По зоновским меркам – сущий парадиз. Живи да радуйся.
Впечатление портили громадные деревья, нависающие над дальней, восточной стеной. Спецсанаторий стоял вплотную к МКАД, а сразу за ней начинались зловещие чащобы Московского Леса. Именно его загадочная аура, ощутимая даже на расстоянии, кое-как поддерживала жизнь несчастных, страдающих от Зелёной Проказы.
Виктор физически ощущал эту ауру – она накатывала со стороны Леса, прессовала, давила на психику, не позволяла ни на мгновение забыть, что они подопытные, «чёрные норвежские крысы» – и то, что их пока не колют иглами и не режут на куски, ещё ничего не значит. Просто ещё не взялись за опыты всерьёз.
Или – взялись?
Он по десять раз на дню всматривался в зеркало над рукомойником – искал следы «изумрудного румянца», рокового признака заболевания. Виктор не принимал лесных препаратов – но кто их знает, этих экспериментаторов? С них станется подсыпать какую-нибудь пакость в еду и питьё, да и укольчики в санпропускнике наверняка были не простыми.
И ведь не поспоришь – сам дал согласие…
Несколько раз в день над спецсанаторием пролетал вертолёт, а то и новомодный коптер. Они держались от кромки Леса на почтительном расстоянии. Оно и понятно: Лес выкидывает всякие фокусы с электроникой и хлопаться на вынужденную никому неохота. Тем более, что годных для посадки площадок не так уж много – где тощие замкадные рощицы, где брошенная застройка, в основном, складские ангары и торговые центры.
Короче, жизнь и правда, налаживалась. Знать бы ещё, сколько её осталось, этой жизни… Виктор не верил тем, кто сулил ему всяческие блага по завершении экспериментов. То есть блага-то, может, и предусмотрены, но поди, доживи до них! Недаром дымит позади хозблока зловещего вида кирпичная труба – по слухам, местный крематорий.
Держало одно – Яська, Ярослава. Дочка, кровиночка, которую он своей неосторожностью обрёк на ссылку в этот страшный Лес. Если бы не надежда увидеть её, он в первую же ночь перемахнул бы через ограду – и ищи его, свищи! Конечно, тут есть какая ни то сигнализация, и вертухаи на вышках бдят – но не всерьёз, не как на правильной зоне. Ни двойной линии стен с контрольно-следовой полосой, ни прожекторов… да что там, нет даже собак! Для матёрого спецназовца с несколькими годами отсидки за спиной – не о чем и говорить.
Но – Яська. Ради неё он будет покорно ждать, когда откроется проволочная клетка, и руки экспериментатора в резиновых лабораторных перчатках извлекут из неё очередную подопытную особь.
Его, Виктора Чередникова, зэка номер 28–34, статья 317 УК РФ[4]. Проходящего по документам некоего совершенно секретного проекта как «объект «Ольха».
СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО В единственном экземпляре. Запрещено выносить с территории РИИЛ. Запрещено копировать или переводить в электронный формат.
На Ваш запрос от (вымарано) 2054 г. имею сообщить следующее:
1. Работы по теме «Комната» продолжаются в соответствии с утверждённым графиком. Подготовительный этап операции «Порог» успешно завершён. Объект «Ольха» (см. приложение 2.1) внедрён в подведомственный РИИЛ спецсанаторий № (вымарано)и переведён в режим ожидания. Донесение агента «Алитет» и же отчёт агента «Аргус», предоставлены обычным порядком. (см. приложения 1.6 и 1.9 к настоящему документу).
2. Агент «Аргус» докладывает о готовности ячейки «Доберман» к участию в заключительном этапе «Порога». Рекомендованные сроки начала операции – не менее 24-х и не более 48 часов, начиная от момента Х++. По истечении этого времени придётся временно распустить группу, что исключит использование ячейки «Доберман» по меньшей мере, в течение двух недель.
3. Сообщается о готовности к организации инцидента в спецсанатории № (вымарано). Соответствующие мероприятия в среде гражданских активистов организации (вымарано), чей временный лагерь расположен вблизи упомянутого спецсанатория, проведены (см. приложение 3.1 к настоящему документу). Принятые меры гарантируют 85 % успех запланированной акции в течение ближайших суток, после чего в течение ещё двух суток вероятность успеха снизится до 60 %, и ещё до 40 % – в течение следующих 12-ти часов.
Куратор-исполнитель темы «Комната» (вымарано)
– …надоело повторять, нет там огнемётов! Сколько раз проверяли – на вышках стоят не военные, а ЧОПовцы. Но и у военных огнемётов нет, потому как незачем! У нас здесь, спасибо Лесу, не Карачи…
Говоривший, худощавый парень лет двадцати пяти, в пиксельном камуфляже, с волосами, собранными в «конский хвост», повернулся к схеме, наколотой на старую школьную доску.
– Вышки вот здесь, здесь и здесь. Сектора обстрела указаны штриховкой, но это всё фигня. Огнестрел в наличии только у двоих, стерегущих вход, да ещё у дежурной смены. На всех пять или шесть стволов.
Слушатели заговорили разом.
– А что за стволы?
– В дежурке сколько бойцов?
– Камеры наблюдения по периметру есть?
– Камеры есть, много. – подтвердил «хвостатый». – Они, конечно, сдыхают за два-три месяца, но заменить недолго…
Лиска во всеобщем гвалте она не участвовала. Всё, что надо, объяснят, к чему напрягаться раньше времени?
– Слышь, Хвост, а какая у них схема реагирования в чрезвычайной ситуации, кто-нибудь проверял? Дежурка дежуркой, а внутри периметра полно вертухаев с дубинками и травматами!
Вопрос задал крепыш в джинсах и чёрной футболке. Он развалился в первом ряду, на дубовой банкетке – её, как и доску, приволокли из соседнего школьного здания. Школа недурно сохранилась, но никому не пришло в голову провести совещание там – лесовики избегали старых построек, неважно, целых, или полуразвалившихся. Кто знает, когда дикому стеблю вздумается взломать фундамент и ринуться сквозь крышу к небу? А палатки и хижины Лес почему-то щадит.
– На практике не проверяли. – отозвался докладчик. – Гринлайтовцам велено вести себя мирно: кипиша не поднимать, тревоги не провоцировать, чтобы охрана расслабилась. Эти протестанты тусуются возле КПП всех спецсанаториев, и давно стали привычной частью пейзажа. А «Гринлайт» тем временем стягивает понемногу к нашему объекту активистов. Как начнётся заваруха, ЧОПовцы кинутся к угрожаемому участку – у них на этот счёт инструкция. А мы атакуем с противоположной стороны, из Леса: ослепляем часовых на вышках, броском пересекаем МКАД, проламываем стену и проникаем внутрь. Пока охрана опомнится, пока перегруппируются, вызовут подмогу – должны успеть. Юрген, подрывные заряды готовы?
– Два комплекта. – кивнул очкарик, устроившийся в дальнем углу на кособоком табурете. – Сработаем, как надо, будь спок.
Лиске он был известен, как Юрка, студент Биофака МГУ, сбежавший в Лес, за приключениями. Юрку-Юргена ценили за таланты химика и подрывника – взрывчатку и детонаторы он мог изготовить на коленке, из того, что есть под рукой.
– А мобильные патрули? – опять крепыш в футболке. – Ну ладно, у ЧОПовцев стволов с гулькин хрен, но у вояк-то пулемёты! Подкатят – покрошат нас к гребеням!
Докладчик с досадой поморщился.
– Гринлайтовские хакеры будут отслеживать положение патрульных броневиков, курсирующих по МКАД. Момент для штурма выберем так, чтобы они были как можно дальше.
Слушатели снова загалдели. Объяснение устроило не всех.
– А вот дальше начинается геморрой. – продолжал командир. – Пока пикетчики и передовая группа отвлекают охрану, мы вскрываем блоки и…
– …выводим «зеленушек». – подхватил крепыш. – И пинков не жалеем – разбегутся, лови их потом, убогих!
Острый кулачок болезненно ткнулся в накачанный загривок.
– А ты, значит, не убогий? Только посмей ещё их так назвать!
Пострадавший вскочил, опрокинув банкетку. Независимый нрав Лиски был всем хорошо известен – как и то, что её выбешивали презрительные отзывы о больных Зелёной Проказой. Девушка не спускала такого и замкадникам с Речвокзала, а уж своим – и подавно.
Соседи крепыша не собирались проявлять сочувствия:
– Ты, Дрон гляди, не шути с ней! Никакие ЧОПовцы не понадобятся, на ленточки порвёт!
– А ну тихо! – докладчик грохнул кулаком по доске так, что древний предмет интерьера чуть не улетел в брезентовую стену.
– Детский сад, штаны на лямках… Дрон, следи за языком, я дважды повторять не стану! А ты, Василиса, поумерь праведный гнев, если не хочешь торчать здесь до ночи!
Дрон – так звали крепыша – собрался было, возмутиться, но вовремя сообразил, что только выставит себя на посмешище. Он поднял банкетку и, недовольно ворча, уселся на место.
Лиска скорчила возмущённую мину, но продолжать не стала. Дрон в чём-то прав: «Пациенты» спецсанатория – это не зэки, не лагерные сидельцы, готовые, чуть что, сорваться в побег. У большинства болезнь зашла так далеко, что они не в состоянии осознать, что происходит вокруг. Таких придётся выводить за руку и хорошо, если не в связанном виде. А лежачих, как это ни горько, вообще придётся бросить – у группы не хватит рук, чтобы тащить их на себе…
Совещание тянулось уже часа два и вымотало Лиску совершенно. Она попала в штабную палатку с колёс, толком не перекусив – а ведь добираться сюда пришлось почти сутки, на перекладных. Ответственные за операцию вызывали бойцов через почтовых белок, не жалея желудей за срочность доставки. Да и сами рыжеволосые «почтальонши» не думали тянуть – они-то знали, чем занимается Хвостов Олег, известный всему Лесу, как «Хвост». В этом прозвище не было и тени насмешки – кто бы рискнул шутить с бывшим егерем (хотя, разве егеря бывают бывшими?), безжалостным командиром «лесных рейнджеров», охотников за отморозками-бандитами, неизменным предводителем волонтёров, переправляющих в Лес беглецов из спецсанаториев? Его уважали на Полянах и в лосиноостровских поселениях аватарок, на ВДНХ и в Нагатинском Затоне, и даже, по слухам, в Петровской Обители, закрытом для чужаков прибежище друидов.