– Возможно, мне лучше уйти, – с благодарностью согласилась Селендра.
– Нет, – сказал Шер, выставляя коготь в сторону Фелин. Его темные глаза смотрели серьезно, медленно вращаясь в глубине орбит. – Если она сбежит сейчас, она тем самым вручит моей матери коготь победы и позволит каждому пожалеть ее и обсудить в ее отсутствие. Если она останется, все про это скоро забудут.
– Я понятия не имела, что ты так хорошо понимаешь тонкости вращения в обществе, – сказала Фелин.
Шер рассмеялся.
– Ты даже не представляешь, насколько хорошо, – согласился он жизнерадостно. – Так что, Селендра?
Серые глаза Фелин завертелись, в свою очередь, от удивления. Она и не знала, что они уже называют друг друга по имени.
– Я останусь, – сказала Селендра, овладев, наконец, своим голосом. – Я не боюсь, и я не стыжусь своего отца, ничто меня не заставит стыдиться.
– Оставайся, пусть все уляжется и ничего не останется, – сказал Шер.
Фелин посмотрела на величественную спину Благородной, которая беседовала с Преподобной Телсти. Пенн занимал разговором Геленер. Она думала, что инцидент будет быстрее забыт, если сейчас спустить Благородной это с рук, а попозже она, Фелин, постарается все загладить. Однако спорить с Шером в этом настроении не стоило, тем более с Селендрой. Фелин мысленно опустила лапы и сдалась. Благородна была бы в ярости, если бы Геленер спугнули, но сама она предпочла бы видеть Шера с партнершей пусть и с меньшим приданым, но зато с чувством юмора. Тем не менее, когда момент миновал и они направились, наконец, в столовую, Фелин чувствовала, как ее крылья немного трепещут от приближающегося шторма.
VIII. Иск получен
29. Блага Даверака
Жизнь Эйнар в Резиденции Даверак была приятной во многих отношениях. Ей предоставили личную служанку – начинавшую сереть драконицу по имени Ламит, у которой не было других обязанностей, кроме как исполнять желания Эйнар, полировать ее чешую и создавать для нее подобающие случаю головные уборы. В этой семье завтракали в своих комнатах, днем занимались, чем хотели, и сходились вместе на обед, к которому часто приглашали гостей. После этого нередко случались танцы и другие увеселения до поздней ночи.
Эйнар могла бы даже начать получать удовольствие от всего этого, если бы компания была более подходящая.
Через день или два Эйнар заметила, что ее служанка передвигается как-то неловко.
– Иди сюда, Ламит, – сказала она. Эйнар провела пальцами по спине Ламит и тут же обнаружила, что путы ее затянуты так туго, что натирают крылья и причиняют боль при движении.
– Позволь мне ослабить их и смазать мазью, – предложила Эйнар.
– Благодарю вас, ‘Чтен, но мне кажется, что этого делать нельзя, – сказала служанка, пугливо пригибая голову. – Хозяин не любит, когда наши крылья не стянуты.
– Да всего на минуту, пока я их полечу, а потом свяжу обратно, но послабее, – сказала Эйнар. – Я могу сама рассказать об этом Беренде и Сиятельному Давераку и объяснить, что это было не твое самоуправство, а моя забота о твоем здоровье.
– Пожалуйста, не говорите им, что я недомогаю, ‘Чтен! – в отчаянии попросила Ламит. Она в страхе отпрянула от Эйнар. Эйнар и сама-то была невелика, не больше двенадцати футов, но Ламит едва достигала шести и выглядела почти как драгонетка, особенно после того, как съежилась. – Это просто небольшая ссадина, у меня и раньше такое случалось.
– Если ты не хочешь, я им не скажу, – сказала Эйнар в изумлении. – Но если оставить все как есть, будет больно, и часть твоего крыла может ослабнуть, так что ты никогда уже не сможешь летать.
– Летать? – переспросила Ламит. – Я и так никогда не буду летать, что бы ни случилось. Я буду работать здесь, пока не ослабну, и это будет конец.
– Много чего еще может произойти, – сказала Эйнар ободряюще. – Есть слуги, которые летают, даже если остаются навсегда в услужении. В некоторых домах слуг используют для того, чтобы летать за почтой на станцию. Эймер, наша служанка из Агорнина, которая уехала в Бенанди, постоянно летала на сбор целебных трав.
– Да, и вы не сомневались, что она вернется обратно, – сказала Ламит. – Здесь все устроено иначе, ‘Чтен. Никто никому не доверяет с обеих сторон, и мы знаем, что мы связаны навеки.
Нежные серебряные глаза Эйнар стали печальными.
– Я к такому не привыкла, – сказала она.
– Ничего страшного, ‘Чтен, могло быть еще хуже. Нас тут хорошо кормят, и мы знаем, что наши семьи тоже получают выгоду от этого.
– Ты имеешь в виду плату за путы? – спросила Эйнар.
– Здесь, в Давераке, платят не так много. Но каждый знает, что, если кто-то из семьи находится в услужении в Резиденции, у других деток гораздо больше шансов вырасти. Да и мы пока не умерли и все-таки не съедены.
– Ты хочешь сказать, что Даверак ест и тех драгонетов, которые вовсе не слабаки? – спросила Эйнар в ужасе.
– Съест, если решит, что семья не может управиться со всеми детками, – сказала Ламит. – Пожалуйста, не рассказывайте никому, что я об этом говорила. Они едят нас, если мы захвораем, и в наше время не так много и надо, чтобы они так решили, особенно теперь, когда Сият’ Беренда растет и все время голодна. Я это рассказываю только для того, чтобы вы перестали говорить такое по доброте вашей, отчего все может стать еще хуже.
– Я не могу поверить, чтобы Беренда потакала подобным поступкам, – решительно сказала Эйнар. – Даверак – может быть, но Беренда – моя сестра и знает, как все делалось в Агорнине.
– Когда она только приехала и была шокирована тем, что здесь увидела, Сиятельный сказал ей не быть такой провинциальной, – сказала Ламит. – Вот почему я знаю, сколько беды могут принести добрые слова. Теперь она смотрит поверх голов и старается быть сиятельней, чем он сам. Простите, что говорю вам такое, ‘Чтен, но это правда и вам нужно ее знать.
– Я сейчас смажу твои крылья, – сказала Эйнар, вынимая коробку с аптечкой, которую Эймер собрала для нее перед отъездом из дома. – Если ты настаиваешь, после этого я снова их крепко стяну, но мне не будет прислуживать дракон с такими неприглядными ссадинами. Они мешают тебе выполнять свои обязанности и легко лечатся. Вот что я отвечу, если кто-нибудь спросит, но никто не спросит, потому что они не заметят.
– Скорее всего, нет, – согласилась Ламит и сидела тихо, принимая помощь Эйнар. – Так гораздо лучше, – сказала она, когда Эйнар снова ее связала. – А теперь позвольте мне приготовить вашу шляпку на вечер, ‘Чтен.
В ту ночь Эйнар долго лежала без сна, ворочаясь на комфортабельном ложе из золота, будто это была простая каменная плита. Она всю жизнь знала, что рабство – тяжелая участь. И все же она не до конца это понимала, пока Ламит не начала шарахаться от предложенного снадобья. Она думала об Эймер и других слугах в Агорнине, которые получили свою работу по наследству, и казалось, что их это устраивает не меньше, чем хозяев. Теперь она думала о том, в какой степени все это ей только казалось. А вот рана Ламит была настоящей, как и ее страх. Она читала об условиях жизни фабричных рабочих со спутанными крыльями. Эйнар нервно напрягла собственные крылья. Ей хотелось что-то изменить, но она понятия не имела, с чего бы ей начать и чего бы она смогла добиться. Она не могла даже представить, с кем можно было хотя бы поговорить об этом, кроме Селендры, которая была так далеко. Она напишет ей. Напишет утром. С этим решением Эйнар, наконец, уснула беспокойным сном.
30. Иск получен
Следующим вечером, противу обыкновения, семья обедала без гостей. Весь день шел дождь, и даже Даверак не выбирался далеко от дома. Эйнар не выходила вообще. Беренда была на сносях с очередным яйцом, что могло случиться в любой момент, и оттого была раздражительна и не искала компании. Трое взрослых и два выживших драгонета собрались в парлорной, где природный камень был выложен мрамором и галькой по последней моде. Беренда вообще не могла присесть и продолжала вышагивать.
Два драгонета, один золотой, другой черный, но с одинаковыми огромными розовыми глазами, как у отца, сидели тихо плечом к плечу рядом с Эйнар. С тех пор как забрали Ламерака, они вели себя примерно. Может, они скучали по нему, но, скорее, боялись, что могут присоединиться к брату в любой момент. Эйнар заботливо раскинула над ними крыло. Они посмотрели на нее, но едва смогли улыбнуться.
– Так скучно, что мы сегодня одни, – сказала Беренда, приостанавливаясь.
– Это было твое решение, – ответил Даверак, прикрывая когтем большой зевок, обнаживший огромные крепкие зубы.
– Я знаю. Утром казалось, что это хорошая идея, потому что я не хотела никого видеть. А сейчас ужасно скучно, – сказала Беренда.
– Иногда уютно посидеть семьей, – умиротворяюще произнесла Эйнар.
Беренда оскалилась, будто хотела перекусить реплику сестры.
– Можно сказать «уютно». А по-моему, точнее будет «тоска». Разве ты не хотела бы, чтобы Лондавер был здесь, Эйн?
Досточтимый Лондавер жил так близко, что бывал здесь частым гостем, как и его родители. Казалось, пока он не выделял Эйнар среди прочих, о чем Беренда прекрасно знала, поэтому упоминать его имя было жестоко с ее стороны.
– Я думаю, ей бы любая компания подошла сегодня, кроме твоей, – заметил Даверак.
Прежде чем Беренда успела огрызнуться, а Эйнар – придумать какой-то умиротворяющий ответ, вошел слуга с пакетом в когтях.
– Почта прибыла, – прокомментировал Даверак. У него была дурная привычка сообщать то, что было очевидно всем.
– Мне есть что-нибудь? – спросила Беренда.
– Не сомневайся, почти все тебе, – сказал Даверак, лениво перебрав почту и передав Беренде большую стопку писем. – Два для меня: одно от брокера, другое от адвоката. И одно для тебя, Эйнар, – сказал он, вручая той сложенное и запечатанное письмо.
– Это от Селендры, – сказала она с улыбкой, взглянув на печать.
– Открывать не собираешься? – спросила Беренда.