всю мою жизнь, Благородна. Моя мать служила буфетчицей старой Благородной Фидрак, а мой отец был швейцаром в поместье. Их родители и родители родителей со времен еще до Нашествия служили в поместье Фидрак.
– Похвальная родословная, – сказала неподдельно довольная Благородна Бенанди. – А сколько тебе лет?
– Достаточно старая, чтобы еще поработать как следует оставшиеся мне годы, – сказала Эймер.
Это был хороший ответ, поскольку Эймер не выглядела немощной, но непринужденность тона служанки заставила Благородную нахмуриться.
– Сколько тебе в точности лет? – вопросила она.
– Четыреста и еще семь лет, Благородна, – сказала Эймер, решив, что Благородна не заметит, если она скостит лет пятьдесят.
Похоже, этот ответ ее устроил, по крайней мере больше в этом направлении Благородна не копала.
– В каком качестве ты служила Фидракам и Агорнинам?
– Сначала служанкой на кухне, потом слугой Чтен’ Фидрак, потом, когда она вышла замуж и стала Досточтимой, осталась у нее служанкой, но больше как няня для малышей. Когда они выросли, уже после смерти госпожи, когда Досточтимый Агорнин тоже начал дряхлеть, я вернулась на кухню.
– Ты понимаешь, что приходский дом Бенанди невелик? – спросила Благородна, пристально глядя на нее. – Они не могут позволить себе роскошь и расточительство, хотя и живут жизнью благороднорожденных драконов. Почему ты захотела приехать сюда?
– Я служила Агорнинам так долго, что не захотела идти в услужение другой семье, – сказала Эймер, потупив глаза настолько, что Благородна не могла видеть даже искры недовольства или неповиновения.
– Так это был твой выбор? Не выбор твоих хозяев? – не упустила случая наброситься на подвернувшуюся возможность Благородна, будто имела дело с диким кабаном, чью шею она хотела сломать.
– Я могла остаться у Давераков, – призналась Эймер.
– Давераки забрали под себя Агорнин, ты могла остаться и быть с семьей, которой служила много лет, и все же ты отказалась от этого.
– Притом что Благородный Даверак и женился на Почтенной Беренде Агорнин, это другая семья, – сказала Эймер, полагая, что она все еще в рамках дозволенного. – Я знала, что настоящие отпрыски Агорнина растут у Преподобного Пенна, и хотела послужить им, пока могу.
– Я всегда считала, что малышами лучше заниматься молодым няням, – строго сказала Благородна.
– Почему? – спросила Эймер, хотя и готова была откусить язык в тот момент, как это произнесла.
Благородна Бенанди посидела минутку, молча разглядывая ее. Она никогда не допускала фамильярности со слугами, а эта реплика могла расцениваться как непокорство. К счастью, Благородна была в безмятежном настроении, а Эймер до сих пор производила на нее довольно хорошее впечатление. Она не усомнилась в моих словах, а просто уточнила, чтобы лучше понять, решила Благородна.
– Потому что молодым лучше, когда их обслуживают молодые, – сказала она.
Эймер не ответила, хотя ей хотелось опровергнуть это суждение как нонсенс.
– В таком случае я могу помогать на кухне изо всех сил или прислуживать Чтен’Селендре, – сказала она.
Теперь уже Благородна посмотрела на Эймер неодобрительно.
– Как я уже сказала, приходский дом Бенанди – это маленькое хозяйство. Чтен’Агорнин не может рассчитывать на то, чтобы иметь персональную слугу.
– Конечно, нет, Благородна, – сказала Эймер безжизненно.
– Она же не ждет этого? – спросила Благородна.
– Нет, Благородна, – повторила Эймер, вспоминая, как Селендра смеялась над этой идеей, и желая, чтобы они все снова очутились в Агорнине последних счастливых лет.
– Я надеюсь, она не глупая девица, у которой на уме только мода?
– Нет, Благородна, – снова сказала Эймер, сгибаясь еще ниже, будто готова была провалиться сквозь твердый каменный пол.
Благородна вздохнула.
– Возвращайся к своим обязанностям. Я буду справляться, выполняются ли они к полному удовлетворению Фелин, и, если это будет не так, я дам знать о моем неудовольствии.
– Да, Благородна, – сказала Эймер и осторожно попятилась из комнаты. Как только она достаточно углубилась в проход, чтобы Благородна не могла ее слышать, она испустила облегченный выдох и высвободила крылья, насколько позволяли тесные путы. Она размышляла, не лучше ли все же было выбрать Даверака, даже несмотря на угрозу быть съеденной им против ее желания.
26. Перводень в Бенанди
Селендра чувствовала себя полностью подавленной величием Резиденции Бенанди. В тот первый вечер она не делала ничего, кроме как сидела тихо и старалась есть как можно аккуратнее. Она отвечала на вопросы вполголоса, едва слышно. Шер прощал ей, когда не мог расслышать, понимая ее застенчивость и неловкость, но его мать часто просила повторить, что она сказала. Несмотря на это, Благородна Бенанди осталась довольна сестрой Пенна более, чем ожидала. Она опасалась, что Селендра напустит на себя важный вид и будет претендовать на большее, чем подразумевает ее положение. Оказалось же, что она даже чересчур уступчива.
На следующее утро, которое пришлось на Перводень, все обитатели Бенанди вместе отправились в церковь. Благородна Бенанди и Шер заняли всю правую половину церкви, Фелин и Селендра стояли слева, и, хотя рядом с ними оставалось еще много места, слугам предоставили смешаться с обитателями деревни впереди и сзади. Пенн стоял в притворе и вел службу. Он прочитал хорошую проповедь, бо́льшую часть которой сочинил в поезде, о Джурале, который пестует материнские добродетели, и в ней он ухитрился дважды потрафить Благородной и один раз – Фелин. При выходе из церкви, пока Благородна отчитывала одного из фермеров за отсутствие в церкви его дочери, а Фелин помогала Пенну выпутаться из молитвенного головного убора, Шер воспользовался этой возможностью, чтобы задержаться возле Селендры и перекинуться с ней словечком.
– Я только что понял, что не сказал тебе, как мне жаль было слышать о смерти твоего отца. Ты, может быть, совсем не помнишь, как я приезжал в Агорнин, но я пробыл там достаточно долго, чтобы крайне расположиться к нему. Бон был чудесным драконом, такой занимательный рассказчик, настоящая скала среди гор. Хотел бы я знать больше таких драконов, как он. Мир кажется меньше без него.
К ее смущению, Селендра почувствовала, как глаза ее наполняются слезами, когда она услышала эти слова. Никто не говорил ей о Боне ничего, кроме общепринятых сожалений, с тех пор, как она рассталась с Эйнар, и теперь, слушая воспоминания Шера, она живо, может быть, даже слишком живо представила отца.
– Спасибо, – сказала она, и знала, что слезы пробиваются в ее голосе.
– Я не хотел тебя расстроить, – очень мягко сказал Шер.
– Я знаю, – сказала она и смогла взглянуть на него. – Ты подумаешь, что я совсем глупенькая, только вот я очень скучаю по своему отцу, а ты мне напомнил о нем.
– Тогда я совсем не буду извиняться, потому что это правильно – вспоминать Бона как можно чаще.
Селендра смогла улыбнуться в ответ на это приличной дамской улыбкой, не открывающей зубы.
– Тебе, наверное, все здесь кажется непривычным? – спросил Шер.
– Да, – признала Селендра. – Но здесь очень красиво, насколько я успела разглядеть.
– Я не забыл, что мы с Фелин обещали взять тебя полетать. Не сегодня, возможно, но скоро.
– Я думаю, лучше не сегодня, учитывая все обстоятельства, – сказала она и снова улыбнулась. Вся паства пришла в церковь пешком, и возвращаться будет тоже пешком. Полеты по Перводням Благородная не одобряла. – Как хорошо, что здесь такая красивая церковь, – продолжила она.
– Я думаю, она очень старая, – сказал Шер, оглядываясь на здание церкви, которое было слишком знакомо ему, чтобы он еще замечал детали. – Одна из старейших на всем северо-западе Тиамата. Я ходил сюда еще драгонетом.
– Такая прекрасная резьба, – сказала Селендра.
– Когда я был маленьким, я воображал, как я взбираюсь на стену, чтобы помочь Камрану сразиться с Азашаном, вон на той панели, – сказал Шер, припоминая и показывая на стену.
– О да, – сразу увидела Селендра. – Ты бы мог вскарабкаться вон по тем солнечным лучам.
– Да, именно так я и планировал, – сказал Шер, улыбаясь воспоминаниям.
– Азашан здесь изображен по-настоящему страшным, – сказала Селендра. – Я уверена, что у меня от него были бы кошмары, если бы я пришла сюда еще ребенком. Хотя нет, может быть, и нет, Камран рядом с ним очень силен.
Когда Благородна и Пенн присоединились к ним, они безобидно обсуждали красоту изображения Вельда на левой стене.
В тот же день, позже, Фелин принесла Благородной несколько горшков с презервами дрыжовника, которые они приготовили вместе с Эймер. Поскольку это был Перводень, она пришла пешком, а не прилетела.
– Как вы ее находите? – спросила Благородна, когда они закончили раскланиваться и цель визита прояснилась.
– Она определенно очень сноровиста на кухне. Я вполне довольна няней, которую вы мне нашли, но думаю, что смогу использовать Эймер, чтобы делать больше заготовок. Знаете, как устаешь от одного мяса зимой. В прошлом году я заготовила дрыжовника всего ничего, потому что все время должна была следить за слугами, пока они им занимались. Я думаю, что Эймер знает эту работу настолько хорошо, что ей можно ее доверить. – Фелин уже почти была рада, что Пенн настоял, чтобы привезти Эймер с собой.