– Я работал, а ты была здесь, и поэтому ты на меня злишься? – удивился он.
– Да! – прокричала Элин.
– Успокойся. Я не понимаю, почему ты сердишься, и хочу, чтобы ты мне объяснила.
– Нет!
– Тогда я не знаю, что сказать.
Вэндем сел на пол спиной к ней и закурил. Он в самом деле не понимал, что ее так расстроило, но в его поведении был оттенок готовности: он был готов заискивать, извиняться за все, чего он не совершал, и попытаться загладить свою вину, но ему хотелось ясности.
Некоторое время они сидели молча, не глядя друг на друга.
Элин шмыгнула носом – и Вэндем, хоть и не смотрел на нее, почувствовал, что за этим могут последовать рыдания.
Она произнесла с упреком:
– Ты бы хоть записку мне прислал или какие-нибудь дурацкие цветы!
– Записку? С какой стати? Ты же знала, что мы встречаемся сегодня вечером.
– О, боже мой!
– Цветы? Зачем тебе цветы? Наша игра уже закончена.
– Ах, так?
– Что ты хочешь услышать от меня?
– Послушай. Позавчера мы с тобой занимались любовью, ты что, не помнишь?
– Не глупи.
– Ты проводил меня домой, поцеловал, и мы расстались. А потом – ничего.
Он сделал глубокую затяжку.
– Нет, это ты послушай, если не помнишь: некий Эрвин Роммель в компании нацистских головорезов стоит у нас за дверью. А я один из тех, кто пытается не дать ему войти.
– Написать записку – дело пяти минут.
– Зачем она нужна?
– Действительно, зачем? Я шлюха, разве не так? Я отдаюсь мужчинам направо и налево. Прошел час – и я уже забыла – ты ведь так обо мне думаешь? Мне кажется, что именно так! Черт тебя дери, Уильям Вэндем, какую дешевку ты из меня делаешь?
Он по-прежнему ничего не понимал, но теперь в ее голосе слышалось страдание. Вэндем повернулся к ней лицом.
– Ты – самое чудесное мое приключение за многие годы, может быть, за всю мою жизнь. Пожалуйста, прости меня за то, что я такой дурак.
Он взял ее за руку.
Элин смотрела в сторону окна, кусая губы и стараясь не расплакаться.
– Дурак ты и есть, – прошептала она, гладя его по волосам. – Уж это точно. – На глазах у нее были слезы.
– Мне еще так много предстоит узнать о тебе, – задумчиво произнес он.
– А мне – о тебе.
Вэндем опустил глаза и начал рассуждать вслух:
– Всех обижает мое хладнокровие – так было всегда. Те, кто со мной работает, не обижаются, наоборот – им это нравится. Они знают, что когда они начинают паниковать, когда чувствуют, что не справляются, то могут прийти ко мне и рассказать о своих проблемах. И если я не знаю, как их решить, я скажу им, как надо поступить, чтобы выйти из ситуации с наименьшими потерями; а поскольку я буду говорить об этом спокойным голосом, поскольку я знаю, что выход все равно найдется, и поскольку я не впадаю в панику, они уходят от меня ободренными и делают то, что они должны делать. Весь секрет в том, что я выясняю, в чем заключается проблема, и не боюсь приступить к ее решению – оказывается, это все, что им нужно. В то же время такое отношение часто приводит в бешенство других людей – начальство, друзей, Анжелу, тебя… Я не могу понять почему.
– Потому что ты тоже иногда должен поддаваться панике, глупый, – мягко сказала Элин. – Бывает, что надо показать, как ты испуган или страстно добиваешься чего-то. Это – по-человечески, и это означает, что тебе не все равно. А когда ты спокоен, все думают, что тебя ничего не волнует.
Вэндем возразил:
– Люди должны это понимать. Те, кто меня любит, начальство и друзья. Если они чего-нибудь стоят.
Он сказал то, что думал, но на уровне подсознания он понимал, что в его знаменитом хладнокровии был элемент жестокости и равнодушия.
– А если они этого не понимают?.. – Она перестала плакать.
– Я должен измениться? Ну уж нет.
Он хотел быть искренним с ней. Не мог наврать ей, чтобы поднять настроение: «Да, ты права, я постараюсь вести себя иначе». Но разговор-то не об этом. Если он не сможет быть с ней самим собой, то все напрасно, он будет просто манипулировать ею, как это делали все ее мужчины и как делал бы сам с людьми, которых не любил. Поэтому он сказал ей правду.
– Видишь ли, для меня это способ выиграть. Так сказать, выиграть игру под названием «жизнь». – Он горько усмехнулся. – Да, я отстранен. Я смотрю на мир со стороны. Мне не все равно, но я не совершаю бессмысленных поступков, символических жестов и не бешусь по пустякам. Мы или любим друг друга, или нет. В последнем случае не помогут все цветы мира. Работа, которой я занят сейчас, означает – будем мы живы или умрем. Я думал о тебе весь день, но каждый раз мои мысли обращались к более важным и срочным вещам. Я работаю с большой отдачей, я намечаю приоритеты, и я не беспокоюсь о тебе, если уверен, что с тобой все в порядке. Как ты думаешь, ты смогла бы к этому привыкнуть?
Элин грустно улыбнулась.
– Я попробую.
Глядя на нее, он подумал: «Насколько тебя хватит? Нужна ли ты мне навсегда? А что, если нет?»
Вэндем отогнал от себя эти мысли. Сейчас есть вещи поважнее.
– Мне хочется сказать тебе: «Забудь о сегодняшнем задании, не ходи туда, мы обойдемся без тебя». Но я не могу этого сказать. Ты нам нужна, и все это крайне важно.
– Я понимаю.
– Можно все-таки я тебя поцелую?
– Да, конечно.
Стоя на коленях рядом с ее креслом, Вэндем взял ее лицо в свою большую ладонь и поцеловал ее в губы. Ее рот был мягким, податливым и слегка влажным. Прикосновение к ней и вкус ее губ доставляли ему несказанное удовольствие. Впервые в жизни он почувствовал, что может целоваться вот так весь вечер, без устали.
В конце концов их губы разомкнулись и Элин шутливо произнесла:
– Слушай, похоже, ты не врешь.
– Можешь не сомневаться.
Она засмеялась.
– Когда ты это сказал, я узнала в тебе майора Вэндема, такого, каким он был до того, как мы познакомились поближе.
– А твое «слушай», да еще таким соблазнительным голосом выдает в тебе ту самую Элин.
– Я жду ваших инструкций, майор.
– Мне надо пересесть куда-нибудь, чтобы не было соблазна тебя поцеловать.
– Сядь вон там, нога на ногу. И все-таки, чем ты занимался сегодня?
Вэндем подошел к шкафчику с выпивкой и вытащил бутылку джина.
– Исчез один майор из разведуправления с портфелем, набитым секретной информацией.
– Работа Вольфа?
– Возможно. Выяснилось, что этот майор куда-то ходил в обеденный перерыв, раза два в неделю. И никто не знает куда. Я подозреваю, что он встречался с Вольфом.
– Тогда почему он пропал?
Вэндем пожал плечами.
– Что-то случилось.
– А что было в его портфеле сегодня?
Вэндем прикинул, как много можно ей сказать.
– Описание наших оборонительных позиций, да такое подробное, что это может повлиять на исход предстоящего сражения.
Вместе со Смитом пропал также план, подготовленный Вэндемом, но он не стал говорить об этом Элин: он доверял ей, но профессиональный инстинкт предостерег его.
– Поэтому самое лучшее для нас – это поймать Вольфа именно сегодня.
– А если уже поздно?
– Нет. Недавно мы перехватили позывные Вольфа. Он передавал их ровно в полночь. У шпионов обычно есть установленное время для передачи донесений – каждый день в один и тот же час, в другие часы их передачи просто никто не слушает – так что, даже если они будут пытаться выходить на связь, хозяева их не услышат. Поэтому я думаю, что Вольф займется этим сегодня в полночь – если я его не поймаю до этого времени.
Он поколебался насчет секретности, но затем решил, что Элин лучше знать важность того, что ей поручено.
– И еще. Он пользуется шифром, основанным на романе, который называется «Ребекка». У меня есть такая книга. Если мне удастся заполучить ключ к этому шифру…
– Ключ? Что это?
– Просто клочок бумаги, на котором написано, как пользоваться книгой для шифровки донесений.
– Продолжай.
– Если у меня будет ключ к шифру «Ребекки», я смогу сесть за передатчик вместо Вольфа и передать Роммелю ложное донесение. Это может изменить все – можно будет спасти Египет. Но у меня должен быть ключ.
– Так. Как насчет сегодняшнего вечера?
– Все остается в силе. Кроме того, мы с Джейксом будем находиться в ресторане. И при оружии.
– У тебя есть пистолет?
– С собой нет. Джейкс принесет его мне в ресторан. Кроме того, там будут еще находиться двое наших людей и еще шестеро – в гражданской одежде – на тротуаре, снаружи. Подготовлены автомобили, которые по свистку перекроют все выезды с улицы. Неважно, что предпримет Вольф сегодня, – если он собирается встретиться с тобой, он будет схвачен.
В этот момент в дверь квартиры постучали.
– Что это? – спросил Вэндем.
– В дверь стучат.
– Я слышу. Ты кого-нибудь ждешь?
– Нет, конечно, нет. Мне вообще пора уходить.
Вэндем нахмурился. В голове у него зазвучал сигнал тревоги.
– Мне это не нравится. Не отвечай.
– Хорошо, – сказала Элин, но затем передумала. – Я должна открыть. Это может быть мой отец. Или кто-нибудь от него.
– О'кей, спроси, кто там.
Элин вышла из гостиной. Вэндем сидел неподвижно, прислушиваясь. В дверь опять постучали, и она открыла её.
Вэндем услышал, как она воскликнула:
– Алекс!
– Боже мой, – прошептал Вэндем.
Он услышал голос Вольфа:
– Ты уже готова? Это замечательно!
Голос звучал глубоко и уверенно, но в его протяжном английском произношении едва заметно присутствовал какой-то непонятный акцент.
– Конечно, я… – растерялась Элин.
– Я знаю. Можно войти?
Вэндем перескочил через спинку дивана и распростерся на полу.
– Конечно… – повторила Элин.
Голос Вольфа зазвучал ближе:
– Дорогая, ты сегодня восхитительно выглядишь!
«Обходительный, сволочь», – подумал Вэндем.
Раздался щелчок закрываемой входной двери.
– Сюда? – спросил Вольф.
– М-м… да…
Вэндему было слышно, как они вошли в комнату. Вольф сказал: