— Я тебе уже говорила, что мой дом — это не посторонняя вещь, а очень важная часть моей жизни. И если уж на то пошло, более важная, чем твое расследование, которое, кстати, не продвигается ни на шаг. — Происходящее начало Анну злить. С какой стати этот чужой, по сути, мужчина позволяет себе так разговаривать с ней! И главное — она совсем не понимает причину такого его поведения.
— Дом? При чем здесь дом? — взвился агент Интерпола. — Я прихожу к тебе поговорить о делах, а застаю здесь… — Он не договорил. — А ты… вообще в душе! — с почти детской обидой воскликнул он и тут же примолк, сам испугавшись своей непосредственности. Зато Анна внезапно поняла, что творится сейчас в его душе.
— Этот молодой человек — дизайнер, он будет обновлять интерьер гостиной! Я говорила тебе, что собираюсь ее переделать. Неужели ты не помнишь? А в душ я пошла, потому что уронила на себя банку с краской, — обрушила она на голову бедного агента свои мятежные октавы и почти спокойно закончила: — Войди наконец в дом и посмотри на стену.
Пламен сделал шаг и закрыл за собой дверь. Его глазам предстала дивная картина не то рая, не то детского сада: стена была сплошь разрисована многоцветными полосками, ежиками, зайчиками, бабочками и цветами. От изумления он не знал, что сказать. Тут только до него дошло, как глупо он себя вел. как идиот. Как влюбленный идиот. От стыда он закрыл лицо руками.
— Прости меня, — глухо проговорил он. — Я не знаю, что на меня нашло. — Пламен врал. Он прекрасно знал, что именно на него нашло. Это была ревность, жгучая ревность, от которой мутится рассудок. Но он попытался срочно реанимировать в себе агента Интерпола и с прежней горячностью набросился на нее: — Я беспокоюсь о тебе, я только что получил новые сведения, которые касаются тебя, и…
— Я понимаю, — прервав его, тихо заговорила Анна. — Но запомни: ты не имеешь права разговаривать со мной в подобном тоне, что бы ни произошло.
Я не виновата в том, что ты… за меня волнуешься. — Она чуть было не сказала «меня ревнуешь», но вовремя прикусила язык. — Ты устроил мне сцену, как будто я твоя жена, в то время как мы просто партнеры. Не забывай об этом.
Пламен вынужден был проглотить пилюлю. Она отчитывает его, как мальчишку, но он не может не признать ее правоту. Действительно, он был не прав.
— Прости, это больше не повторится, — нашел в себе силы сказать Пламен.
«А жаль! — подумала Анна. — Тебе очень идет, когда ты ревнуешь». Но вслух великодушно произнесла, словно ничего не случилось:
— Конечно, прощаю. Будешь чай?
Пламен с благодарностью подумал, что с ее стороны очень благородно вести себя так, будто этой нелепой сцены и не было. И со всем пылом, на какой был способен, ответил:
— С удовольствием!
— Давай я накрою в гостиной?
— Ничего не имею против.
Когда они сели за стол, он начал разговор о расследовании. У него действительно были для Анны новости.
Глава 12
— Ситуация усложняется. Предатель среди нас узнал о том, что я ввел в их организацию своего человека. Он не знает, когда я это сделал и кто этот агент, но предупредил владельцев фирмы, и теперь там наверняка все смотрят друг на друга с подозрением. Сейчас они начнут нервничать и могут сделать ошибку. И тогда их можно будет брать! — Пламен говорил азартно, глаза его блестели.
— Не знаю, радоваться мне этому или пугаться. — Она и в самом деле не знала.
— Ни то, ни другое. Тебе нужно просто быть очень осторожной. Никуда специально не лезть, ничего не вынюхивать, не навлекать на себя подозрений. Просто продолжать работать.
— О, кстати! Возможно, это как-то связано одно с другим: мой шеф немного изменил профиль моей деятельности, и теперь я буду часто ездить в командировки.
— Возможно. Может быть, он хочет подержать тебя на расстоянии, пока окончательно не поймет, что ты за человек.
— Может быть. Но я ничего не имею против. Мне нравится путешествовать, а раньше мне это почти не удавалось.
— Что ж, тогда мы будем видеться реже, — ответил Пламен и сам подивился, как грустно это у него прозвучало.
— Да, действительно жаль, мне так нравились твои неожиданные появления у меня дома. — Анна тоже грустно улыбнулась. Еще она подумала, что, когда расследование будет закончено, они больше никогда не увидятся. И вдруг поняла, что успела влюбиться в этого красавца детектива. И что ей будет очень не хватать его. И что она очень, очень хочет, чтобы он не покидал ее. Неожиданно у нее перехватило горло. Она встала и подошла к окну, чтобы скрыть предательски заблестевшие на глазах слезы.
Пламен подошел к ней.
— Я, наверное, нарушу все мыслимые инструкции, если скажу тебе то, что хочу сказать: у нас с тобой и так все не по инструкциям. — Он улыбнулся. Сделал паузу. И глубоко вздохнул. — Когда все это закончится, мне будет… тебя очень не хватать… Правда.
Анна хотела воскликнуть: «Что? И тебе тоже?» — но почему-то голос ей на секунду отказал. Какая-то горячая и неудержимая волна вдруг поднялась в ее груди, смела все преграды и запреты, брызнула слезами из глаз и вырвалась наружу потоком быстрых, захлебывающихся слов:
— Да, да! И мне тоже будет очень не хватать тебя, Пламен, ты ведь сам не знаешь, каким дорогим человеком ты для меня стал. Я с самой нашей первой встречи поняла, что ты — это что-то совсем другое! Пламен, со мной такого не было никогда! Я сама не своя с тех пор! Я словно другим человеком становлюсь! И я не хочу, чтобы мы расстались, Пламен, я… — Волна накрыла ее с головой, и она уже ни о чем не рассуждала и ничего не боялась. — Я люблю тебя, Пламен!
Она закрыла глаза и, прижавшись к нему всем телом, в каком-то неведомом ей ранее блаженстве зарыдала. Эти слезы смывали в прошлое всю ее прежнюю жизнь, в которой любви не находилось места и в которой Анна делала то, чего от нее хотели другие, а совсем не то, чего жаждала ее душа. Теперь она вдруг ощутила себя обновленной. Ничего не объясняя Пламену и не требуя от него ответа на свои слова, она стояла, прижавшись к нему, и сквозь слезы наслаждалась теплом его тела, стуком его сердца, слушала его дыхание. В эти секунды только это было для нее важно: вот он близко-близко, их сердца бьются рядом, и весь мир вокруг — со всеми его проблемами, наркотиками, преступниками, полицейскими, дизайнерами, ветеринарами и масляными красками — подождет!
Пламена вдруг бросило одновременно в жар и в холод. Он понял, что любит эту женщину с того самого мгновения, как увидел ее, и что иначе-то и быть не могло. Ведь с самого первого момента все было не так, как всегда. А он был просто слеп, раз не заметил того, что происходит между ними! Зато сейчас видит. И это так прекрасно!
Он прижал ее к себе и нежно прошептал:
— Анна, дорогая моя, любимая. Что я делал без тебя, как я мог жить раньше?
Он обнимал ее, зарывшись лицом в ее волосы, вдыхал аромат ее кожи. В эту минуту он готов был простить всех преступников мира — за то, что благодаря им он сумел узнать эту женщину. Лишь бы они больше не попадались ему на глаза.
Оба вдруг почувствовали, что больше не в силах выносить этой пытки объятиями. Первой опомнилась Анна. С трудом отстранившись от любимого, она тихонько произнесла, судорожно вздохнув:
— Я завтра… уезжаю в командировку. — И мысленно докончила: «А когда вернусь, сразу поговорю с Димитрием. Нет смысла продолжать делать вид, что мы поженимся».
— Ты… надолго уедешь? — Пламен приходил в себя медленнее.
— На два дня. У нас будет время проверить чувства. — Она нашла в себе силы для шутки.
— И проверять нечего! — улыбнулся ей в ответ сыщик. — Я, впрочем, тоже должен уехать, — почти деловито добавил он, обеими руками пригладив волосы на голове и походив взад-вперед по комнате. Зайчики и белочки весело смотрели на него со стены разноцветными глазами. — Думаю, мы вернемся одновременно.
Он нежно поцеловал ее и вышел. Точнее, выбежал. Стремительно, словно кто-то за ним гнался. Хлопнула входная дверь.
Анна уже привыкла к тому, что Пламен всегда приходит и уходит неожиданно. Она была на удивление спокойна. Все именно так, как и должно быть. Они будут вместе и будут счастливы!
Пламен же летел по улице. За пять минут он преодолел то расстояние, на которое у него обычно уходило пятнадцать, и когда он вбежал в отель, портье недоверчиво покосился на отрешенно — блаженное лицо постояльца: наркоманы им здесь не нужны. Пламен знал, что сегодня произошло то, что перевернет его жизнь. Даже расследование отошло на второй план. Он впервые признавался в любви! И это не были пустые слова. То, что он сказал, было правдой, а не обычной любезностью женщине, с которой он собирается лечь в постель. Ну хорошо, он не признался ей в любви по всем правилам, но назвал ее «любимой». Она поняла.
Когда наконец Пламен заснул, то видел во сне своего отца. Тот вел под руку молодую женщину, они смеялись, и было видно, что они счастливы. Пламен узнал в ней свою мать, но потом, приглядевшись, увидел, что, это Анна. Он хотел присоединиться к ним, но папа строго на него посмотрел и спросил: «Разве ты все сделал, чтобы обладать этой женщиной?» Пламен опешил и не нашел что сказать. Потом Анна повернулась к нему, и он увидел у нее в руке маленький серебряный колокольчик. Она стала раскачивать его, звон становился все громче и назойливее, пока наконец Пламен не понял, что это будильник, и не поднялся, чтобы выключить его.
«Фрейда на вас не хватает, агент Радович», — подумал он, глядя на себя в зеркало, когда умывался утром. Чудеса. Он никогда не видел во сне отца и даже не помнил, как тот выглядел. Его не стало, когда Пламену было три года.
Быстро собравшись, он вышел из номера. Ему предстояла поездка в офис Восточно-Европейского отделения Интерпола. Было необходимо получить дополнительную информацию относительно проводимой им операции. Вскоре он уже гнал машину в западном направлении. Мимо проносились немыслимой красоты хорватские пейзажи. Странно, что он никогда раньше не обращал на них внимания. Пламен вырос на другом конце Югославии, скрытом сейчас горами; но теперь он хотел бы остаться жить здесь, на берегу прекрасного моря. Там, где жила Анна.