Клык и коготь — страница 36 из 57

Почти ничего не видя, она подождала какое-то время, которое, казалось, тянулось бесконечно. На шею падали неприятно тяжелые от извести капли воды, из которых на ее чешуе, если еще немного подождать, вот-вот начнут расти известковые зубы. Она вспомнила сокровище, наполовину поглощенное известняком, и представила, как зубы прорастают сквозь ее чешую и кости. Герин заговорил, но она зашикала на него, не желая пропустить ни одного словечка от Шера. Она уже почти поверила, что он убился там в глубине, но наконец услышала его слабый голос, отдающийся эхом.

– Это оказалось не так просто, но мы выбрались. Ты слышишь меня, Селендра?

– Да, – откликнулась Селендра с огромным облегчением.

– Это большая пещера, и в середине одной стены есть щель, которая ведет наружу. Нет ни уступа, ни углубления, только щель. Трудность заключается в том, чтобы постараться вылететь наружу прямо, а потом спуститься вниз, где можно приземлиться ниже по склону. Я оставил Вонтаса на берегу ручейка. Я примерно знаю, где мы, хотя придется взлететь повыше, чтобы убедиться наверняка. Одно я знаю точно: мы смотрим на запад, на заходящее солнце, которое нас и слепит.

– А где ты сейчас? – спросила Селендра, стараясь побороть панику.

– Снаружи, летаю кругами, тут слишком круто, чтобы я мог сесть. Это не утес, а просто отвесная стена.

– А где находится щель по отношению ко мне?

– Она смотрит на запад. Прямо перед тобой, но ниже.

– Тогда постарайся не попасться нам на пути, мы вылетаем, – выкрикнула Селендра, а потом выждала момент, беря дыхание и напрягая мускулы, чтобы нырнуть в слепящий светом проем.

Она понятия не имела, как Шеру это удалось. Даже зная, что там есть щель и что снаружи некуда приземлиться, все, что она могла сделать, – это крепко сжать Герина и позволить крыльям нести ее вниз и вперед, целясь в самый центр пустоты. Она была практически слепа, летя прямо на свет. Проем, или щель, как его назвал Шер, был невелик. Она летела к нему, борясь с сырым воздухом и с ощущением, что пещера хочет засосать ее обратно и проглотить.

Оказавшись снаружи, она снова смогла видеть. Прямо под ней раскинулся ничем не примечательный склон горы, усеянный камнями и покрытый травой, с несколькими баранами, безразлично пасущимися среди булыжников. У подножия склона бежал маленький, но быстрый поток. За ним вздымался следующий склон, не такой высокий и не такой крутой, как тот, из которого они вырвались, а еще дальше – другие хребты. Она полетела вниз, к потоку, радуясь теплому и чистому воздуху снаружи. Спускаясь, она ушла из-под прямых лучей солнца, и внезапно стало холодно, холоднее, чем было в пещере. Она заметила Вонтаса, который неуклюже пил прямо из потока, прижимая пораненную лапу к груди.

Она приземлилась как можно ближе к нему, а затем огляделась в поисках Шера. Тот кружил высоко вверху.

– Шер сказал, что будет подниматься до тех пор, пока не увидит, куда лететь, чтобы забрать корзину, – сказал Вонтас, задрав морду, с которой стекала вода.

Селендра расправила крылья, чувствуя неотложную потребность потянуться после того, как долго была в тесноте. Она сложила их, затем снова полностью раскрыла и выгнула спину. Только после этого она склонила голову, чтобы напиться. Вода оказалась ледяной, и у нее сразу заломило зубы.

– Этот камень что, подвинулся? – внезапно спросил Герин. Селендра посмотрела туда, куда смотрел он, – вверх, на противоположный склон. Он был усеян разновеликими булыжниками, размером от головы птенца до огромных, с нее величиной. Ни один не двигался. Она озадаченно посмотрела на Герина.

– Кажется, что они двигаются, пока на них не смотришь, – сказал он. Селендра снова посмотрела на камни. Они были неподвижны, очень неподвижны, – той неподвижностью, когда кажется, что они скорее затаились и выжидают, а не естественной неподвижностью камней, которые лежат, где упали.

Шер вернулся, спикировав на них.

– Здесь в тени холодно, – сказал он, складывая крылья с громким хлопком. – Я знаю дорогу обратно к водопаду, но это час полета. Мы, должно быть, прошли огромное расстояние под горой.

– Солнце почти опустилось, мы, видимо, провели под землей много часов, – сказала Селендра. – Отправляйся за корзинкой и возвращайся как можно быстрее.

Шер отвел ее выше по склону, подальше от драгонетов, которые теперь оба пили из потока.

– Ты не сможешь нести одного из них?

– Не целый час, и это будет небезопасно, – ответила она тихо, – а что?

– Ничего такого, чего бы ты не знала. Просто холодно, и Вонтас покалечен. – Шер нахмурился. – Постарайся держать их в тепле, если сможешь.

– Сделаю все, что смогу, – сказала Селендра. Она еще никогда раньше не видела Шера таким серьезным.

– И еще, Селендра, – сказал он, делая шаг ближе. Она затрепетала, но не отступила. – Я хотел сказать, что ты справилась со всем этим просто великолепно.

– И ты тоже, – ответила она со всей убежденностью. – Я даже не понимаю, как ты сумел там пролететь, не зная, что ждет тебя впереди.

– Просто повезло, – сказал он, улыбаясь, и сделал еще один шаг по направлению к ней. Теперь он был так близко, что почти касался ее. Она не двигалась. Она знала, что у него на уме, но у нее в голове метались обрывки воспоминаний о Фрелте, зелье Эймер, разговор о числах. – Ты была прекрасна, ты поддерживала бодрость духа в детях, и ни разу ни на что не пожаловалась. Я не могу представить другой драконицы, с которой хотел бы заблудиться в пещере, более того, я не знаю другой драконицы, с которой хотел бы провести всю жизнь. Что ты скажешь?

Селендра скосила глаза вниз, на свою чешую. Та оставалась ясно и бескомпромиссно золотой. Ее уверения в том, что она не хочет выходить замуж, сейчас ей самой казались пустыми отговорками, когда она смотрела на него рядом с собой, такого крепкого, симпатичного и уверенного. Она почти чувствовала тепло его тела.

– Селендра? – сказал Шер вопросительно, поскольку она молчала.

– Твое положение, мое положение, твоя мать, мой брат, – сказала она в немалом волнении. – Я не думала, что ты сочтешь нас хорошей парой.

– Но я могу управиться с моей матерью, скоро она полюбит тебя как дочь. Что касается всего остального – так это ерунда. Ты благороднорожденная, и твои племянники только что нашли для тебя состояние, – сказал Шер мягко, протягивая к ней свой коготь. – Я люблю тебя. Если ты…

– Ты получил ответ, – сказала она резко, подчеркнуто отступая от него. – И теперь я знаю, что ты никогда бы не осложнил мою жизнь, надавив на меня здесь, в горах, где мы все еще зависим друг от друга, прежде чем вернемся под защиту своих семей.

– Конечно, нет, – сказал он. – Но, Селендра… – Шеру, за которым гонялись драконицы и их матери с тех пор, как он отрастил крылья, даже в голову не могло прийти, что та единственная, которую он желал, может отвергнуть его.

– Пожалуйста, не дави на меня, – повторила она, находя прибежище в холодности, хотя сердце ее рвалось на части, а глаза были полны слезами. – Лети и добудь корзинку. Пожалуйста, Шер.

Он поднялся в воздух и поймал ветер, заложив вираж на взлете. Она смотрела, как он исчезает из виду, но все еще не могла заплакать, потому что теперь дети уже были здесь, со своими вопросами, на которые надо было отвечать. Она еще раз посмотрела на свою предательскую чешую, которая, если бы следовала за сердцем, была бы уже такой розовой, как край облака, что поднималось над хребтом, на склоне которого камни все еще держались настолько неестественно неподвижно, будто движение было над ними вообще невластно. Она пристально поглядывала на камни, пока разбиралась с детьми, надеясь застукать хоть один, пока он движется. Ее глаза вращались все быстрее и быстрее, но она все еще оставалась золотой, а камни были на своих местах всю ту маленькую вечность, пока Шер не вернулся назад с корзинкой.

42. Разговор в Резиденции

Тремя днями позже после драматического спасения Вонтаса Благород Бенанди послала со слугой записку, призывая Фелин прибыть для аудиенции с глазу на глаз. Фелин наведывалась в Резиденцию постоянно: едва ли день проходил без того, чтобы она формально или неформально не повидалась с Благородной. Однако редко бывало так, чтобы Благородна вызывала ее, не указав причины. Фелин получила записку за завтраком и не стала ее комментировать, а просто сказала Пенну, что нужна Благородной. Такие оказии случались настолько часто, что Пенн едва оторвался от собственных писем, чтобы обратить на это внимание. Фелин посмотрела на него задумчиво, а потом перевела взгляд на Селендру, которая читала письмо, одновременно поедая барана, – вид у нее был такой, будто она готова залиться слезами. Скорее всего, не Пенн, а поведение Селендры было причиной вызова. Уточнение «с глазу на глаз» определенно должно было гарантировать отсутствие на встрече одного из них. Она и представить не могла, что бы такого мог недавно сделать Пенн, чтобы вызвать неодобрение своей хозяйки. Селендра же вполне могла. Большую часть времени после катастрофы с пикником Фелин посвятила здоровью Вонтаса, который, похоже, поправлялся, хотя все еще не мог говорить ни о чем, кроме как о сокровище. Теперь надо подумать, что натворила Селендра. Она вернулась потрясенная этим суровым испытанием, но куда более дрожащая и заплаканная, чем Фелин ожидала ее увидеть после такого приключения.

– Я навещу драгонетов прежде, чем поднимусь наверх, – сказала она. – Ты сегодня будешь выходить, Пенн?

– Я должен ответить на это письмо, – сказал он, хмурясь над ним. – Я буду у себя.

– Помочь тебе написать его? – спросила она.

– Нет, я сам напишу, или, если оно окажется слишком длинно, Селендра напишет, – сказал Пенн, изобразив полуулыбку, хотя его глаза вращались чересчур быстро, чтобы его жена поверила, что он спокоен. Фелин решила оставить его наедине с этой заботой, решив, что он сам обратится к ней за помощью, если понадобится.

– Тогда, может, ты поможешь Эймер с драгонетами, если не понадобишься Пенну, Селендра? – спросила Фелин. Селендра, вся в раздумьях, оторвалась от письма. Очевидно, что она не уделяла никакого внимания разговору. Фелин терпеливо все повторила и ждала, пока Селендра подтвердит свое согласие. После этого она надела на голову маленькую зеленую шляпку и полетела вверх по утесу в Резиденцию.