устарника, то из развалин многоэтажки, сквозь которую проросли гротескно-огромные клёны, то из чёрного омута лесного озерка, возникшего на месте обвалившегося подземного паркинга.
Между стенами Скита и чащобой оставалась полоса шириной метров сто, сплошь заросшая хилыми, причудливо искривлёнными деревцами. «Танцующий лес» (Егору случалось бывать на Куршской косе, аналогия пришла в голову сразу) охватывал Обитель со всех сторон, и лишь в одном месте его прорезала узкая тропка, выложенная жёлтым кирпичом. Видно было, что её регулярно подновляют – между кирпичами не было ни травинки.
– Слышь, Студент, только не вздумай сойти с тропы!
Бич ткнул пальцем вправо. Там, в кольцах уродливо искривлённой осины, словно в объятиях удава, висел изломанный человеческий скелет. Любопытно, подумал с невольной дрожью Егор, этот «Танцующий Лес» сродни давешнему бешеному корню? Если так – то друиды неплохо позаботились об охране своей главной штаб-квартиры.
У ворот Обители их встретил Трен. Он смерил их взглядом и кивнул на плетёную корзину, спрятанную в нише стены.
– Всё, что у тебя есть из железа, оставь здесь. – негромко скомандовал Бич. – Нож, мелочи всякие, всё. Если застёжки на одежде стальные – снимай, иначе не пропустят.
Егор недоумённо поднял брови.
– Друиды не любят Холодного Железа. – пояснил напарник. Свои инструменты они делают из чёрной бронзы, да такой, что замкадные металлурги только репу чешут. Твёрдая, прочная, ножи получаются – на загляденье. Заточку держат лучше дамасских клинков Кузнеца – недаром он люто завидует друидам и всё обещает разобраться в их секрете.
– И как, разобрался?
– Пока нет. А жаль, я бы парочку ножей прикупил…
– Сами друиды их не продают?
– Никогда. И строго следят, чтобы ни один нож не попал к чужакам. А если что кто-то заполучил его и не вернул – жди беды.
– И что тогда? Будут шантажировать, подошлют вора?
– Не… – помотал головой егерь. – Они до такого не опускаются. Просто у нарушителя начнутся всякие досадные неприятности. На рой диких ос напорешься, грибы, обычные, съедобные, вдруг вызовут жестокий понос. Об удаче на охоте можешь забыть, ни одного зверя-птицы не добудешь, разве что через большой геморрой и потерю времени. Так что лучше уж самому.
Егор покосился на Трена. Друид наверняка слышал всё, до последнего слова, но никак не отреагировал. Казалось, в глазах его мелькнуло удовлетворение – пускай непутёвый визитёр слушает, проникается и мотает на ус.
…которого у Егора нет. Он не стал отпускать растительность на лице, хотя многие студенты и коллеги по кафедре щеголяли усами и бородами, и аккуратно скоблил по утрам щетину. Для этого пришлось прикупить у «барахольщиков» старомодный металлический станок и пачку безопасных лезвий – современные, с плавающими головками, содержали слишком много пластика.
Но бритвенный станок вместе с револьвером и прочим багажом остался в трактире. Егор отцепил от пояса охотничий нож, снял с запястья часы на стальном браслете, порылся в карманах и аккуратно сложил всё это в корзину. Там уже лежало имущество егеря – брезентовая сухарная сумка со всякой металлической мелочью и страховидный кукри в ножнах, обтянутых потёртой кожей.
Друид одобрительно кивнул.
– Готовы?
И повернулся к ажурным воротам, сплетённым из чего-то вроде стеблей ротанговой пальмы – только не высушенные, а живые, покрытые ярко-зелёными листиками. Створки протяжно скрипнули и распахнулись.
– Ну, чего встал? – Бич нетерпеливо ткнул напарника в спину. Шагай уже… Студент!
Двор Обители поражал пустотой. Это был сплошной газон; зелень карабкалась на полуразрушенные стены изумрудно-зелёными древолианами, плющом и вездесущим проволочным вьюном – обычная картина для Леса, украшавшего так любое здание. В плетях ползучей растительности выделялись лиственные сгустки, усыпанные мелкими ярко-белыми но ли ягодами, то ли крошечными бутонами.
– Омела. – пояснил егерь. – Одно из трёх священных растений друидов – терновник, омела и дуб. Дубы ты уже видел, а омела – вот! – А где терновник?
– Снаружи, вдоль стен, сплошной пояс. Колючей проволоки не надо, хрен там пройдёшь без огнемёта.
В центре двора громоздился здоровенный, в два человеческих роста менгир. Не бетонная глыба, не кусок кирпичной стены, уцелевшей после обрушения здания – скала, дикая, из красноватого гранита, не тронутая инструментами каменотёсов.
У подножия маячили фигуры в бесформенных, до пят, балахонах и с посохами в руках.
Друиды.
Один из стоящих поднял посох, и Бич, замер, словно налетев на невидимую преграду. Егор последовал его примеру, успев украдкой оглянуться, за что был наказан тычком локтя и раздражённым шипением: «Стой смирно, Студент. Дождёшься, устроят нам вырванные годы…»
Он успел заметить, что Трен за ними не последовал – остался снаружи, у ворот, и теперь во всём дворе не было никого, кроме их двоих.
И неподвижных фигур возле менгира.
– Теперь ждём… – прошептал Бич.
– Долго?
– Как придётся. Может, пять минут, может час. А может и сутки, это уж как повезёт.
– А как же…
– Каком кверху! – вызверился егерь. – Ты адиёт всегда, или только когда я тебя вижу? Сказано – «стоять», значит стой.
– А золотолесцы где? Обещали же третейский суд, значит, и они должны быть!
Новый толчок локтём, куда чувствительнее прежнего. Егор охнул, схватившись за рёбра.
– Ты того, полегче, я же…
– Я-я… – передразнил напарник. – Головка от буя! Обещали ему… У друидов свои порядки: никаких тебе выступлений сторон, споров, адвокатов и прочих гримас правосудия.
– Ты уже бывал на таком суде?
– Да. Один раз, из-за… впрочем, неважно. Что не рассказал обо всём заранее – извини, сам поймёшь. Потом.
Егор пожал плечами. Спорить, похоже, не имело смысла.
– И вот ещё что… – в голосе егеря угадывалась тревога. – Ты, Студент, если задумал соврать или недоговорить – лучше брось эту затею. Да ты и не сможешь, только опозоришься.
– Не смогу? Это ещё почему?
– Свидетелю дают отпить из Дубового Кубка. Считается, что всякий, кто его пригубит, не сможет солгать.
– Какая-нибудь сыворотка правды, вроде пилюль, которыми ты Лину пичкал?
– А я доктор? – пожал плечами егерь. – На вкус – вода и вода. Из родника, бьёт, прямо под этой скалой. А когда выпьешь, накладывают на запястья Белые Путы, то есть ветки омелы. Это чтобы ты молчал обо всём, что услышишь на суде.
– И что, в самом деле, не можешь рассказать?
– Не знаю, не пробовал. Друиды, Студент, не любят, когда кто-то треплется об их делах.
Один из друидов снова вскинул посох, и двор заполнил густой медный гул, как от огромного гонга. Егор чуть не сел на траву – ноги враз сделались ватными.
Бич подхватил напарника под локоть.
– Давай, Студент, соберись – и пошли. Не стоит заставлять их ждать.
Судей было трое. Они, как и все друиды, носили кельтские имена – Лугайл, Адна и Седна. Мальчишка-послушник с поклоном подал Егору чашу, словно склеенную из живых дубовых листьев. Чаша до краёв была полна водой, и Егор принял его с некоторой опаской – казалось, хрупкий сосуд сомнётся в ладонях, и содержимое выплеснется на одежду. Но выяснилось, что кубок не уступает в прочности хрусталю или серебру.
Мальчишка дождался, когда он осушит кубок до дна, после чего другой послушник, постарше наложил на запястья «свидетеля» согнутые в кольца прутья, покрытые белой корой, и те сами собой стянулись в наручники. Егор попробовал пошевелить руками – путы немедленно сжались, чувствительно впившись в кожу.
Дальнейшее слилось в череду невнятных, отрывочных картинок. Вот Лугайл что-то говорит, и Егор послушно повторяет за ним непонятные распевные фразы. Вот Адна, задаёт вопросы на чужом языке, и Егор отвечает – на том же незнакомом наречии. Вот послушники берут его под руки, один проводит по Белым Путам маленьким бронзовым серпом, и те послушно распадаются на куски…
Ни Лины, ни других золотолесцев Егор так и не увидел. В какой- то момент он понял, что они с Бичом снова стоят у ворот Обители, но как они попали сюда, и какое решение вынесли в итоге судьи – стёрлось из памяти напрочь.
Подошедший Трен подал обоим по свитку из грубой, неровной бумаги, в которой кое-где виднелись вкрапления мелких щепочек и стебельков.
– Судебное постановление, по всей форме… – пробурчал егерь. – Бюрократы хреновы, а ещё друиды!
Егор торопливо развернул свиток. Внизу текста вместо гербовой печати был выписан зелёными чернилами замысловатый вензель в виде уже ему знакомого дерева Иггдрасиль. Трен, не обративший на слова егеря ни малейшего внимания, схватил того за руку и бесцеремонно кольнул подушечку пальца крошечным бронзовым ножичком. Выступила капля крови, Бич зашипел, сдерживая ругательство, а друид уже прижимал пострадавший палец к свитку. Молодой человек с удивлением увидел, как красное пятно в виде отпечатка пальца побледнело и растаяло без следа, впитавшись в пористую поверхность бумаги.
Решив, что настала его очередь, он со вздохом протянул Трену ладонь. Но друид покачал головой и спрятал ножичек. С запозданием Егор сообразил, что кровавая печать – это своего рода «расписка в ознакомлении подсудимого с приговором». Видимо, свидетелю подобного не полагалось.
– Ну вот, припечатали. – пробурчал Бич, посасывая палец. – Валим отсюда, Студент, что-то мне не по себе.
Они миновали полосу «танцующего леса» и двинулись по тропке. Егор тащился за напарником, шёпотом проклиная бешеный корень, друидов с их третейским судом, Обитель и сам Лес. Каждый шаг отдавался в рёбрах жгучей болью, и примерно через полкилометра он запросил пощады. Егерь с подозрением посмотрел на слабака- напарника, но спорить не стал и скомандовал привал.
Оценить высоту деревьев было непросто – слишком высоко уходили их кроны. Даже места слияния могучих корней со стволами возвышались над головой Егора, никогда не жаловавшегося на недостаток роста. Впрочем, сейчас он не стоял, а сидел, прислонившись к узловатому, невероятной толщины, корню. Здесь, как и в поясе «танцующего леса», не было хвойных деревьев. Дубы, грабы и буки росли так редко, что лес просматривался довольно далеко, а по плотному ковру из прелых листьев можно было бежать – подлесок с трудом выживал в густой тени. Разве что, вездесущая омела украшала стволы, да мелькали кое-где островки терновника.