– Ладно, Лес с ним, с Вислогузом. – егерь встал, покопался в рюкзаке и выложил на стол продолговатый свёрток в промасленной бумаге. – Скажи-ка, Яша, что это может быть? Предупреждаю: вариант «фаллоимитатор» не предлагать. «Ритуальный костяной член с островов Туамоту» – тоже.
Егор развернул бумагу. Материал содержимого – полумерового стержня, свитого из множества отдельных, очень тонких, волокон действительно напоминал кость.
– Это что за диковина?
Егерь пожал плечами.
– Понятия не имею. Чекист, командир «партизан», мне отдал. Его боец – чернявый такой, приблатнённый, помнишь, Студент?..
– Мессер?
– Он самый. Так вот, Мессер нашёл эту штуку в подвале Порченого – шарил там в поисках чего-нибудь ценного, и вот, надыбал.
– И Чекист просто так тебе его отдал? – Егор недоверчиво покачал головой. – Вещь-то, по всему видать, ценная. Отнёс бы на Речвокзал, тому же Кубику-Рубику…
– Я и сам удивился. Это, как я понял, не его инициатива. Есть у них там такой Яцек-Обрез…
– Это поляк-то? Он ещё на Ховрино на тебя как-то странно косился.
– Во-во, косился, я как раз об этом. Он, как узнал, что Мессер нарыл эту штуковину – сразу стал убеждать Чекиста от неё избавиться. «Не знаю, говорит, что это за хрень, но печёнкой чую – нечисто дело! Отдай вон, от греха, Бичу, целее будем.»
– Так и сказал?
– Так и сказал. Хорошая у этого пшека печёнка, чувствительная.
Яков Израилевич решительно завладел стержнем.
– А для чего оно служит – этот ваш Чекист заодно не объяснил?
– Не… – егерь помотал головой. – Откуда ему?… Но я и сам знаю: с его помощью Порченый вживлял в своих зомби этот, как ты его называл… целий, да?
– Некромицелий?
– Точно. Сведения надёжные, получены от его холуйка, Блудояра. Перед судом я его слегка тряхнул, он и раскололся.
– А мне почему сразу не сказал? – Егор с укором посмотрел на напарника.
– Потому что перпендикуляр. Меньше знаешь – крепче спишь, слыхал такую поговорку? Сдаётся мне, прав Яцек-Обрез: непростая эта палочка, ох, непростая. Он ведь мне так и сказал: «вы, егеря, всё про Лес знаете – вот и разберитесь, что к чему, а мы люди маленькие…»
– А ты?
– А что – я? Я, как и ты, в первый раз такое вижу. Но – взял, разумеется. «Партизаны» – ребята простые. Решат на всякий случай отделаться от этой палочки – и скинут первому попавшемуся челноку за горсть желудей, ищи её потом, свищи. А то и просто утопят в болоте, с них станется.
– Нельзя ли немного помолчать? – сварливо осведомился Шапиро.
– Сосредоточиться же невозможно!
Он покопался в столе и извлёк оттуда большую старомодную лупу в латунной оправе.
– Ну-ка, ну-ка… очень, очень интересно!..
– Что там? – жадно спросил егерь.
– Действительно, похоже на окаменевшую грибницу. Поры отчётливо просматриваются… Я только одного не пойму: зачем ты мне-то его принёс?
Егерь поморщился.
– Яша, не разочаровывай меня! Кто у нас единственный и неповторимый специалист по этому гадскому целию?
– По некромицелию? Ну, предположим, я.
– Ты и есть, без всяких «предположим». А раз так, тебе и карты в руки – поковыряйся, разберись, какая от него может быть польза человечеству. Поковыряешься ведь?
– Ладно, поглядим…
Шапиро открыл сейф и положил загадочный предмет на полку рядом с бутылью медицинского спирта, связкой ключей и плоской, измазанной фиолетовой краской, коробочкой с казённым штампом.
– Яша?..
– Ну, что ещё?
– Не сюда, а в свой секретный бункер. Запри на три замка и никому – слышишь, никому! – не рассказывай.
Скрипнула, растворяясь, дверь. По лабораторному кафелю простучали твёрдые, как голландские деревянные сабо, подошвы.
– Ф-фух, готово. – Гоша провёл ладонью по лбу, стирая воображаемый пот. – Раздел, уложил, пусть отсыпается, сердешный. Графинчик, опять же, оставил на тумбочке – здоровье с утречка поправить. Кстати…
Он заозирался по сторонам.
– Где его стакан? Полезет опохмеляться, не найдёт – сделается буен.
Шапиро позвенел стеклом в выдвижном ящике.
– Вот, держи, случайно убрал…
Гоша принял легендарную тару, дунул внутрь и хозяйственно упрятал в зелёные складки бороды.
Кстати, Гоша… – вспомнил Егор. – Вам не случалось слышать о Лешачо… от лешаке-ребёнке? Маленький такой и, почему-то, не разговаривает. Мы его встретили в Грачёвке – ходит со стаей собак.
– Как же, знаю! – оживился лешак. – Он до Зелёного прилива жил в интернате для детей с ДЦП – родители, понимаешь, от него в роддоме отказались. Что с ним дальше было – только Лесу известно, а потом… короче, не вырос он, так и остался, как был, двенадцатилетним. Да вы и сами видели.
– Видели. Значит, на самом деле ему больше сорока?
– А может, и того больше. Или меньше. В Лесу, знаешь ли, время – оно по разному идёт.
– Лиска ещё говорила – он, вроде бы, владеет телепатией. И собак своих обучил.
– Ну, не знаю… – Гоша скрипнул трещинами коры на лбу, что, вероятно, должно было означать недоумение. Что-то такое наши говорили. Может, это Лес его одарил? За муки, скажем… хлебнул ведь парнишка. Или ДЦП его так изменилось?
Бич громко икнул.
– Слышь, Студент, ты чё тут развёл тележурнал «Хочу всё знать»?
Он уже успел изрядно охмелеть.
– …писатель какой-то, костяной член, теперь вот телепатия…
– Про член ты говорил! – Егор задохнулся от возмущения. – Я только…
– …а ты – о дурацком ходячем пеньке. Нет, чтобы за добавкой сгонять!
– Я бы попросил!.. – насупился Гоша.
– Пардон муа, к вам не относится.
Лешак пожал плечами и горько вздохнул.
– Я давно замечаю, уважаемый Бич, что вы не склонны проявлять толерантность к тем, кто хоть чем-то отличается от вас!
Гошина реплика произвела эффект. Егерь поперхнулся, обалдело уставился на лешака – и гулко захохотал. Тот расплылся – вернее сказать, растрескался – в улыбке и засмеялся вслед за ним. Шапиро мелко хихикал, изображая ладонями аплодисменты, и только Егор хлопал глазами, силясь понять смысл разыгранной перед ним сцены.
Ну, Гоша, ну уел! Давно так не веселился, аж слеза прошибла!.. отсмеявшись, егерь принялся вытирать глаза. – Вы что, сговорились с Умаром, или это тоже телепатия? А ты, Яша, чего сидишь, как не родной? Доставай, что у тебя там?..
– Коньяк йок. – Шапиро виновато развёл руками. – Есть ещё, Вислогузова горилка – ну, я вам говорил…
Он запустил руку под стол, пошарил и извлёк большую бутыль с мутной жидкостью.
– И вот ещё – надеюсь, оценишь по достоинству…
На свет появился большой квадратный конверт из пожелтевшей бумаги. В середине его зияло большое круглое отверстие с чем-то чёрным, снабжённым потёртой синей наклейкой.
– Фирма «Мелодия» – пояснил завлаб. – Не винил, шеллаковая, из последних – их до семьдесят первого года выпускали.
Он крутанул ручку патефона и опустил на диск никелированную штангу звукоснимателя. Раздалось шипение, треск – и хрипловатый мужской голос завёл знакомую с детства мелодию:
– В тёмно синем лесу, где трепещут осины,
Где с дубов-колдунов облетает листва,
На поляне траву зайцы в полночь косили
И при этом напевали странные слова…
Егерь замер. На его физиономии медленно проступал восторг.
– Я тут подумал: ведь эта песня про нас, про наш Лес. Как ты, Серёга, согласен?
– … А нам все равно, а нам все равно
Пусть боимся мы волка и сову
Дело есть у нас – в самый жуткий час
Мы волшебную косим Трын-траву!
– Ну, Яша, ну голова! – Бич в восхищении развёл руками. – Это… прямо не знаю… это не голова, а цельный совет министров! За сколько лет ни один … а ты… это ж готовый гимн! Её утром надо крутить по общей трансляции!
– Точно! – заметил Егор, разливая горилку. – У студентов зайдёт только так, особливо про травку. Что вы, Яков Израилич, говорили про торговлю порошочками в ГЗ? Самая подходящая тема!
– …А дубы-колдуны что-то шепчут в тумане
У поганых болот чьи-то тени встают
Косят зайцы траву, Трын-траву на поляне
И от страха все быстрее песенку поют…
– Оставьте ваши манцы, Жора, не опошляйте святое! – возмутился егерь. – Яша, не слушай этого шлемазла, наливай!
– Кто-то, кажется, собрался мешать? – с ехидной ухмылочкой поинтересовался Шапиро. – А не ты ли мне в прошлый раз мозг выносил?
– Яша, вот только не делайте мне нервы, их есть кому испортить!
– …А нам все равно, а нам все равно
Твердо верим мы в древнюю молву:
Храбрым станет тот, кто три раза в год
В самый жу-у-ут-тки-и-и… вз-з-зз-шшшс-с-с…
Патефон взвизгнул иголкой и умолк – кончился завод пружины.
– Ну, за что пьём?
– За зайцев? – неуверенно предположил Гоша. Он, незаметно для собутыльников, извлёк из бороды ещё один флакончик и опорожнил его себе в стакан. Горилка немедленно вспыхнула тысячами крошечных золотых искорок.
– Верно мыслите, товарищ лешак! – Бич с размаху ударил кулаком по столу. – Чтобы… эта… все напасти нам были трын-трава!
Яков Израилевич улыбнулся и закрутил ручку патефона.
Эпилог
Июль 2054 года.
Примерно через две недели после описанных выше событий
Вяз был чудовищен. Он безжалостно оккупировал всю восточную оконечность Чернолеса, превратив в щебень и гранитные набережные, мост и некогда возвышавшиеся здесь восьмигранные офисные башни. Он словно уравновешивал своей приземистой, корявой мощью рукотворного идола, торчащего из чёрного ивняка на противоположном конце Болотного острова. Только тот был мёртвым, склёпанным из листов металла и решётчатых ферм – а Вяз