Про́клятые развалины!
Про эти руины башни в лесу говорили многое. И что там плохое место. И что там когда-то жил колдун. И что там стоял языческий храм, в котором похоронено великое зло… Все сходились на одном: лучше туда не лезть. И верно: даже в самый жаркий день от развалин тянуло промозглым холодом и сыростью, пробиравшими до костей. И что-то внутри подсказывало обойти их стороной. Даже вездесущие дети – и те не бегали сюда играть. Что ж, Питеру тоже здесь не нравилось, но выбора не было.
Плохо, что нет оружия. Короткий кинжал за поясом, так спокойно оставленный ему оборотнями, Питер даже оружием не считал – слишком маленький. Зарезаться еще хватит, а вот на оборотня – уже нет. И берет ли их железо? Или только серебро?
Что ж, развалины так развалины. Да и добежать до них времени хватит. Если бежать очень быстро, то минут двадцать.
Лучший стимул – это страх за свою шкуру. Луна светила вовсю, показывая корни и неровности на земле. И Питер летел как на крыльях. Если у него будет хоть один шанс выжить – он все сделает, чтобы этот шанс от него не ушел.
Проклятые развалины зловеще чернели в свете луны. На миг мужчина заколебался, а потом махнул на все рукой. Сейчас он и к черту в пасть влез бы, и сам на сковородку сел, только чтобы не дать этим лисам-переросткам убить его.
Он шагнул к груде кирпичей. Вот и вход. Полузасыпанный, посеченный временем и непогодой, но пролезть еще можно.
Питер не знал, что проклятыми развалины называются вовсе не случайно. И что они служат пристанищем одному из патриархов народа вампиров – тоже.
Патриарх пребывал в спячке уже несколько веков. Он был стар и хотел просто отдохнуть. Построить башню, сделать в ней потайной ход и даже наложить заклятие, заставляющее всех обходить его «спальню» стороной, было для него делом несложным. Патриарх искренне намеревался поспать еще лет пятьсот. А лучше – семьсот.
Питер, сдуру ввалившийся в потайной ход, в его планы резко не вписался.
Каким чудом мужчина смог туда попасть? Почему не сломал себе ни рук, ни ног? Он и сам впоследствии не мог вспомнить. Зато умудрился врезаться в гроб, своротить его набок и рухнуть прямо на патриарха. И потерять сознание от удара. Все-таки навернулся он тогда неслабо.
И вампир проснулся от запаха и вкуса свежей крови – из той самой раны, которую оставила когтями лисица. А проснувшись, почувствовал зверский голод. И первой его жертвой стал… нет, не Питер, а ввалившиеся вслед за ним четыре оборотня. То есть сначала – три. Гильометта осталась в живых, но ненадолго – ровно на то время, которое потребовалось вампиру, чтобы превратить Питера в подобного себе. Старый вампир мудро рассудил, что пятерых человек будут искать. И перероют лес до основания. Тем более что Гильометта все время верещала что-то насчет убийства и кары за ее смерть. Вампир мог бы взять девицу с собой и покинуть развалины. Но он решил по-другому. Девица оказалась слишком визгливой. А вот парень – полностью подчиненный, умеющий говорить на местном языке, знающий, что и сколько стоит, представляющий положение в стране и в мире… это вампиру очень даже подошло. Так что от Гильометты избавился уже сам Питер.
Молодые вампиры сразу после пробуждения испытывают страшный голод.
Искать их действительно начали, но не сразу. Ближе к вечеру. И не в лесу – что семерым людям там делать? Сперва их искали по окрестным деревням и дорогам, расспрашивали людей, даже проехались до ближайшего городка. А когда начали прочесывать лес, проклятые развалины все равно обходили стороной. Что-что, а продуцировать страх старые вампиры умеют. Они им живут, дышат и даже питаются. Вот никто и не нашел ни Питера, ни вампира. Только потом, спустя неделю, когда в развалинах уже никого не было, обнаружили четыре трупа. И еще двоих мертвецов – в лесу. Питер исчез для своих родных и для мира.
Зато появился вампир, жизнь которого оказалась не слишком приятной. Хотя и не слишком страшной. Над ним не издевались. К нему просто относились как к вещи: поди туда, сделай то, подчиняйся, а то будешь наказан. Наказание Питер получил только один раз и с тех пор старался не подставляться. Его креатор и господин стал примерно через пятьсот лет членом Совета вампиров. А сам Питер прислуживал ему.
И все же загробная жизнь Питера была мучением.
Почему?
Потому что он привык к любви животных. Он и сам их любил, даже больше чем людей (эй, вот только о зоофилии думать не надо, ладно?). Животные, с точки зрения Питера, были достойными и приятными существами. И намного лучшими, чем вампиры. Вот, например, вы хоть раз видели хомячка-садиста? Кролика, который напился и колотит своих детей? Лошадь, которая выбрасывает своего жеребенка на свалку? Слониху, которая продает своего слоненка на органы или бросает после родов? Курящего попугая? Звери жестоки, но неосознанно. Если они и причиняют боль, то не со зла.
Но вот беда…
После смерти все животные стали жутко бояться Питера. Единственными, кто слушался его как бога, были лисы-оборотни. Те самые, которых Питер больше всего ненавидел.
Я вынырнула из воспоминаний вампира. И уставилась внимательнее на опутывающую его сеть линий и цветных пятен. На первый взгляд мешанина казалась беспорядочной. На второй – очень даже упорядоченной. Хорошо, что я смотрела на ауры всех, кто мне попадался, и училась разбираться, отделять хорошее от плохого. Потому-то одно место в ауре вампира и показалось мне неправильным. Да, пока я в этом не очень разбиралась, но на Питера и моих умений хватит. Самое главное я ведь знаю. Что чувствуют к нему животные? Почему они не боятся? Точнее, чувствовали и не боялись?
Да потому что знают: их любят. И вреда не причинят. Никогда. Ни за что. Если они будут это чувствовать от человека, то будут любить его. И, кажется, я знала, что именно не так в ауре Питера. Знала, как будто тихий голос женщины со звериными глазами шепнул мне это на ушко. По большому секрету. И… минуту… как там мои ребята?
Слава богу, прошло не больше десяти секунд. А мне казалось, что я копаюсь в вампирских воспоминаниях уже неделю! Но пока Константин и Глеб держались. За меня, за машину, за оружие – скрипя зубами, но держались.
Ничего. Сейчас зов прекратится. И я знаю, как и почему.
– Питер, – негромко позвала я прямо в голове вампира. – Питер, ты слышишь меня?
Питер дернулся, как будто его ожгли хлыстом. Кто мог его так назвать? Кто, во имя всех богов мира? Уже давно никто не знал даже этого имени. Иногда Питер думал, что и креатор забыл его. Он давно получил новое имя – Рауль. Здесь, в России, – Родион. Но кто может звать его этим именем?!
Я наблюдала за метаниями вампира. И сейчас они были мне понятны, как собственные руки. И так же, как свои руки, я могла повернуть его мысли в нужную мне сторону.
– Хочешь, я сделаю так, что ты опять сможешь говорить с животными и понимать их? – мягко шепнула я в сознании Питера. – Твой дар не исчез. Он просто заперт. Заперт предсмертным проклятием Гильометты. И я могу его освободить. Мне только необходимо твое разрешение.
Зов прекратился. Константин и Глеб переглянулись.
– Что они задумали?
– Наверное, пойдут на штурм.
– А подмога не пришла…
Константин только хмыкнул, перекидывая Глебу свой нож.
– Не надо. Я у Юльки возьму. Она все равно в трансе.
Что верно, то верно. Юля лежала на сиденье полностью расслабленная. А когда Глеб приподнял ее веко, обнаружил, что глаза у нее закатились.
– Так, может, из-за нее и звать прекратили?
Оборотни переглянулись. О способностях госпожи Леоверенской они не знали ничего. И сильно подозревали, что и сама она находится в таком же положении.
Теперь нужно было ждать атаку. Но… ее не было. Минуту. Две. Три. А потом из дома понеслись крики. И Глеб выдохнул полной грудью.
– Ну, Юлька… ну… мать ее… Стерва!
– Я могу освободить тебя. Ты останешься жив, ты сможешь управлять всеми животными… только ты ведь и сам этого не хочешь? Тебе нужна твоя свобода. И ты получишь ее. Из-за этого проклятия ты даже до сих пор не ронин.
А мог бы. Я вижу твою силу.
Питер оглядывался как безумный, но никого не видел.
– Ты кто?
– Ты что, с ума сошел?! – окликнул его напарник.
Но Питеру было все равно. Если этот голос сможет исполнить его мечту… правда сможет?
– Смогу. Для меня это будет тяжело, но я клянусь тебе жизнью моих родных. Хотя эта клятва все равно бессмысленна. Здесь нельзя лгать, разве ты не чувствуешь этого?
– Где – здесь?
– Там, где нахожусь я. Прикажи своим оборотням не нападать, пусть удержат твоего напарника – и иди ко мне.
Я помогу. Я знаю, как и что делать.
– Ты точно не лжешь?
– Спроси у себя. У того чувства, разума, уголка сознания, которым ты чувствовал животных. Хотя… это у тебя тоже заблокировано. Будет тяжело. Но мы справимся. Обещаю.
И Питер решился. Он жил как в бреду. И надежды на освобождение или пробуждение не было. Сейчас ему предлагали свободу. Что еще надо?!
Ничего. Оборотни? Где они? Здесь и внизу.
И он сделал короткий жест рукой, указывая на напарника и формируя его мысленный образ.
– Убить. И больше никого не трогать до моего приказа.
Оборотни рванулись вверх.
– Ты что, мать твою, охренел?!
Больше напарник ничего произнести не успел. Ворвавшиеся оборотни просто смяли его массой. Началась дикая драка. Но Питера это не интересовало.
– Где ты? – позвал он.
И услышал в ответ тихий голос.
– Закрой глаза и доверься мне. Потянись, как ты тянешься к своим оборотням. Я тебя выведу.
Что он и сделал.
И все поплыло перед глазами.