— Так что ты думаешь об этой истории с сельским вампиром?
— Это интересно. Со стороны это может быть не заметно, но Альберт встревожен. И возможно даже напуган. Когда ты отходил за пивом второй раз, я уточнил, хочет ли он денег за наводку. Не захотел. Ему по-настоящему не понравилось увиденное в деревне.
— Не опасно ехать туда вдвоем?
— Если просто разведать — то вряд ли. Вампиры по натуре одиночки. Может, один особо умный смог обмануть или запугать деревенских. Тогда мы вполне справимся. Или сами, или обратимся к феодалу.
Симон рассудил, что может претендовать на вторую кружку для Альберта. Пожалуй, здесь было лучшее пиво, которое он пробовал в городе.
— Сейчас у меня нет на примете вызревающего вампира. Поэтому нужно проверить историю Альберта.
— И когда ты хочешь выдвигаться?
— Завтра воскресенье, нужно сходить в церковь и отдыхать остаток дня. Поэтому послезавтра. Мне не нравится, что вампир в чужом феоде. Формально, мы имеем право охотиться где угодно, но это не защищает от произвола местных лордов. Я попробую разузнать о роде Зольре и его владениях.
Уже попрощавшись с учителем, Симон запоздало вспомнил, что так и не спросил, кем были китобои, на которых стал работать Альберт.
Тем же вечером Герхард посетил ратушу. В магистратском архиве служил друг детства Шрайбера, который мог пустить охотника к документам под честное слово ничего не выносить.
Когда Герхард только начинал путь охотника, то думал, что архивные записи о наследовании и генеалогические древа позволят выявить сокрытых в приличном обществе вампиров. В итоге же ожидания оказались сильно завышенными и пришлось выслеживать нищих и матросов среди портовых складов. Однако возможность зайти в архив осталась.
Казалось, город совсем не вел дел с Зольрштейном, владениями рода Зольре. Был договор размежевания почти столетней давности, по которому определились окончательные границы города. Но на этом и все. Ни судебных споров, ни договоров о военной помощи, ни долговых записей.
Солнце уже садилось, когда Шрайбер нашел самое свежее упоминание фрайхерра фон Зольре. Пустячный договор о поставке в город зерна, подписанный именем Карла Зольре. Сверив даты, Герхард понял, что дело случилось двадцать семь лет назад.
Впрочем, отсутствие записей ни о чем не говорило. Фон Зольре были вассалами героцогов фон Росштейн. И вполне возможно, что все эти годы они торговали, отправляли ополчение на войны, планировали и играли свадьбы. Просто не имели официальных сношений с магистратом города.
Оставалось только наведаться в деревню и посмотреть на все своими глазами.
Глава 8
В назначенный вечер Симон пришел к Шрайберу. Герхард уже был одет в неброский костюм, в котором выходил на охоту. Вместо приветствия охотник протянул ученику обернутый рогожей сверток.
— Держи, рыцарь Вольфрис, вот твой меч Гунан. Храни его с гордостью и не запятнай бесчестными поступками.
В свертке был базельский кинжал. Симон с некоторым пиететом осмотрел оружие — клинок примерно двенадцати дюймов длиной, сильно сужающийся к острию, эфес и гарда образовывали букву I. На ножнах выделялись две позолоченных пластины.
— Дорого выглядит, — резюмировал Симон.
— Твой дядя Абель любит такие броские вещи. Отчасти, поэтому сейчас он надеется не на сбережения, а на долю от нашей охоты. Но отнесись к оружию бережно, это не подарок, а одолженная вещь. И не цепляй на пояс, пока не выйдем за пределами города. Будет слишком сильно выделяться на твоем костюме.
Симон уже побывал у портного и через несколько дней ожидалась вторая примерка. Но, пожалуй, кинжал стал бы выглядеть слишком богато даже для его нового костюма.
— Значит, мы все-таки отправляемся в Ольвард?
— Да. Дойдем до Южных ворот, там встретимся с моим знакомым. Готтлиб приезжает на своей телеге в город торговать из деревни, которая чуть дальше отворота на Ольвард. Он согласился довезти нас туда и обратно. И, что важно, Готтлиб сможет поговорить с местными как земледелец с земледельцами. Городских в деревнях, как правило, не любят. Сейчас это больше разведка, но все же возьмем склянки и инструменты на всякий случай.
Симон повесил на плечо ценный короб, и они неторопливо пошли к выходу из города. По пути Симон внимательно смотрел по сторонам — пока он не успел тщательно изучить эту часть Альзенбурга. Когда они проходили мимо здания магистрата, часы отбили семь часов вечера.
— Герхард, а сейчас не слишком поздно? Мы же в ночи доедем.
— Я понимаю. Мы заночуем в поле и утром въедем в деревню. Но по-другому организовать не получилось.
Вскоре они дошли до площади у Южных ворот. Городская стена уже давно не служила защитой сильно разросшегося города, а отделяла один район от другого. Собственно, самих ворот уже не было, деревянные створки сняли еще до рождения Шрайбера. А перед воротами устроили рыночную площадь, где торговали приезжавшие в город крестьяне из окрестных деревень и сел.
Торговля на рынке уже почти закончилась. Часть прилавков уже опустела, припозднившиеся продавцы собирали продукты. Герхард осмотрелся, после чего уверенно повел ученика в дальний конец площади.
— Вон он, в своей карете.
Посмотрев в указанную сторону, Симон увидел небольшую двухосную телегу, запряженную пегой кобылой. Заднее левое колесо отличалось по цвету, дерево было существенно светлее. Похоже, недавно его поменяли.
Охотник поднял руку и помахал, привлекая внимание.
Когда они подошли, с козлов спрыгнул Готтлиб. Симон с интересом посмотрел на высокого сухощавого мужчину, на вид сверстника Герхарда. Он так себе и представлял обычного крестьянина — сильно загорелого, с непокрытой головой, в простой одежде, явно домотканой, когда-то крашенной в синий и красный, но теперь выцветшей.
— Готтлиб, знакомься, это мой ученик Симон Эйбенхост.
— Опаздываешь, господин Шрайбер.
Несмотря на почтительно обращение, в голосе крестьянина слышалась насмешливая интонация. Стало заметно, что он считал себя по меньшей мере ровней охотнику.
— Тогда не будем задерживаться, друг мой Готтлиб. Симон, боюсь, тебе придется прокатиться вместе с капустой, на козлах хватит места лишь для двоих.
— Только осторожней! Я прикупил полезной мелочевки, раз уж мы едем в глухое место, то привезу на перепродажу. Не порежься и не поломай ничего.
Симон послушно забрался назад, принял короб со склянками и аккуратно поставил рядом с собой. В телеге оказалась не капуста, а репа. Видимо, не распроданные за день остатки. Осторожно отодвинув сверток с товарами на продажу, Симон сел, вытянув ноги. Шрайбер запрыгнул на правую половину козел. Готтлиб махнул вожжами, заставляя кобылу идти.
— Герхард, а что ты забыл в Зольрштейне?
— Говорят, там происходит что-то странное. Возможно, там живет кто-то из наших с Симоном друзей. Но, сам понимаешь, мы городские. И нужен опытный взгляд человека от плуга и сохи.
— Если не хотят, чтобы чужие увидели — то мы и не увидим, — покачал головой Готтлиб.
— Опять-таки, говорят, что место глухое. К приезжим не привыкли и от посторонних странности не скрывают.
Они ехали к выходу из города в сторону Вольтенского тракта. Как оказалось, в телеге было тряско и Симон обрадовался, когда брусчатка сменилась утоптанной землей, по которой колеса шли намного мягче. Герхард с Готтлибом тихо переговаривались. Симон поначалу пытался прислушаться, но спутники говорили вполголоса и не удавалось вникнуть в суть разговора. В итоге Симон устроился удобнее и постарался задремать.
— Симон, не спи!
Вздрогнув от резкого оклика, Симон сел и вопросительно посмотрел на Шрайбера.
— Не отлынивай от своих ученических обязанностей. Смотри по сторонам, запоминай выезд из города, слушай наш разговор и учись. Готтлиб, как и всякий земледелец, неиссякаемый источник народной мудрости.
Они ехали несколько часов. Уже окончательно стемнело, но ночь была безоблачной и света луны хватило, чтобы ехать по тракту. Первое время по левую руку можно было слышать море, но по мере их движения на юго-запад звуки волн стали почти не различимы.
Когда лошадь стала идти заметно медленней и тяжело дышать, Готтлиб попросил охотников:
— Глядите по сторонам. Скоро должен быть верстовой столб.
Симон послушно стал всматриваться в темноту. Они уже проезжали несколько резных каменных столбов высотой в полтора человеческих роста, раскрашенных в гербовые цвета города — белый и голубой. Симон боролся с зевотой и желанием откинуться в телеге и попытаться заснуть. Поэтому он не удивился, что первым землемерный столб заметил Шрайбер:
— Вон он, белеет в тридцати шагах. Что там написано? «Десять миль от города». А нужная нам дорога около двенадцатой. Едем дальше или заночуем здесь?
— Здесь. Альба уже устала, не будем мучать животное понапрасну.
— Тебе виднее, — не стал спорить охотник.
Возле каждого верстового столба была расчищенная площадка для ночевки путников, которых ночь застала в пути. В центре было обложенное камнями кострище и запас хвороста на пару часов небольшого огня. Готтлиб вручил Симону кресало, кремень и трут, а сам стал распрягать кобылу. Герхард тем временем копался в телеге, выбирая репу получше на поздний ужин.
Они расселись вокруг костерка. Эйбенхост время от времени подкидывал хворост, Готтлиб сноровисто чистил репу коротким ножом.
— Хочу еще раз повторить план на завтра. Смотрим, но ничего не делаем. Благо, Готтлиб решил подзаработать, и мы вполне можем сойти за бродячих торговцев. С рассветом выдвинемся, когда доберемся до Ольварда, все взрослые будут в поле. Если там действительно что-то плохое, то лучше сначала пообщаться с детьми и стариками. По итогам решим, что делать дальше. Если они от вампиров страдают — то помогаем. Если вампиры у них в почете — то возвращаемся в город.
— Еще с утра надо будет хвороста собрать, — заметил крестьянин. — И здесь оставить. Чтобы потом следующим путешественникам не пришлось искать в ночи.