– Какая? Кто-то болен? Ранен? Что случилось?
Я спрашивала не из любопытства – вдруг смогу помочь?
– Настя беременна. Пятый месяц.
– Радоваться надо, – пожала я плечами. – А что тут может быть печального?
– А то. Радоваться тут нечему, – Таня вдруг стала необыкновенно серьезной. – Юля, почему оборотни заразны?
Я потрясла головой.
– А кто его знает. И почему же?
– Потому что другим способом мы размножаться не можем.
– Что?
Ничего не понимаю. У них что, поголовная стерильность и импотенция? Да вроде как нет. А что тогда? Что не фригидность – это точно.
– Оборотни вполне могут заниматься сексом с людьми. И иногда у женщин даже появляются дети. Но это происходит намного реже, чем обычно. Допустим, если двое здоровых людей окажутся в одной постели, женщина может забеременеть за месяц-два. А с оборотнем ей на это действие потребуется не меньше пяти лет.
– И так всегда?
– Это средний срок. Кому-то везет в первый год, кто-то и за двадцать лет ничего не получает.
– Паршиво.
– Это мелочи. Понимаешь, у мужчин-оборотней есть хотя бы призрачный шанс оставить после себя потомство. Хотя дети оборотня могут и не унаследовать его способности.
– Ага. А потом проявиться они могут? Например, прадед был оборотнем, детям и внукам повезло, а правнучка мехом обросла?
– Могут. Такое случается. И плохо, если оборотнем оказывается женщина.
– Это еще почему?
– А вот потому. Женщины-оборотни не фригидны и не стерильны. Но об абортах им беспокоиться, увы, не надо. Ты же биолог, знаешь, как проходит беременность.
– Знаю. И?
– Мы не можем не перекидываться в полнолуние. Мы же оборотни. Мы сдерживаемся, сколько можем, но три ночи подряд луна берет вверх – и мы становимся зверями и по облику, и по содержанию.
Положим, это я и так знала.
– И что?
– А когда женщина перекидывается, она теряет ребенка, – спокойно закончила Таня. – Не сразу, первые месяцы проходят нормально, но как раз с пятого месяца и начинаются выкидыши.
– Паршиво!
– А ты не знала?
– Откуда бы, – огрызнулась я на Лешку. – Знала бы – не спрашивала бы, ясно?
– Понятно.
– И сегодня одна из ваших девочек…
– Да. Настя – одна из старейших лисиц стаи. Ей уже за сорок лет.
– А сегодня полнолуние, – вставил Леша.
– И она беременна, – добавил Валентин.
– М-да.
Больше я ничего не сказала. И надо бы оборотням проблем, да больше некуда. Бедная Настя.
Почему-то я очень живо представила себе этот кошмар. Каково? Беременеть, носить ребенка – и знать, что ты его все равно потеряешь! Все равно. Но зачем тогда себя так мучить? Не проще ли было бы сделать аборт или поставить спираль? Этот вопрос я и задала. Вслух.
– Потому что я хочу ребенка. Больше всего на свете.
Голос, произнесший эти слова, был мне незнаком. Я подняла глаза (а вы как хотите? Вечером в лесу хочешь или нет, а под ноги гляди, или носом землю пропашешь за милую душу. Сила силой, а коряги еще никто не отменял) и огляделась.
Ой, мамочки! Ну не дура ли я?!
За размышлениями и не заметила, как мы вышли на большую поляну. На поляне стояли люди. Рядами, кругами, группками… Казалось, что их много, но я знала, что в нашем городе всего сорок пять лис. Отдельно стояли Славка с Кларой. Рядом с ними находился только один здоровущий оборотень. По моим скромным прикидкам, он мог сделать пельмени даже из Шварценеггера. А уж медведя завалить – так и вовсе одной левой.
Со мной заговорила высокая симпатичная женщина в старых синих джинсах и футболке. Темные волосы, растрепанные по плечам, острые, какие-то птичьи черты лица, яркие голубые глаза, худощавая фигура, на которой отчетливо выделяется живот…
– Анастасия?
– Да. А ты – Юля?
– Да. Прости, мне жаль, что ты услышала. Я не хотела тебя обидеть, я просто не представляла, что мы уже пришли.
– А если бы я не слышала, можно было бы говорить?
– Да, – я спокойно выдержала возмущенный взгляд лисицы. Виноватой я себя не чувствовала. – Я не знала, поэтому считаю любые вопросы с моей стороны вполне нормальными.
– Ах, нормальными?! – завелась Анастасия. – Нормальными? Нормально, когда теряешь ребенка? Когда осознаешь, что в тебе зреет новая жизнь, чувствуешь ее, радуешься каждому моменту – и понимаешь, что не сможешь доносить ребенка. Никогда не сможешь! Потому что ты пустоцвет! И все напрасно. И раз за разом, надежда за надеждой… и каждый раз рвет тебя на части! Это нормально?!
Она шагнула ко мне еще ближе.
– Прекрати истерику! – рыкнул Валентин, но опоздал.
Настя резко схватила меня за руку и дернула на себя. Что она хотела сделать, что бы сделала я в ответ, как бы поступил Валентин – все осталось неизвестным.
Потому что стоило ей коснуться моей кожи, как между нами волной поднялась сила.
Это было почти как с Кларой, только ярче, резче, острее… Меня подхватило и понесло. Сила выплеснулась наружу, и Настя захлебнулась ей, как неопытный купальщик – морской водой.
А я держалась на гребне волны. Сила подхватила меня и понесла.
Сейчас я видела. Не просто смотрела на окружающих меня оборотней, но и видела, что они из себя представляют, видела связывающие стаю прочные нити, видела разноцветное сияние аур и контуры их зверей, готовых проявиться.
И было так интересно…
Ближе всего ко мне стояла Анастасия.
И она же была интереснее всех.
Беременность, которая вовсе не красила ее в человеческом облике, обернулась внезапно яркой вспышкой в ее ауре. Голубой, белый, золотой тона. Яркое сияние вокруг живота. И – любовь, смешанная с отчаянием так, что неизвестно, чего там было больше. Она не просто хотела ребенка. Она мечтала, любила, жила этим ребенком.
Ребенком?
Я пригляделась внимательнее.
Ой ли…
В районе живота Насти виднелись два световых пятна. Я ничего не понимала в аурах, но отличить одну от двух все-таки сумела. Детей было двое. И они были вполне разумны.
Именно в эту минуту я стала яростной противницей абортов.
Какой дурак сказал, что это просто сгустки клеток?! Сгустки клеток – это тромбы, это опухоли, узелки, но не дети. Даже сейчас это были две личности. Они думали, чувствовали, они… боялись…
Я видела и понимала это абсолютно отчетливо. Как таблицу умножения. Им было… Это было двойственное ощущение. Им было тепло и уютно, они знали, что любят и уже сейчас любимы и желанны, что дороже, чем они, для их матери никого нет. И в то же время они чувствовали ее страх и боялись. И ощущали, что что-то идет не так. Неправильно. И от этого им тоже было больно и страшно.
И мне стало их жалко.
Неужели им надо умереть?
Картинка из цветных пятен и нитей вдруг прыгнула еще ближе, стала ярче, отчетливее, резче. И понятней.
Конечно, у женщин-оборотней будут выкидыши. Если бы дети могли изменяться вместе с матерью, этого бы не произошло. Но они пока не могут. И лисица, волчица, зайчиха не могут выносить человеческих детенышей – на пятом месяце те становятся слишком крупными.
Есть два выхода. Чтобы не случилось выкидыша – или дети должны стать оборотнями еще в утробе матери, или женщина-оборотень должна не изменяться хотя бы еще три месяца. Восьмимесячный ребенок вполне может выжить, особенно если сделать матери кесарево. И потом, этот ребенок – оборотень. Это вам не недоношенные детки алкоголиков и наркоманов. Оборотня можно хоть пополам порвать: если мозг и сердце целы – восстановится.
Но что делать мне?
Я уже не могу просто закрыть глаза. Смерть этих детей будет на моей совести. Потому что я видела – и не попыталась ничего сделать. А вот что я могу сделать – вопрос.
Черт бы побрал мое незнание и неумение. Приду домой – повешусь в сетке. И фиг я вылезу из нее, не получив ответа на все мои вопросы. А пока…
Менять природу детей я не стану. Да, я хорошо знаю анатомию, но я ничего не знаю о природе оборотней. Вряд ли Настя обрадуется, получив вместо приличных детей сиамских близнецов или что-то еще похуже. А вот оборвать связь оборотня с луной на этот месяц – или перевести ее биологические часы на три дня вперед…
Можно ли так сделать?
Серебристый рисунок на ауре Насти пульсировал и дрожал. Мигал огнями и постоянно пребывал в движении. Это мне было знакомо. То же я видела у Тани и Леши. Это то самое, что отвечает за превращения?
Черт его знает. Но попробовать-то можно!
Где-то в глубине души насмешливо оскалилась женщина со звериными глазами.
«Ты хочешь этого? Хочешь помочь ей? Чтобы у нее были дети? Хорошо. Тебе придется заплатить…»
Хочу?
А что, есть выбор?
Я протянула вторую руку и закрыла пятна куском своей ауры.
А-а-а-а-ау-у-у-у-у!
Было больно.
Такое ощущение, что у меня эту пакость на коже выдавили. Раскаленным железом. Но зато я с удовольствием пронаблюдала, как серебристые пятна накрывает куском чего-то туманно-белого, и они затухают и гаснут до блекло-серого оттенка.
Заплатка была наложена прочно, добросовестно и отпадать в ближайшую неделю не собиралась. Откуда-то я знала, что дней через восемь моя заплатка полностью растворится в Настиной ауре и оставит по себе только недолгую память. Может быть, немного тоски. Может, немного злости или неприязнь к вампирам. Ненадолго. Еще дня через два все пройдет. Но в следующем месяце заплатку опять придется обновлять.
Интересно, можно ли это проделать безболезненно?
Серебряный рисунок стал похож на несколько маленьких точек светлой кисточкой. И вообще больше не светился. И не пульсировал.
Ну и славно. Дети теперь в безопасности на целый месяц. Я проговорила эту мысль про себя раза четыре.
И только потом позволила себе моргнуть – и выпасть из транса в реальность.
Как оказалось, задницей на мокрую траву.
– Твою зебру!
– Юля, что случилось?!
Валентин оказался рядом со мной первым. Он отодрал меня от Насти (Настю от меня?) и кое-как поставил на ноги.