До этого момента Шер был добр с ней так же, как с драгонетами Фелин, которых он обожал, когда был дома, и забывал, когда уезжал. Он хотел выманить у нее улыбку, и был разочарован, когда увидел, что Фелин нет и она не сможет их сопровождать. Теперь же, когда он смотрел сверху на аккуратные золотистые формы Селендры, летящей за ним против ветра, он решил, что даже если она и не красавица по меркам Ириета, то все равно очень привлекательная драконица. Он любовался ею с самой первой встречи. И у нее такой необычный и занимательный взгляд на вещи. Подумать только, ей понравилась резьба в церкви, и она думала о ней, представляя, как он карабкается вверх. И как приятно, что она предпочла дикую природу скучным старым фермам. Шер тоже всегда так поступал в любых своих занятиях. Поэтому он и проводил так мало времени дома. Если он собирается остепениться, то Селендра может быть не хуже других, чтобы сделать это вместе с ней. Она рядом, она сестра его старого друга, и она любит драгонетов. Некоторые драконицы в Ириете упали бы в обморок, если бы на них взобрался драгонет, но она запросто таскала Герина на спине, когда он вошел. Ему следует подумать об этом, решил он, и перспектива подумать об этом была ему очень приятна.
Селендра, следуя за ним, думала только о том, какая же это радость – взмывать вверх в чистых прозрачных утренних потоках.
28. Званый обед
Геленер разочаровала Селендру. Она ожидала большего от будущей жены Шера. На первый взгляд она весьма впечатляла. Геленер была так прекрасна, как может быть прекрасна драконица, только что вышедшая из рук лучших шляпников и полировщиков столицы. Ее отполировали настолько, что золотая чешуя блистала. Ее изысканный головной убор сверкал блестками, бусинами, драгоценностями и бантиками с крошечными зеркалами на стебельках. Селендра, которую Эймер протерла на скорую руку и повязала ей шляпку из серых и черных лент, сделанную Эйнар, чувствовала себя замарашкой по сравнению с ней. Даже Благородна со своим великолепным темно-зеленым бархатным бантом, украшенным единственным, но огромным изумрудом, идеально оттенявшим ее рубиновую кожу, выглядела тускло рядом с Геленер. Мать Геленер выглядела так, что могла сойти за сестру Благородной, только ее бант был сшит из золотой ткани, а украшен он был слишком большим бриллиантом.
Большая парлорная в Бенанди с прелестными альковами легко вместила семь драконов, ждущих обеда. Стены были декорированы светлым камнем, выложенным по темной скале, в которой была вырублена комната. Эту отделку около года назад с большим вкусом выполнил специально привезенный из Ириета художник. Она все еще считалась модной, хотя в некоторых домах столицы драконы, которые хотели оказаться на переднем краю моды, игнорировали вековую традицию, запрещавшую отделывать публичную часть жилища драгоценностями, и украшали свои парлорные крошечными фрагментами самоцветов. До сих пор эта мода затронула только Ириет, в сельской местности это было бы чересчур, а парлорная Благородной была в точности такой, какой должна была быть.
Столовая, которая была видна отсюда через большую арку, была еще просторнее. Двадцать помещиков крупного размера могли бы отобедать в ней, – и такое случалось. Сточные канавки в полу вычистили до блеска до начала трапезы. Современных украшений здесь не было, назначение комнаты говорило за себя. Слуги входили и выходили с огромными блюдами свежеубитой говядины, свинины и баранины – на каждого гостя приходилось по крайней мере два животных. Все туши были освежеваны и сочились кровью. Многие украшены свежими или консервированными фруктами.
Огорчения Селендры начались, когда ей представили Геленер как «Почтенную Телсти». Фелин не сказала, из какой семьи Геленер, когда упомянула ее накануне, поэтому это стало сюрпризом.
– Мой отец знал вашего отца, еще давно, или, возможно, это мог быть ваш дед, – выпалила Селендра, когда услышала имя Телсти. Геленер едва заметно склонила голову вправо и замерла. От этого бесконечно малого движения зеркала и блестки на ее голове пустились в пляс. После довольно длинной паузы Селендра поняла, что этот наклон головы означал вежливый вопрос.
– Мой отец начинал как арендатор в поместье Телсти, – объяснила Селендра. – Я много раз слышала, как он хорошо отзывался о Высокородном и Высокородной Телсти.
– Должно быть, это были мои дед и бабушка. Или это мог быть мой дядя, нынешний Высокородный Телсти. Хотя он уже довольно пожилой дракон, ваш отец, вероятно, поднялся до благородного звания еще раньше, – самодовольно улыбнулась Геленер.
– Мой отец, Досточтимый Бон Агорнин, – сказала Селендра, специально подчеркивая интонацией титул отца, которым она заслуженно гордилась, – скончался только недавно, прожив полные пять сотен лет. Его детство в поместье Телсти прошло очень давно.
– Тогда это точно были родители моих родителей, кого он знал, – сказала Геленер и немного отодвинулась.
Благородна держалась неподалеку. Видя, что Геленер собирается заговорить с Шером, она повернулась к Селендре.
– Моя дорогая, – сказала она, – я знаю, что тебя не обременит выслушать слова того, кто много старше и много искушеннее в обычаях света.
Селендра склонила голову, пытаясь этим жестом копировать элегантность Геленер, но сознавая, что не сумела даже приблизиться к образцу.
– Так вот, в разговоре с Геленер это нестрашно, она чудесная драконица, очень хорошо воспитанная. Ее мать и я – близкие подруги, она не будет думать о тебе дурно, что бы ты ни сказала. Но в целом я бы не стала упоминать низкое происхождение твоего отца в обществе. Я не говорю, что тебе следует лгать, – в конце концов, все это легко проверить. Но и беспричинно упоминать об этом в разговоре не стоит. И потом, твоя мать была из Фидраков, а крови благородней, чем у Фидраков, просто нет. Они в десятке первых семейств страны. У тебя есть дядя, ну, или кузен некоторой степени родства, который является Августейшим Лордом. Если уж нужно упомянуть семейные связи, упоминай Августейшего Фидрака.
Селендра смотрела на Благородную в упор, едва понимая, о чем та говорит.
– Но я же не знакома с моим кузеном, и мне нечего сказать о нем, – возразила она. – Кроме того, ветвь Фидраков, к которой принадлежала моя мать, очень удалена от нынешнего держателя титула.
– Ты можешь его не знать, но, тем не менее, он все равно твоя родня, которой ты можешь по праву гордиться, – сказала Благородна.
– Я не стыжусь моего отца, – ответила Селендра много громче, чем следовало. Все повернулись к ним. Пенн, который разговаривал с Преподобной Телсти на другом конце комнаты, сделал шаг по направлению к ним.
– Я и не предполагала, что тебе следует это делать, – сказала Благородна успокаивающе.
– А, мне всего лишь не следует упоминать его в благородном обществе! – парировала Селендра, быстро вращая сияющими фиалковыми глазами. – Я люблю моего отца и горжусь им.
– Селендра, – сказал Пенн предупреждающе. Преподобна Телсти выглядела смущенной. Фелин в смятении обнажила зубы. В соседней комнате слуги прекратили накрывать к трапезе и не скрываясь наблюдали за развертыванием драмы.
Геленер попыталась обменяться жалостливым взглядом с Шером, но обнаружила, что его глаза сверкают.
– Она права, мать, – сказал он.
Селендра повернулась к нему, благодарная за помощь, которая пришла, откуда не ждали.
– Бон был великолепным драконом, – продолжил Шер.
– Никто и не говорит, что не был, – ледяным тоном произнесла Благородна. – Селендра неправильно поняла назначение моих слов.
Селендра знала, что все смотрят на нее. Она отчетливо понимала, что должна извиниться перед Благородной, если хочет спасти вечер, но все еще не могла контролировать свой голос. Ей ненавистно было лгать в этой ситуации, и она прекрасно знала, что все поняла правильно. Она хотела выбежать из комнаты и поплакать в одиночестве.
– Я прошу прощения, если неправильно поняла смысл ваших слов, – сказала она натянуто после паузы, которая слишком затянулась.
– Это ничего, моя дорогая, – сказала Благородна и пожала ее лапу, прежде чем двинуться через комнату, чтобы поговорить с Преподобной Телсти.
Шер покинул Геленер и сделал два шага, которых хватило, чтобы перейти к Селендре. Пенн и Фелин обменялись взглядами, после чего Пенн переместился к оставленной Геленер, а Фелин направилась к Шеру и Селендре.
– Не плачь, – тихо сказал Шер. – Я не знаю, что сказала моя мать, но я знаю, каким немыслимым снобом она может быть. Не обращай внимания. Всякий, кто знал Бона Агорнина, ценил его подлинные качества благороднорожденного дракона, которые значат гораздо больше, чем пустые титулы, унаследованные далекими потомками.
Фелин присоединилась к ним как раз вовремя, чтобы услышать последние слова Шера.
– Я уверена, что Благородна не имела в виду говорить дурно о Боне, – добавила она. – Успокойся, Селендра. Или ты хочешь, чтобы я отвела тебя обратно домой, чтобы ты отдохнула?
Селендра едва могла говорить.
– Мой отец заслужил свой титул, – сказала она, сглатывая между словами.
– Именно так, лучшего звания для него и быть не могло, если бы только Величества старых времен не вернулись и не стали опять величать драконов Достопочтенными, – торжественно произнес Шер.
От этого глаза Фелин завертелись еще быстрее. Она давно знала, как Шер бывает безоглядно добр к подранкам, если только это не доставляет ему неудобств. Она не хотела, чтобы Селендра попала в их число. В конечном итоге все начинали доставлять ему некоторые неудобства, и он терял к ним интерес. Фелин пришлось взять на себя заботу об ягненке, который потерял мать, о кошке со сломанной ногой и семействе фермеров, чью арендную плату Шер обещал пересмотреть. В последнее время ей приходилось успокаивать своих детей, когда Шер исчезал, даже не попрощавшись с ними.
– Хочешь уйти, Селендра? – снова спросила Фелин. – Я говорила Благородной, что, может быть, ты еще не готова для компании. Она поймет.