Речь шла о первокурснике Алёше Конкине, павшем жертвой циничной интриги, затеянной золотолесцами. Егору это воспоминание было неприятно – дело в том, что кроме вороватого хохла, к заговору была причастна его прежняя пассия Лина.
– Звидки ж мени було знати, що вин побегить за вами, да вступить в цю погану грибницу!
– Уверен, прокурор это оценит. – жизнерадостно посулил егерь. – Глядишь, и скидка тебе выйдет. Ты пиши, Яша, пиши. А ежели будет юлить…
И, ухмыльнувшись, чиркнул пальцем по горлу. Вислогуз испуганно отшатнулся и с грохотом полетел на пол вместе со стулом.
– Серёга, кончай этот цирк! – Шапиро кинулся собирать разлетевшиеся листки с «протоколом допроса». – Ну вот, чернилами забрызгал! Придётся переписывать…
– Хочешь, я тебе автоматическую ручку подарю? – осведомился егерь. – А то маешься с непроливашкой… Ну а переписать мы вот его попросим. Верно, дядку Михась? И будет форменное чистосердечное признание!
– Да я що, зроблю, як скажете. – Вислогуз, охая, поднялся с пола. – Тильки не губите, шановний пан, Христом-Богом…
– Я – и чтоб губить? – егерь картинно поднял брови. – Да я само милосердие, кого хошь спроси. А вот контрразведчики такими добрыми вряд ли окажутся, это я тебе, Вогняныч, гарантирую.
– Чому контрразведка-то? – взвыл завхоз. – Вони тут права не мають…
– О правах вспомнили, гражданин? А как с обязанностями – беречь вверенное имущество?
Шапиро перебрал заляпанные чернилами листки.
– В самом деле, Серёг, с какого боку тут контрразведка? В ГЗ действует международная юрисдикция, спецкомитет ЮНЕСКО…
– Юнеско-шмунеско, как выразился бы дядя Рубик. Вот скажи, Израилич, откуда у тебя эти образцы?
– Как откуда? Из РИИЛа прислали. У них в ГЗ сидит постоянный представитель, он и передал.
– А РИИЛ их где надыбал, как полагаешь?
– Ну, не знаю… – Шапиро заинтересованно поглядел на егеря. – В сопровождающей записке было что-то насчёт Манхэттенского Леса…
– Ты же не думаешь, что америкосы отдали их по доброй воле?
– Вот уж нет! – Яков Израилевич невесело усмехнулся. – Всё, что имеет отношение к Лесу, берегут почище ядерных секретов во времена Холодной Войны.
– Значит, добыл их – кто? Служба внешней разведки, СВР. И за кражу образцов Вогнянычу светит статья о госизмене. И крутить его будет не дисциплинарная комиссия МГУ, и уж никак не ЮНЕСКО, а контрразведка Российской Федерации. Или, как вариант, ФСБ. Тебе, дядьку Михась, что больше нравится – контрразведка или ФСБ?
На Вислогуза было жалко смотреть. Бледность на тучной физиономии сменилась густо-лиловым багрянцем, и Егору стало не по себе – так ведь и до инсульта недалеко. Шапиро пошарил в ящике стола, извлёк пузырёк, накапал в стакан и подал кладовщику. Тот благодарно кивнул и застучал зубами о стекло.
– И как же ты, Вогняныч, дошёл до жизни такой? – продолжал безжалостный егерь. – Ты не спеши, водичку-то допей, мы подождём, время есть…
Следующие полтора часа ушли на то, чтобы вытащить из кладовщика подробности, и аккуратно занести их на бумагу. Вислогуз, когда ему дали «протокол» на подпись, совсем раскис, пустил слезу и встал рассказывать о «малэньких хлопчиках двоюридной сестри з Винници», которой он «каженный мисяць шлет гроши, и все одно не хватае на життя». Поведал и о насквозь подозрительной личности по имени Блудояр – тот, якобы, соблазнил кристально честного заведующего доходами от продажи «порошочков» студентам, а потом попросил об услуге посерьёзнее. И, в конце концов, с потрохами сдал своему зловещему подельнику.
– Ну, ты влип, дядьку Михась! – егерь поцокал языком. – «Скачи, враже, як пан каже»?
Вислогуз потерянно молчал.
– Что же вы, Михась Вогнянович, сразу ко мне не обратились? – спросил завлаб. Допрос вымотал его не меньше, чем «подследственного». – Вам ведь известно, что на территории ГЗ обитатели Леса не имеют влияния?
– Ви його не знаете! – горячо зашептал кладовщик. Голос его, обыкновенно зычный, к концу допроса изрядно подсел, и он, один за другим, опорожнял стаканы с водой. – Цеж страшна людина, и не людина зовсим, а справжний друид! Ему когось вбити – що вам высморкатиси! Я тому до вас и прийшов – вин вчора депешу прийслав. Пише: якщо не добуду этот, як його…
– Некромицелий. – подсказал Яков Израилевич.
– …якщо не добуду тот поганий некромицелий – вин мене вбьёт! Тильки на вас и надежда!
– Ну, допустим… – егерь захлопнул блокнот, в котором он делал пометки. – Тогда вопрос: где нам найти этого друида?
– Чи не видаю, Христом-Богом!..
– Похоже, не врёт. – Егор оценивающе посмотрел на «подследственного». – Тот словно скукожился, усох под его взглядом.
– А зачем ему врать? Он уже на две высшие меры наговорил – одна по закону, а вторая от подельников. Так, Вогняныч?
– Так… тилики не губите, шановний пан!
– Ну вот, снова-здорово!.. – скривился Бич. – не буду я тебя губить, уговорил. И друиду не позволю. Но ты уж, друг ситный, вспоминай – как связывался с ним, когда, кто письма носил?
– Так белки ж! – оживился кладовщик. – Тильки не от його, а от Блудояра – через него усё было велено слать. Якось белка принесла вид його депешу и попросила оплати. Ну, я дал пять жолудив…
– Всего пять? – егерь насмешливо прищурился. – Негусто…
– Вона так и казала, що мало – бо добиралася аж з Ричвокзалу. И не вид нього даже, а вид села, там, по соседству. Каже – якщо не додам жолудив, белки у мене ничого бильше брать не будут!
– Ну и как, додал?
Вислогуз насупился и опустил глаза. Названная плата, пять желудей, втрое уступала обычной беличьей таксе за доставку на такие расстояния.
– Мотай на ус, Студент: и от хохляцкого жлобства порой случаются гешефты!
Бич встал и прошёлся по комнате. Он заметно прихрамывал сбитые во время подземных приключений ноги ещё побаливали.
– Так что, имеем примерное местонахождение этого «друида» окрестности Речвокзала. Ничего не приходит на ум?
– Трен? Тот беглый дру…
– Ша, Студент, замолчи свой рот!
Бич взревел так, что Егор прикусил язык. И – вспомнил намёк Трена о непременных условиях спокойной и долгой жизни.
Напарник выразительно постучал по лбу согнутым пальцем, и повернулся к Шапиро.
– Яша, я дико извиняюсь, но нас тут припекло поговорить за маленьких секретов. А ты пока Вогняныча проводи – и напомни, чтоб без всяких там дурных глупостей! Дышать будет, как я скажу.
– Так и будете морочить мне голову? Знаешь, Серёга, это уж слишком: занимаете мой кабинет, допрос в нём устраиваете, а потом ещё и выставляете вон, словно третьеразрядного лаборанта не в обиду вам, молодой человек…
– Ничего-ничего, Яков Израилевич. – вежливо отозвался Егор. – Я ведь и есть лаборант. Третьеразрядный.
Он числился на этой должности с того дня, как появился в МГУ. Правда, никто ещё не видел его с лабораторными принадлежностями в руках – разве что, с мензуркой, наполненной до третьего деления коньяком.
– А допрос ты сам устроил. Скажешь, нет? – брюзгливо заметил егерь. – Мне-то твой Вислогуз по барабану, хочешь – увольняй его, хочешь, отведи в подвал и пристукни.
– Без меня найдётся, кому пристукнуть. – брюзгливо отозвался Шапиро. – Руки ещё марать…
Они подошли к массивной, тронутой ржавчиной, железной двери, снабжённой колёсами-кремальерами. На полу виднелись свежие царапины – дверь недавно открывали, скребя стальными уголками по бетону.
– Ну и зачем тебе эта нора? – Егерь ухватился за спицевое колесо и с натугой провернул. Вдвоём с завлабом они потянули его на себя. Дверь, протяжно скрежеща, отворилась.
– Своей лаборатории, что ли, мало? Так займи соседнюю, на вашем этаже половина помещений пустует!
– Как и во всём ГЗ. – Шапиро отряхнул ладони, достал из кармана платок и принялся протирать очки. – Чёрт, сплошь плесень… Что до помещений – здесь мне, знаешь ли, спокойнее. В некоторые подвалы годами никто не заглядывает.
– И к реактору тоже? – не сдержался Егор.
– Нет, там-то как раз народу хватает. Например – вооружённая охрана. Но это далеко, под другим крылом и на три уровня ниже.
Байки о древнем, почти столетней давности, ядерном реакторе, питающем Главное Здание, ходили задолго до Зелёного Прилива. В своё время Егор был изрядно удивлён, узнав, что они имеют под собой основание.
– Когда стало, что с исследованиями некромицелия что-то нечисто, я принял решение перенести лабораторию в местечко поукромнее. Вверху осталась мелкая текучка, а основная работа – здесь.
Шапиро нашарил выключатель. Под потолком, в обрешеченных плафонах вспыхнули лампы.
Лаборатория словно вышла из голливудских фильмов тридцатых годов о Франкенштейне, докторе Моро и прочих сумасшедших гениев от биологии. Столы, заставленные штативами, газовыми горелками и горами химической посуды; цинковые ванны с подведёнными к ним проводами, силовые шкафы с рубильниками и фарфоровыми изоляторами. На полу и на стенах – жгуты кабелей в резиновой и клеёной обмотке. Вдоль стены выстроились стеклянные баки, покрытые изнутри слоем чего-то мутного, ссохшегося. Отдельно – прозекторский стол со всеми полагающимися приспособлениями и инструментами, но снабжённый ремнями для рук и ног.
Егор прошёлся между столами. Это место определённо знавало лучшие времена: кафельная плитка на стенах, потрескалась и местами осыпалась, лабораторная посуда и стёкла приборов пожелтели, латунные ободки шкал тронуты патиной, в уголках набилась пыль. Резиновые шланги ссохлись, потрескались, с вытяжных коробов под потолком свешивалась паутина. И повсюду воздухе витал едва уловимый аромат разложения.
– Солидно! – егерь уважительно присвистнул. – И ты это всё сам, в одиночку?..
– Нет, конечно. Двое сотрудников в курсе.
– Ты им веришь? А если – как Вислогуз?..
– Как себе. – серьёзно ответил Шапиро. – Что до Михася Вогняновича, то он похитил образцы, когда мы только начинали с ними работать. Об этом месте ему не известно.