– Как же вы без него обошлись? Всё же кладовщик, материальные ценности – его епархия. Это ж сколько всего пришлось проводить по бумагам, списывать?
– И не говори… – завлаб махнул рукой. – Так намаялись, не передать! По винтику, собирали, по стекляшке. Выручило, что, многое уже было на месте. Уж не знаю, чем здесь раньше занимались, но запечатали эту лабораторию ещё в семидесятых – и, надо сказать, запечатали весьма основательно. Коридор, по которому мы сюда пришли, был заложен кирпичом, пришлось его расковыривать. Я нашёл упоминания об этом тайнике в старых бумагах Биофака – между прочим, с пометкой «совершенно секретно»! Большая часть оборудования так и не пригодилась, но не вытаскивать же…
Он подошёл к двум стеклянным бакам, щёлкнул тумблером. Вспыхнула подсветка – и Егор от неожиданности отшатнулся.
В жидкости за пыльным стеклом плавал человеческий мозг с торчащими на толстых жгутах белыми, с мутными радужками, глазными яблоками. Снизу свешивался длинный отросток, тоже желто-серый, с расходящимися в стороны ветвями, делящимися на тысячи толстых, тонких, тончайших нитей, образующих густую спутанную сеть, карикатурно повторяющую очертания человеческого тела.
Содержимое второго бака в точности копировало первый, с одной лишь разницей: изжелта-серые нервные и мозговые ткани заменял однородный, черноватый, с белёсыми вкраплениями, губчатый материал. По цвету и консистенции он напомнил Егору раздавленные и успевшие почернеть подосиновики.
Бич нервно сглотнул.
– Видал пакость, но чтоб такое… Клык на холодец, Яша, шо за халоймес?
Яков Израилевич глянул на егеря поверх очков, отчего взгляд у него сделался добрым и слегка ироничным – как у старенького домашнего доктора.
– Это, друзья мои препараты нервной системы человека. Слева – в первозданном, так сказать, виде, справа– то, во что она превратилась после замещения нервных тканей некромицелием. Тем, который спёр поганец Вислогуз.
– Так ты, Яша, производил опыты с людьми?
– С трупами, Серёга, с трупами. Не настолько я скурвился. А до того – с мышами, морскими свинками, обезьянами. Словом, обычная исследовательская цепочка.
Они снова сидели в кабинете на двенадцатом этаже. За окном разливалась чернильная темнота, стрелки часов показывали половину второго ночи. Егор, вспомнив о заждавшейся «библиотекарше», исчез, оставив егеря и заведующего лабораторией экспериментальной микологии наедине.
– Погоди… – Бич разлил остатки коньяка по мензуркам. – Я не врубился: гадость, которую ты нам в подвале показывал – она что, выходит, в трупе проросла?
– То-то ж и оно! И в документах, которые мне передали вместе с образцами, было сказано, что такие опыты проводились и раньше.
– Кем? И где?
– Об этом сказано не было. Но я знаю только одно место на всей планете, где умеют работать с таким материалом. И главное, могут решиться на подобные опыты.
– Манхэттенский Лес?
– Зришь в корень. Мы мало что знаем о том, что там творится, но ясно одно: об этических ограничениях там задумываются в последнюю очередь. Если вообще задумываются. И, знаешь, что самое скверное?
– М-м-м?
– Проращивание некромицелия в мёртвых телах – это первый этап исследовательского проекта. Дальше должны были последовать живые люди.
– Исследовательский? Проект? В Манхэттенском-то Лесу? Яша, я тебя умоляю! Они там только наркоту бодяжат и пластику делают богатым буратинам!
– Не в Манхэттене, Серёга. Здесь. Проект был запущен после того, как я отчитался по первым, весьма удачным, кстати, опытам.
Этапы выполнения работ, календарный график, финансирование всё, как положено.
– РИИЛ?
– Кто ж ещё? А когда меня спросили о возможности переноса работ из ГЗ в один из спецсанаториев, я понял, кто будет следующими подопытными.
– «Зеленушки»?
– Они самые. И тогда я струсил всерьёз.
– Да уж… – Егерь покачал головой. – На свободе с такой бомбой в голове тебя бы не оставили, клык на холодец! Правозащитники, вроде «Гринлайта», и так властям покоя не дают, а всплыви вот это…
– Ерунду ты несешь! – Шапиро единым духом, словно водку, опрокинул коньяк, вскочил, и нервно заходил по кабинету. – Какой, нахрен, «Гринлайт»? Ты что, не понимаешь, зачем им это?
– Какие-нибудь «универсальные солдаты»?..
– …причём, способные действовать на территории Леса! Эл-А «живым мертвецам» по барабану, у них, в нашем понимании, вообще нет обмена веществ – «слепок» нервной системы, созданный некромицелием, не управляет химией организма. Приходится черпать энергию из процесса разложения собственных тканей. Я когда обезьян вскрывал, видел: вместо внутренних органов гуляш из гнилого мяса, и к тому же горячий, градусов сорок пять. Жуть, чисто зомби! Была когда-то такая модная тема – зомби-апокалипсис…
– Хм… ты, кажется, начал говорить о Лесе?
– Прости, увлёкся.
Яков Израилевич открыл сейф, пошарил на нижней полке и извлёк склянку с наклейкой, на которой чернилами было выведено: «Метанол». Ниже скалился неумело нарисованный череп со скрещенными костями.
– Налить? Медицинский, девяносто пять оборотов.
Егерь поднял брови.
– После коньяка? Яша, возьми себя в руки! У нас с тобой не та молодость, чтобы так мешать!
– Как хочешь. А я выпью.
И плеснул в мензурку прозрачной жидкости.
На какое-то время в кабинете воцарилась тишина. Шуршал за окном недолгий летний дождик, ухала в черноте близко нависших крон ночная птица, да тонко позвякивало химическое стекло мензурки – завлаб раз за разом аккуратно доливал спирт до риски с отметкой «30». Егерь искоса наблюдал за ним, доцеживая коньяк.
– Израилич, а Израилич? – вкрадчиво заговорил он после третьей порции. – Пока ты не нажрался вусмерть – может, закончишь свой увлекательный роман?
– Ах да, разумеется… о чём, бишь, я?
– О зомби. Которые с грибницей.
– Верно, извини… Прикинь: что мешает РИИЛу, когда они научатся делать из «зеленушек» зомби – а может и не только из «зеленушек»? – начать вторжение в Лес? Ведь тридцать лет только об этом и мечтают… «Срок годности» у таких «бойцов», конечно, ограничен – неделя от силы. Зато убить их, считай, невозможно, разве что на части разорвать.
Егерь задумался.
– Н-да, так себе перспективка. И что же ты сделал, когда всё понял?
– Сперва – пере…ик… перенёс лабораторию в подвал. А как получил резуль… резурт… тьфу… рез-зуль-таты, подтверждающие шансы на успех – вот тогда…
Язык у него уже основательно заплетался.
– И что – тогда? Говори, Яша, я слушаю!
– А ничто! Подделал данные опытов, сфаль… сфар… сфарцифи…
– Сфальсифицировал?
– …сфар-си-цифировал зара…ик… заражение образцов сторонним био… ма… тема… ма-те-ри-алом и унич… ик… уничтожил. Типа – опасно, угроза распра… распор…
– Распространения. И тебе поверили?
Завлаб мягко упал лицом в стол. Егерь успел подхватить его и утвердил в устойчивом положении.
– А куда… ик… куда они бы делись? Я указал, что весь мате… ма-те-риал утра…ик… утрачен. А нового нет, вот тему… ик… и прикрыли. А обо мне забыли… как бы… да…
– Погоди, Яша! – Бич схватил его за плечи и встряхнул.
– Ты… чего, а?
– Только один вопрос: почему РИИЛ так легко прикрыл проект? Сам же говорил – для них это очень важно!
На лице егеря явственно проступила тревога.
– Так я… эта…
– Чего – «эта»? Говори, Яша, говори!
– Говорю же – я сфаль-фити-сировал отчёт. Написал что некро… ик… мице… меци… цицеллий заражен местным… ик… гриб…хг…гх… грибком. И избежать зара… зара-жения у нас в Лесу низ… ни-ззя. Условия спифиси… спси… спи-си-фисиские, ясно? Значит, лавочку надо… при… ик… прикрывать.
– Ты уверен, что они не попробуют снова?
– А на кой? Я же сообщил – проект не… ик… не имеет преспе… переспе… пир-пи – сиктив. А они, суки, фина… фани… фи-нан-сирование… ик… закрыли!
И замолчал, медленно клонясь вбок, пока не опёрся о стену. Егерь терпеливо ждал. Наконец, Шапиро дёрнулся, несколько раз оглушительно икнул и кое-как выпрямился.
– Знаешь, что я те… ик… те… те- бе ска-аха-жу?
Его развозило на глазах.
– Ещё через пол… ик… полгода мне дали посмо… ик… посмотреть доклад о друидах. Ну, которые на Дина… ик… на Динамо.
– Да, я в курсе, Петровская Обитель. – На-ко вот, глотни…
Он капнул в стакан с водой из крошечного тёмного пузырька. По кабинету распространился сильный травяной запах.
– Спаси… ух… спасибо. В докладе говори… ик… говорилось, что многие снадобья друидов – это изменённые грибницы. Есть у них какая-то особая фиг… ик… фигня, которой они модицифи… мофидици…
– Модифицируют.
– Да, мо-ди-фи-цируют ткани грибниц и творят с ними удивительные вещи. Слыхал, к примеру, «слизнях»?
Бич кивнул. Снадобье из егерьской аптечки уже начало действовать – к завлабу на глазах возвращалась ясность речи.
– …так вот, это, оказывается… ик… тоже гриб, только видоизменённый. Я и подумал – может, друиды что-нибудь знают о типе, которому Вислогуз загнал образцы? Он… ик… ведь из них, да и тема подходящая.
Он потянулся к склянке со спиртом. И не успел – Бич отодвинул вожделенную посудину. Завлаб жалобно посмотрел на него и покорно кивнул.
– И верно, что-то я перебрал… Я к чему веду, Серёга: займись этим делом, а? Если всплывёт – и мне конец, и лабораторию прикроют, вся работа коту под хвост. А всего-то надо: отыскать Вислогузова друида и забрать у него некромицелий. Сделаешь?
– Всего – то… – егерь покачал головой. – Как это у тебя легко выходит… Ладно, Яша, твоё счастье – есть у меня одна любопытная наводка…
– Так берёшься?
– Берусь. Но смотри, будешь должен. И скажи мне ещё раз…
Шапиро поднял взгляд на егеря. Это оказалось непросто: веки слипались, завлаба неудержимо клонило в сон.
– Ты точно уверен, что РИИЛ полностью закрыл тему с некромицелием?
Шапиро пожал плечами.
– Других специалистов у них нет. Закрыли, куда деваться…