– Как Порченый появился, так и перестали. Одна напоследок сказала: «воняет тут у вас. Скверно воняет, гаже, чем в Чернолесе». А чем воняет – не объяснила, стерва хвостатая…
Он подхватил поганое ведро и поковылял к выходу.
– Плохо дело… – резюмировала девушка. – А я-то надеялась, как выберемся из Грачёвки, послать белку к моему… другу. Он всё быстро решит.
– А кто у нас друг?
– Егерь.
– Круто! – одобрил командир «партизан». – Знавал я одного, Бичом кличут. Конкретный такой дядька…
– Так это он и есть!
– Серьё-ё-ёзные у тебя друзья. – В голосе сквозило неподдельное уважение. – Ты глянь, чего там тебе всучили?
Лиска торопливо развернула тряпку.
– Кусок проволоки и нож.
– То, что надо! Просунь в щель, я с замком разберусь.
Некоторое время тишину нарушали только лёгкое металлическое поскрёбывание да воркование «зеленушек».
– Слышь, мать… – голос соседа звучал неуверенно. – Чёт не срастается. Я-то сам не спец, но вот и Мессер попробовал – говорит замок какой-то хитрый. Так что у нас облом. Может, ты?..
Девушка с сомнением осмотрела висячий замок на двери своей клетки.
– У нас, на даче, вроде был такой, на сарае. Я его проволокой открывала, когда терялся ключ. Давай, попробую…
Замок сопротивлялся недолго. Дверь распахнулась с ласкающим слух скрежетом, и Лиска пулей выскочила из опостылевшего узилища на свободу.
«…хотя, какая там свобода – пропахший кровью и муками подвал в самом гнезде местного «доктора Моро»?…»
Она огляделась и кинулась в дальний угол.
– Куда? – зашипел вслед Чекист. – Попробуй наш, может, справишься?
– Да, секундочку…
Вот и крайняя клетка.
– Палыч!
Виктор ждал, ухватившись за решётку. За его спиной стоял, скрестив руки на груди, белобрысый убийца ЧОПовца.
«…кажется, действительно оклемался…»
– Ты как выбралась? Что у вас там происходит?
– Некогда! – Она сунула ему в ладонь проволоку. – Давай, скорее, открывай замок!
– Легко сказать… – проворчал мужчина. – Я, к твоему сведению, не медвежатник.
– Пусти-ка…
Белобрысый завладел проволокой.
– Учись, дядя, пока я жив!
Замок с громким щелчком отомкнулся.
– Могёшь, Ботаник! – одобрительно кивнул Виктор. – Хорошо вас в конторе учат. А стену можешь рукой пробить?[10]
– Да пошёл ты… остальные тоже открывать?
– Сначала те две! – девушка кинулась к клеткам, где пританцовывали от нетерпения партизаны. – Это наши друзья… в смысле – такие же, как мы, пленники.
– Друзья, говоришь? – Белобрысый с весёлым недоумением взглянул на смятую, с синим верхом и малиновым околышем, фуражку. – Ну, здорово… коллега!
– Какой я тебе, нахрен, коллега? – огрызнулся Чекист. – Давай, открывай, а там разберёмся.
Замки сопротивлялись чуть дольше. Минуты через три все четверо «партизан» оказались на свободе. Чекист недоверчиво разглядывал новых союзников, Мессер бросал жадные взгляды на нож в руках Виктора, Мехвод, оглядевшись, принялся отдирать от стены деревянный брус. Что касается Хорька – он незаметно шмыгнул в угол и там затаился.
– Решили, что с этими делать? – Ботаник кивнул на «зеленушек». Те, почуяв неладное, облепили решётки и жалобно поскуливали, наблюдая за происходящим.
Из-за двери донеслись торопливые шаги, и на пороге возник уборщик. Бледный, с дрожащими губами, в глазах – паника.
– Сюда идут! – Он едва не рыдал. – Блудояр и с ним ещё пятеро, минуты через две будут здесь! Скорее, по клеткам, может, не заметят, что открыто…
Виктор и Чекист переглянулись. Мессер длинно выругался, Мехвод пожал плечами. Ботаник, широко улыбаясь, молчал.
– Нет, парень… – командир «партизан» с хрустом размял пальцы.
– Никуда мы прятаться не будем. Парни, вооружайся, кто чем может!
– Перо, перо, в натуре, дай, дядя! – Мессер метнулся к Виктору. Тот сунул ему рукоять в ладонь и чернявый показушно крутанул нож между пальцами.
– Мы ребята-ёжики,
в голенищах ножики…
Глаза у Мессера истерично блестели, он то и дело облизывал обмётанные губы.
– …нам законы нипочем,
в харю – гаечным ключом!
От могучего пинка дверь с треском распахнулась.
– Приканали, петушьё? Ща я вас пошинкую, век воли не видать!
– Это что у нас тут, побег? – ответил знакомый глумливый голос.
– На волю намылились, лошары? А разрешения спросить?
– Я не с ними, не сними!
Хорёк, пронзительно вереща, кинулся к тюремщикам, оскользнулся на каменном полу и покатился Блудояру под ноги.
– Заставили! Угрожали! А этот, который полы моет, с ними заодно! Он, он девчонку из клетки выпустил!
Чекист пустил между зубов длинный, полный презрения, плевок. – Ну, Обрез, как в воду гля…
Окончание фразы утонуло в оглушительном мотоциклетном треске. Лиска испуганно обернулась – посреди подвала стоял, широко расставив ноги, Виктор. В руках его рычала, плюясь сиреневыми струйками гари, бензопила.
XXVIII
– Вот мы и на месте!
Бич потопал по щелястым доскам палубы и потянулся, хрустнув суставами:
– В моём-то возрасте три часа веслом махать – нет уж, хватит с меня такого счастья! А вы, парни, чего встали? Швартуйте уже это корыто!
Егор с Умаром дружно подхватили пирогу и втащили на дощатый слип.
– И он ещё жалуется! – Коля-Эчемин присел и стал осматривать борта судёнышка. – Чтоб я ещё хоть раз повёлся на твои уговоры…
– Я вас умоляю, Коля! Шо опять не так с вашей шаландой? лениво осведомился Бич.
– Он еще спрашивает! Кто врал, что будете налегке? А у самих центнер барахла!
– Не преувеличивай, какой ещё центнер? Шестьдесят кэгэ на троих от силы.
Бич принял у Умара рюкзак. Его «Ермак», весь в свежих, криво нашитых заплатах, уже стоял на дебаркадере.
– Всё равно, я вам что, баржа? У меня триста пятьдесят предельная загрузка, с пассажирами! А вы – вон, какие лоси!
Каякер явился на его «вызов» к полудню – один Лес знает, как он успел за такой срок проделать путь от Нагатинского затона, мимо Чернолеса, минуя Большой Каменный мост с гнездом гигантских выдр и «вонючие заросли» Крымского моста. Пассажиров – Бича, Егора и сильвана – он подобрал на набережной напротив Новодевичьего Скита, и всю дорогу брюзжал по поводу чересчур большой осадки перегруженной пироги.
Они переночевали на Поляне Серебряный Бор (егерь показал себя сущим тираном, не позволив никому поучаствовать в празнестве по случаю прибытия очередной партии замкадных «эмигрантов») и к обеду следующего дня уже подгребали к Речвокзалу.
Коля-Эчемин поковырял пальцем берестяной борт.
– Ну, вот, пожалуйста: в трёх местах царапнули! Ещё бы чуть- чуть – и насквозь.
– Ладно, не ворчи, Плывущий Человек! – добродушно отозвался егерь. – Всё же обошлось, верно? Цела твоя пирога, и мы целы, даже ног не замочили!
«Эчемин» на языке индейцев племени наррангасет означало «Человек, плывущий на лодке». Опытный каякер, прошедший самые заковыристые сплавные маршруты планеты, Коля как многие в среде экстремалов грезил Московским Лесом – и однажды бросил всё и подался сюда, решив сыграть в рулетку с Лесной Аллергией.
И – выиграл. В прежние годы он всерьёз увлекался индеанистикой, регулярно посещал фестивали, которые устраивали поклонники образа жизни коренных американцев. Оказавшись в пределах МКАД, он вскорости пристал к Пау-Вау, большой общине «индейцев», съехавшихся в Лес со всех концов света.
С ними Коля провёл больше года. Получил новое имя «Эчемин», обзавёлся ножом «бобровый хвост», мокасинами, штанами и рубахой из оленьей замши. Но на месте не усидел – построил своими руками пирогу из древесной коры и сменил типпи на бурную, полную приключений жизнь полноправного члена сообщества речников, истинных хозяев водных артерий Московского Леса. С Бичом он был знаком давно, и тот не раз оказывался пассажиром в его стремительном, лёгком, как перо, судёнышке.
Егор перетащил рюкзаки на дебаркадер, устроился рядом с напарником и принялся изучать пейзаж. Набережная тянулась на полторы сотни метров по обе стороны от здания с адмиралтейским шпилем и колоннадами ротонд. У потрёпанного временем и непогодой бетонного причала доживали свой век круизные речные теплоходы. К самому большому, «Президенту», выполняющему роль дебаркадера, они и пришвартовались. Дальше стоял «Две столицы», служивший плавучей гостиницей. Речвокзал, как и Главное Здание МГУ, была своего рода «экстерриториальным владением», свободным от беспощадной Лесной Аллергии. Щадила его и порождённая Зелёным Приливом растительность – лишь один из приткнувшихся к пирсу теплоходов, тот, что стоял за невидимой границей «зоны влияния» Леса, зарос лианами и ползучим кустарником так, что походил то ли на островок, то на в замшелую спину выбравшегося погреться на солнышке ихтиозавра.
Бич попробовал рукой деревянное ограждение палубы – оно отчаянно шаталось и скрипело.
– Любуйся Студент! – он осторожно облокотился на облупленный, поручень. – Речвокзал, он же порт Пяти морей. Небось не видел никогда?
– Только на фотках. – Егор поднял голову, и, прикрыв глаза ладонью от яркого летнего солнца, рассматривал украшение на шпиле. – А почему пяти?
– Э-э-э, чему вас только в школе учат! Когда вождь и учитель пролетариата товарищ Сталин открывал в тридцать седьмом году Канал имени Москвы, то сказал: «Теперь из столицы СССР по воде можно добраться до пяти морей: Белого, Балтийского, Черного, Азовского и Каспийского!»
– А до остальных?
– Что – до остальных?
– Ну, до пяти морей – это понятно. А до других разве нельзя? Ну, там, до Жёлтого, Саргассова, Моря Лаптевых? Океан-то их все соединяет!
– Нет, ну мине это нравится! – егерь возмущённо всплеснул руками. – Вы, молодой человек, хочете быть умнее одесского раввина? В смысле – товарища Сталина?