То и дело охая, старуха нарочито громко стучала каблуками. Уже не взывая к здравому смыслу беглянки, она надеялась хотя бы обратить внимание дворцовой стражи.
— И почему я не осталась среди уютных перин и бархатных занавесей? Там тепло, уютно и крысами не смердит, — причитала Прудди, следуя за «несносной девчонкой». — И пол не скользит, и стены выбелены, и в чулках сухо — не то, что здесь.
Сама того не замечая, старуха копировала манеры королевской дочери. Не ранее чем вчера, принцесса подобным тоном сокрушалась унылостью жизни во дворце. «Как мне надоели все эти дяденьки, по брови закованные в железо, — говорила тогда принцесса. — Сбегу отсюда куда-нибудь подальше. Найду себе работу искателя приключений и буду весело жить…» Прудди пропускала мимо ушей такие высказывания. Зачем по десять раз объяснять молодой особе благородной крови, что профессии «искатель приключений» не существует? Да и зачем по триста раз толмачить юной прелестнице о опасностях жизни вне дворца? Ведь принцесса сама должна обо всем этом знать — не маленькая.
Вот уже скоро четверть века, как Прудди служила королевской учительницей и мамкой-фрейлиной. Когда-то старуха очень радовалась, заступая на этот пост. Сразу после родов королева передала ей маленькую девочку в свертке из шелковых одеялец. Едва ощутив Мэлами в своих руках, фрейлина ни на миг не сомневалась, что принцесса будет отличным ребенком. Голубоглазый несмышленыш забавно укал и слабо шевелил ручонками. Но прошло время и новорожденное создание перестало быть тихой малюткой.
Из кроткой девчонки Мэлами превратилась в кошмарное существо. Нет, она не перекинулась в демона, как шептались поварята на кухне. И кровь по ночам она не сосала, что бы ни утверждали некоторые злые языки в дворцовой страже. Как ни билась старуха над своей ученицей, но из принцессы получилась дикая стерва и невероятно ехидная дрянь. Мало того, что она не любила учиться и готовиться к замужеству с каким-нибудь принцем из соседних земель. Мало того, что она частенько сбегала из комнаты и проводила время в рыцарских казармах. Мало того, что ее ни разу не видели в храме всех богов.
С детства принцесса почему-то считала, что каждый норовит ее обидеть. И чтобы не оказаться обиженной, предпочитала наносить превентивные удары. Ее острый язычок наводил суеверный ужас на окрестности. Во дворце не находилось даже самого мелкого пажа, который не получал бы от Мэлами. А что говорить о рыцарях? Едва завидев милое личико принцессы, придворный люд стремился исчезнуть с глаз долой.
— Советник, вы хрюкаете как грязная свинья! — заявляла девушка бедняге Ларпусу, страдающему удушьем советнику короля. Ларпус старался не дышать, переставал хрипеть и бледнел от нехватки воздуха.
— Ваш левый глаз похож на задницу, — тыкала пальчиком принцесса в обезображенное лицо Гримуза, героя Третьей симиминийской войны.
— Как вам будет угодно, — соглашался рыцарь, от злости выпучивая глаза. Причем левый глаз с обезображенным от удара лабрисом веком, действительно становился похожим на…
Даже послы некоторых вражеских государств пытались отвертеться от официальных приемов Эквитея Второго. И все из-за яростной словоохотливости Мэлами. Утешало одно — девушка не любила сидеть на одном месте и постоянно путешествовала по столице Преогара.
Терпеть все выходки принцессы надлежало бедной Прудди. Смирившись с тем, что подопечная — не ангельский мак, а скорее наоборот, старуха потихонечку занималась воспитанием. Фрейлина считала, что за ехидной маской мелкой хулиганки прячется настоящая Мэлами: добрая, отзывчивая и ласковая. Скоро сорвать маску с принцессы она не надеялась, но упорно трудилась над этим. А потому ей приходилось повсюду шататься за юной девицей. Не раз старухе приходилось лазить по пыльным чердакам и затхлым помещениям королевской сокровищницы. Хвала богам, принцесса раньше никогда не покидала родной город. Но на этот раз прогулка Мэлами зашла слишком далеко.
— Королевской дочке не пристало лазить по грязным лабиринтам! Неужели неполные два десятка лет не добавили и толики здравого смысла в твою маленькую головку? Я ведь тебя с рождения на руках качала, пока мамочку парикмахеры обхаживали. Остановись!
Беглянка даже не обернулась, упрямо семеня вперед. Она вдоволь наслушалась моральный баек и цитат о том, что положено делать молодой девице, а что нельзя. «Целых семнадцать лет, — думала принцесса, — мне приходилось терпеть все эти нравоучения и занудства. Но даже сейчас эта старая карга увязалась и жить не дает». Лучи светильника упали на шоколадный локон, выбившийся из-под ее капюшона.
— Даже косу не заплела! — не унималась Прудди. — Постой на месте — хоть волосы тебе поправлю.
— Отстань, карга ста… — девушка не закончила фразу. Она сморщила маленький носик и понеслась еще резвее.
Принцесса очень любила Прудди. Ведь за вечно недовольной гримасой старухи прятались искренняя доброта и попечительство. Сколько лет они провели вместе? Еще с детства принцесса помнила сморщенные ручонки своей фрейлины. Эти руки всегда заменяли ей мамины объятия — королева всегда была очень занятой женщиной.
— Остановишься ты? Ох…
Старуха попыталась ухватиться за стену, но та оказалась очень влажной и скользкой. Пальцы безвольно царапнули по камням. Слабый перестук деревянных каблуков утих. Раздалось шуршание десятка платьев и тихий хлопок ознаменовал недоброе.
— Ну вот, — угрюмо прошамкала старуха, — я опять упала.
— Не надо было тащиться за мной, — девушка остановилась на миг. Не для того, чтобы помочь фрейлине — чтобы сориентироваться среди десятка разветвлений лабиринта. — Сидела бы себе в покоях да обменивалась колкостями со стражей.
— Ты сама хотела, — напомнила старуха.
Она закряхтела и поднялась, опираясь на предательскую стену.
— Это когда же? — удивилась девица.
— В детстве, — соврала бабулька. И ни капли не покраснела — не зря преподавала этикет в придворном обществе. — Ты тогда в Пипезо Ламацо игралась. Стоишь с игрушечным веслом, бывало, и говоришь: не видать ли, бабка, острова моего безлюдного?
— Неужели?
Чавканье холодной жижи приутихло. Проносящиеся мимо коридоры замедлили свой бег. Мэлами приостановилась и недоверчиво посмотрела на фрейлину.
— Конечно! — довольная, что смогла призвать девчонку к диалогу, старуха засеменила поближе. — Ты всегда мечтала оказаться на каком-нибудь островке и, словно герой из любимой книжки, отправиться путешествовать. Я тебя постоянно качала на руках, изображая морские волны. А потом мы вместе спрыгивали с комода на кровать, будто бы терпим кораблекрушение. И стражники громко стучали щитами, словно это ломаются мачты.
Принцесса промолчала. Она не помнила никаких игрушечных весел и уж тем более крушения комодов. «Странно, — думала она. — Я должна это запомнить. Шутка ли — Пруди такая старая, а вместе со мной карабкалась по мебели».
Впрочем, в словах престарелой фрейлины имелся здравый смысл. Мэлами никогда не отказывала себе в удовольствии, чтобы не придумать какого-нибудь маленького приключения. Принцессе вдруг припомнилась игра в пограничных пожарных. Прошло целых десять лет, но пламя от подожженных конюшен было таким же насыщенным и свежим, как и воспоминание. Тогда ее по приказу отца целую неделю не выпускали из комнаты. Подумаешь, пару строений сожгла… Так что история с веслом могла оказаться правдивой.
— Тс-с-с-с, — Мэлами вдруг прижала палец к пухленьким губкам. — Слышишь?
«Очередная выходка, — промелькнуло в мыслях Прудди. — Сейчас опять в меня швырнет какой-то липкой мерзостью и будет хохотать».
— Мне страшно, — дрожащим голосом произнесла девушка. — Что там за шаги?
Старуха осмотрелась по сторонам. Никаких шагов она не слышала. Шутка ли — с таким-то слухом в ее года. Но напрячься следовало. Зная королевскую дочурку, Прудди не сомневалась: сейчас что-то случится.
«Небось сейчас ка-ак гавкнет, — подумала фрейлина и приготовилась испугаться».
Прошло несколько минут. Принцесса не двигалась, старуха старалась не дышать. Подслеповатые коридоры подземелий угрюмо наблюдали за странницами. Шум воды глухо резвился под темными сводами. Где-то неподалеку квакнула лягушка и скатилось несколько камешков.
— Где эта стража лазит, чтоб им чирьи повыскакивали? — про себя шепнула Прудди, чтобы взбодриться. — Как раз в тот момент, когда принцесса решила сбежать из города — ни одного олуха в кирасе.
В проходе слева промелькнула какая-то бесформенная тень. Слабый луч светильника старухи скользнул по чему-то волнистому и бесцветному. Цвет и форму не разобрать — глаза у Прудди уже не первой свежести. Нечто двигалось в совершенной темноте. Миг, и нету движения. Кажется, только что был невнятный шорох, но уже наступила тишина. Остался только мерзкий страх, застыл в груди.
Вслушиваясь в прерывистое дыхание девушки, Прудди взяла себя в руки. Тень не была похожа на очередную проказу Мэлами.
— Мало ли чего тут наплодилось, — проворчала фрейлина, — у батюшки под городом. И чего тебе дома не сиделось? Большая теплая комната, всегда светло, подсвечники из голубого фаянса. Всегда уют…
— Плевала я на батюшку, — принцесса пришла в себя. Она ненавидела свой постылый дом. Все эти коридоры с алыми ковровыми дорожками, высокие камины и бронзовые статуэтки под потолком навевали на Мэлами скуку. А скуку она терпеть не могла. Стоило старухе упомянуть о короле и прочих придворных прелестях, как ужас, сдавливавший грудь принцессы, ушел.
— Это почему плевала? Нельзя так с родителями, молодая леди! Тем более отца бы не вспоминала — он твой кормилец и мне король.
О королеве старуха тактично умалчивала. Госпожа Хатлиниэлла не пользовалась успехом у придворных. Из-за молчаливости и скрытного характера многие считали жену государя настоящей ведьмой. Кроме того, леди Хатли происходила из-под границы Преогара и Симимини. Как известно, пограничные жители все на подбор — мешанных кровей и с варварами лясы точат. А варварам нельзя доверять, ибо злые и хитрые они. Говаривали, что молодая Хатланиэлла обманом вышла замуж за Эквитея Второго — чтобы получить доступ к трону, отравить беднягу-короля и передать земли Преогара под злобное варварское иго. Хотя правитель прожил со своей суженной уже не один десяток лет, никто из придворных не сомневался: еще отравит. Варвары, они ведь хитрые.