– Зато я сильная.
Я заправила шнурки и выпрямилась. Если я возвращаюсь в мир клыкастых и когтистых, мне надо начинать с ними знакомиться. Силен тот, кто познал и себя, и других. Вот и познавай.
– Таня, а можно мне попробовать, насколько ты сильна?
– Лизнуть? Куснуть? Царапнуть?
– Нет, что ты, – запротестовала я, но заметила в серых глазах смешинки. Эта зараза еще и издевается. Что ж, если я не буду хлопать ушами, то получу вторую подругу, с которой можно будет просто замечательно поругаться и поспорить.
– Хочу освободить свою силу и попробовать найти границы твоей.
– Тетенька, а это не опасно?
– Ужасно опасно, – со всей возможной серьезностью ответила я. – Если все пойдет не так, тебе грозят три дня затяжного поноса.
– Словесного, что ли? – Леша даже и не подумал защищать сестру.
– Сам баран, – тут же отреагировала Таня. – А это не больно?
– Нет, – удивилась я. – Почему это должно быть больно? Я же не стану даже дотрагиваться. Мне надо только посмотреть. Потренироваться. Сравнить уровни.
– Я не возражаю.
– Пройдете ненадолго? Не разувайтесь.
Оборотни послушались. Таня устроилась в кресле, Леша – на диване; я села аккурат посередине между ними на пол.
– Не опоздаем?
– Не волнуйся, – отмахнулась я от Леши. – Сам знаешь, мне Валентин и не такое простит.
– Я тоже. – Глаза оборотня вдруг стали чертовски серьезными. – Юля, мы тебе очень сильно должны за Андрэ.
– У меня не было выбора.
Я помрачнела. Тема была все еще… болезненной. Если бы не этот покойный блондинистый гад (а как приятно звучит – навсегда покойный!), я бы жила спокойно и тихо. Училась бы, потом работала, глядишь, еще и замуж вышла за кого-нибудь типа того же Сережи (нота «си» и рожа – вот и весь Сережа…). Зато сейчас…
– Пусть так. Но мы все равно тебе благодарны. Я хочу, чтобы ты знала: все лисы, сколько их живет в нашем городе, все вольпы благодарны тебе. Андрэ в любой момент мог сделать с нами все, что ему захочется, – мучить, изнасиловать, убить, приказать убить кого-то из своих родных. Мы не могли сопротивляться. Но сейчас его нет. И слава богу.
– Ты верующий?
От этого «слава богу» я просто обалдела. Вот уж чего не ожидаешь от оборотня, который церковью изначально признан нечистой тварью.
Леша фыркнул.
– Знаешь, я верю, что Бог создал наш мир. Но я даже отдаленно не верю, что его зовут И.И. Христос. Или Магомет. Или Будда. Сколько народов, столько и религий. А правда только одна. И если он есть – он не отвернется…
Я глубоко вздохнула. Леша говорил что-то еще, но я уже не слышала. У меня неожиданно легко получилось соскользнуть в транс.
Я сидела в комнате, затянутой разноцветным маревом.
Красиво.
Струи тумана переливались, переплетались, мягко плыли вокруг меня. Что я вижу сейчас? Я медленно перевела взгляд на Таню. Девушка была окружена достаточно узким, где-то сантиметров двадцать, радужным ореолом более плотных и ярких цветов. И от нее струился туман. Но слабо и размыто. Потом я опять посмотрела на Лешу.
Леша тоже был окружен разноцветным облаком, но еще более ярких тонов.
Аура? Или что-то другое?
Пропадом пропади мои принципы! Что от них толку, если я могу увидеть, но даже не знаю, что именно вижу? Могу что-нибудь сделать, но сделаю только хуже. Неопытный хирург – это просто мясник. Неопытная ведьма? Хуже только Джек Потрошитель.
Леша что-то говорил, и эти слова тоже отходили от него в виде разноцветного тумана. Ага, что-то проясняется. Более яркое – это аура. Менее яркое – это то, что образуется между близкими людьми, когда они рядом. А у брата и сестры хорошие отношения. Чистые, яркие эмоции. Без темных тонов, без грязи. Даже когда они переругиваются. А аура?
Аура тоже чистая. В несколько слоев, как луковица. У Леши больше красного и синего. У Тани – желтого и белого. Все цвета такие, словно их только что протерли тряпочкой. И у обоих по всему фону очень характерный рисунок цветных пятен. Серебристый, как новенький рубль. Или как луна?
Я уходила все дальше и дальше и начинала различать и другие важные вещи.
И Леша, и Таня казались мне клубками разноцветных нитей. Нити были напрямую сплетены с аурой. Тело и дух. Все взаимосвязано. Если потянуть одну ниточку, вытянутся и другие. Погладишь пятнышко света – и исправишь что-то в теле.
Если знать, то можно и управлять. Вот это красное – здоровье? Или я так его вижу. А если захочу уменьшить количество? Ребята заболеют? Или с оборотнями такой номер не пройдет? Они же всё залечивают?
Знать бы, что делать и где падать.
– Юля? С тобой все в порядке?
Я выпала в обычный мир.
– Чего орем?
– А чего ты уже полчаса сидишь как изваяние и не двигаешься?
А мне-то казалось, что я головой верчу!
– Смотрела. И даже что-то увидела. Но вот что?
– Что? – тут же встряла Таня.
– Вы родственники. Наверное, даже близнецы.
– Двойняшки, – уточнил Леша.
– До сих пор связаны между собой. И вы друг друга очень любите.
– И всё?
В голосе Тани звучало разочарование. Я встала с пола и потянулась. О-о-ох, кайф-то какой!
– А ты думаешь, что я все вижу и все знаю? Должна тебя разочаровать: даже вампиры ловят вас не по ауре, а по изменению параметров тела.
– Чего?
Я потрясла головой. Да, выразилась. А теперь осталось понять, что я только что сказала.
– Вампиры не читают ауру. Не могут? Не умеют? Не знаю. Но отлично знаю, что они видят мир намного ярче нас. Захотел солгать – и у тебя изменились все параметры тела. Дыхание стало чаще, запах – острее…
– Это и мы можем.
– Но не на таком уровне, как вампиры. Вампиры вообще в этом отношении вне конкуренции. Ладно, хватит об этом. Поехали?
– Поехали.
Я взяла сумку, пропустила вперед гостей и захлопнула дверь.
Надо будет повисеть в интернете. Сейчас полно сайтов с рассказами про разную эзохрень. Неужели не найдется ни одного приличного? Или хотя бы на десятую долю правдивого? Без порнографии и предложений продать чудо-очки, в которых «вы увидите все и даже немного больше».
И надо будет узнать у Рокина: может, в каких-то номерах присылаемого мне журнальчика было и про ауры? Возьму у него почитать. Полагаю, что мне Константин Сергеевич не откажет.
У Леши оказался здоровенный джип. В такой и слона запихнуть можно.
– Эту машину придумали, чтобы в Америке свиней перевозить, – сообщила мне Таня.
– А русские оборотни приспособили ее для своих целей?
– Она удобная. И всюду пройдет.
Меня с почетом усадили на заднее сиденье и предложили плед из какой-то толстой ткани.
– Нам ехать не меньше часа, – пояснил Алексей. – Если хочешь, можешь пока подремать.
Дремать мне хотелось. Утренняя встряска не пошла организму на пользу. Я прикрыла глаза и задремала под убаюкивающий шум мотора.
Сумерки.
Холодно и пусто.
Я лежу в гробу и смотрю в сводчатый потолок замка.
Мы в подвале. Глубоко под землей. Сюда не дойдут лучи солнца, не заглянут случайно слуги, не ввалятся гости. Здесь мы в безопасности. Единственный минус – здесь пока нет подземного хода. То есть он был, но его засыпало. Сейчас его расчищают, но до окончания работ еще недели две.
Я только что проснулся, и мне ужасно хочется есть.
Голод буквально сводит судорогой внутренности. Только вот хочу я не мяса и вина, а совсем другого.
Крови.
Густой, горячей солоноватой жидкости, которая течет в моих жилах. Или не течет? Теперь я нечисть. Нежить. Проклятый Богом и людьми слуга Сатаны.
Господи, за что мне это? Разве я многого хотел?
Я просто мечтал рисовать. Хотел показать всем красоту этого мира, только запечатленную на полотне. Не стану спорить, было и желание стать знаменитым, как Челлини, Рембрандт… Хотелось и иметь много денег, хотелось, чтобы каждый вечер мы собирались всей семьей за одним столом. Я, жена, дети…
Даже была одна девушка, хорошенькая Жанетта, дочка виноторговца. И ее отец хоть и не одобрял особо, но и не препятствовал, особенно когда я написал его большой портрет… Нет, вот только об этом не надо. Не надо вспоминать Жанетту. Больно. И даже не потому, что я ее навсегда потерял. А потому что для мне все кончено. Вообще все. Никогда у меня ничего не будет. Семьи, детей, любви…
Кто полюбит нежить?
А то, что Лизетта называет любовью…
За то время, которое я мертв, почти уже пять лет, я многое узнал о спаривании. И никак иначе я это назвать не могу. Не любовь. Даже не плотские утехи. Наверное, даже не похоть – ведь на нее способны только живые люди. Я ведь нежить. При чем тут плоть? Я просто ходячий мертвец, дьявольским колдовством сохраняющий подобие жизни.
Почему я еще не мертв?
Сам не знаю. Могу найти только две причины. Одна не дает мне все закончить, а другая помогает преодолевать отчаяние.
Даже мне известно, что всякое подобие жизни в нашем теле прекращает огонь, серебро или осина. Все это я прекрасно могу достать. Одного осинового кола хватит. Стоит только закрепить его в чем-нибудь и броситься на него грудью. Или любой монах окажет мне эту услугу. Да, будет больно. Но недолго. А потом – что потом?
Мне было страшно. Просто страшно. Что со мной будет потом? Рай? Но в рай никогда не попадет такой, как я. Я же проклятая нечисть.
Чистилище?
Я не герой. Я очень боюсь боли. Если бы я точно знал, что все это рано или поздно закончится, я бы смог вынести все. Но я же этого не знаю. Знают только священники.
Ад?
Вот этого я боюсь больше всего. Я ведь убивал. И много. Не по своей воле, а потому что меня вел дьявольский голод, но разве для Бога это оправдание? Может быть, мне стоило молиться и перебороть это страшное стремление к крови? Я и так держусь до последнего. А потом, когда нахожу жертву, стараюсь не выпивать все. Я стараюсь оставлять человека в живых. И всегда выбираю только пьяниц, грабителей, воришек… Так совесть меньше грызет меня. И так безопаснее.