– Знаешь, что я думаю, Студент? – заговорил идущий следом егерь. – Мы о нём ещё услышим.
– О ком, о Ботанике?
– Да. И о прочих грачёвцах тоже.
Егор остановился. На лице его было написано недоумение.
– Погоди, я что-то не понял… Нгуен же уверял, что дважды попасть в один и тот же Разрыв почти невозможно. Они, вроде как открываются на какое-то время – а потом схлопываются, уже навсегда?
– «Почти» не считается, тем более, здесь, в Лесу. Вот увидишь, Студент: это не последняя наша встреча, клык на холодец!
XXXVII
– Не люво, не хлухай, а ввать не мехай – Мартин зубами вытаскивал пробку из очередной, третьей по счёту бутылки.
Егерь поморщился. Лысый пьянчуга хлестал коллекционный "Спарапет" как самогонку, по полстакана залпом. Увидь это дядя Рубик – сначала бы поседел окончательно, а потом свернул бы варвару его тупую башку.
– Вот ты говоришь, Щукинская Чересполосица… – Мартин опрокинул стакан, шумно выдохнул, и закурил. – Жил я там, давно, до Прилива, пока на Соколиную не перебрался. Женщина была одна… Такие сиськи, м-мух… Бич, ты любишь баб с вот такими сиськами?..
Егерь мужественно молчал. Отвечать было себе дороже заведётся, начнёт троллить, а информации в итоге ноль. А ведь именно ею, информацией, Мартин набит под завязку – правда, поди, пойми, где пьяный бред, где пустые сплетни, а где жемчужина в куче известно чего. Что ж, при необходимости можно и проверить – на своей шкуре, не на чужой…
– … куролесили мы с ней – я, молодым, любил это дело…
– А сейчас, значит, разлюбил? – не сдержался Егор. Любвеобильность приблудного алкаша, как и популярность его среди бестолковых первокурсниц стали в ГЗ притчей во языцех.
– Так ведь, Студент, всё по взаимному согласию. Они мне, значит, любовь, а я им – иммунитет к эЛ-А.
Егор хотел, было, сплюнуть с досады, но удержался: всё-таки кабинет начальства, пусть это начальство и бухает сейчас вместе с подчинённым.
– Послушайте, мне кто-нибудь, наконец, скажет: правда это, или досужие слухи?
– Есть многое на свете, друг Гораций… – Мартин прищурился – Главное, что они в это верят. Так о чём мы… а, да. Щукино. Там ещё в ранешние времена интер-ресные вещи творились. Иду я как-то домой – ну, принял, конечно, не без этого – и решил добавить. Взял в магазине через дорогу пару банок джин-тоника – ты, Студент, такого не помнишь, а вот Бич с Гошей наверняка…
Егерь с лешаком синхронно кивнули.
– Выхожу я, значит, на набережную у шлюзов – променад там такой, розового гранита – сажусь на скамеечку. Закат красивый, рыбки плещутся, – прихлёбываю потихоньку. Хорошо так посидел, отмяк душой и телом – пора благоверной ползти. Практически на эшафот. Не любила она Пампу, то есть, меня, пьяного…
– Какую пампу? – Егор потерял нить алкогольного повествования.
– Не, не, ты слышал? – Мартин потряс пальцем где-то между Гошей и Бичом. – Нонешняя молодёжь ваще ничего не соображает. Ну, ты-то хоть, лешак, скажи, – трудно, матьиво, быть богом?
– Эххх… – огорчённо проскрипел Гоша. – Кто сейчас Стругацких помнит? Ты да я, да мы с тобой…
По заросшей корой физиономии было угадать реакцию непросто, но в целом, лешачиная мимика демонстрировала полнейшее сочувствие. Егерь тоже кивнул и пробурчал что-то вроде "К чему вам подорожная…»
– Дорожка от променада к дому известная, сто раз хоженая, пять минут до подъезда. Однако… – филолог замолк и протянул Гоше стакан. – Плесни…
Про этот стакан ходили легенды: когда грянул Зелёный Прилив, Мартин, убегая со своей Соколиной, прихватил единственное дорогое. Так и явился в ГЗ, сжимая в ладони шестнадцатигранного друга. И с тех пор пил только из него, принципиально игнорируя другую посуду.
– …так я по этой дорожке, мать её несуразную, полчаса шагал. И где-то по дороге хвои в капюшон куртки насыпало. Отродясь там ни ёлок, ни сосен не росло, клёны да тополя! А ты говоришь – насекомые, деревья…. Я полчаса шёл заместо пяти минут! И хвоя, поэл? Херня эти твои Разрывы…
– Хочешь сказать, что Зелёный Прилив начинался постепенно, уже тогда? – Бич тоже пригубил рюмку. Нет, ну действительно, изуверство: так жрать армянский нектар!..
– Я хочу сказать…
Коньяк брал своё – язык у Мартина уже заплетался.
– Я хочу сказать, что эти ваши «Разрывы», они же «червоточины», имеют в районе Щукина чр-рез-вычайно плотную кон-цен-тра-цию. Спросишь, куда они ведут? Да вот хрен его знает. Тебе куда надо? Эээ… может, в другие Леса. Тоись, дурак ты мой родной, Леса, в сущности, есть единый Лес, понимаешь, бестолочь? Хотяааа…
Он совсем поплыл.
– Тут дело такое… я ж говорю – куда тебе надо? А то, понимаешь, выдумали – гайками кидаться! Гайки, мля… они ещё неизвестно куда заведут, гадай потом…
Он, шатаясь, поднялся со стула.
– Ща, минутку…
Назад Мартин вернулся довольно быстро – освежённым, с мокрым воротником. Плеснул себе, игнорируя собутыльников, коньяку, опрокинул, и продолжил почти трезвым голосом.
– Имейте в виду: Щукино не единственное место с "норами". По крайней мере, парочка есть в Измайловском парке, и ещё штук пять разбросаны по совсем уж неожиданным местам. На Рижской, например, в метро, аккурат между второй и третьей нишами на платформе по ходу из центра… жёлтенькие такие… коричневые…
– В Измайлово точно есть. – внезапно встрял молчавший доселе Гоша – Только туда не пройти. И на Новослободке, в парке, у трамвайного круга.
Лешак обычный алкоголь не употреблял – предпочитал настойку собственного изготовления, на спорах жгучих дождевиков. Развозило его при этом не хуже, чем от самогона.
– …а ещё – на Чистых прудах, у памятника Чернышевскому. Да много где, только в путь…
– А! – вспомнил Егор. – Тут недавно один человек просил вам привет передать. Некий Шмуль, не припоминаете?
– Я многих… ик… припоминаю.
– Он сказал – вы работали в издательстве редактором, а он вам книги свои приносил, на публикацию. Говорит – об этих… как это он сказал?.. О попаданцах, да! А сейчас он недалеко от Щукина шинок держит.
– Автор, говоришь… – Мартин потёр лысину и криво усмехнулся – Чтоб я ещё помнил всех, кто про попаданцев, клин им в членоразделие… Хоть каков он из себя? Может и припомню…
Егор, как, мог, описал внешность шинкаря, припомнив, заодно коллективное фото, на которое затесался и сам Мартин.
– Погоди-погоди… – оживился тот. – Роскон-2020, так? Москвич, образованный такой, графоман… Так он теперь что, в шинкари подался? Ну, Саня, ну молодца… Шмуль, ага, ну конечно!
– Ты должен помнить его книжонки. – обернулся он к лешаку. – Длинная была серия: всё рвался СССР спасти своей густопсовой мерисьюшностью. Я, грешным делом, думал, он сгинул – а вот, гляди ж ты, приличным человеком стал! Был бы я выездной, непременно заглянул бы в его шинок…
– И что мешает? – осведомился Егор.
– Студент… вот ты хороший вопрос задал! Сколько раз меня об этом спрашивали. Вот и Яша тоже, да… Анализы брал, то-сё… Нет ответа. Не могу, понимаешь… не пускает что-то.
Мартин в задумчивости поцокал краем стакана по верхним зубам. Глаза у него сделались отсутствующими, подёрнулись туманной поволокой.
– Есть, правда, версия… Что я пьяный в Лес войти не могу. Трезвым, грят, можно будет. Только понимаешь, Студент, какая засада – я всегда пьяный.
Бич понял, что собеседник вот-вот отключится.
– Так ты полагаешь, через Разрывы, червоточины, то есть, можно попасть в другие Леса – в Манхэттен, скажем, или в Сан-Паулу?
Мартин состроил удивлённую мину. Впечатление слегка портила струйка слюны, тянущаяся из угла рта.
– Эт-тоо когда я сказал такую хрень? Не, ты конечно, попробуй…
Он качнулся, нырнул головой вперёд, свалился на пол и сразу, без перехода, захрапел.
– Всё, спёкся. – вздохнул Гоша. – Давайте-ка отнесём его в каптёрку. До утра больше ни слова не скажет, проверено.
Пьяного филолога волокли втроём. Егор сгрузил недвижное тело на топчан в узенькой комнатушке под лестницей, и принялся, было, осматриваться – лешак оттеснил его со словами "Спасибо, дальше я сам…" Единственное, что он успел увидеть среди картинок, налепленных на стену – фото девушки в обнимку с рыжим котом.
– Идите мужики, идите. Я тут с ним посижу. Ему завтра совсем хреново будет, а у меня лекарство есть. – Гоша порылся под замшелой бородой и извлёк крошечный, тёмного стекла, пузырёк.
– Вот он, родимый…
Егор пытался возражать, но Бич настойчиво подтолкнул его к двери.
– Ты это имел в виду, когда говорил, что мы ещё услышим о ссыльных?
– Что? – егерь непонимающе уставился на напарника. – А, вот ты о чём… Нет, Студент, я об этом понятия не имел. Может, ты, Яша?..
Шапиро покачал головой.
– Мало ли, что Мартин спьяну наплетет! Мне вообще порой кажется, что у него в голове смешалась вся фантастика, которую он прочитал. И теперь не различает, где реальность, а где нет – и выдаёт порой такое, что впору за голову хвататься. Завиральное.
Егор скептически хмыкнул, но спорить не стал. Рассказ лысого алкаша произвел на него впечатление.
«…вот и Гоша подтвердил насчёт червоточин…»
Яков Израилевич уже говорил о другом:
– Ну, мужики, прямо слов нет, как вы нас выручили? В первую очередь меня, конечно, но и лабораторию тоже! Начнись расследование – все бы огребли, по полной, и завкафедры прилетело бы!
– Это уж точно. – Егерь поболтал бутылку, посмотрел зачем-то на свет. – Вот чёрт, пусто… Кстати, ты с Вислогузом что решил?
– А что с ним решать? Он у меня теперь вот где!
Шапиро потряс сухим кулачком, демонстрируя, где у него проштрафившийся кладовщик.
– Всякий раз, как встретит меня в коридоре – кланяется, чуть не ботинки облизывает: «дорогой Яков Израилич», да «как ваше драгоценное здоровье…» Давеча вон, полный баул снеди приволок – якобы кум из Малиновки навестил, велел мне кланяться.
– И ты взял?
– А чего ж не взять? Михась Вонгяныч мне ещё до-олго свои грехи будет отмаливать…