С лошадьми я была так себе, не очень. Точнее, близко видела однажды, когда гостила в селе. На расстоянии вытянутой руки. Но недавно смотрела интересную передачу про конезавод, и теперь знала, что лошади нужно положить сена и овса, обязательно налить воды. Вода должна быть чистой — это принципиальный вопрос. Гордые животные не будут пить грязную воду. Ещё я знала, что самые умные из них понимают человеческую речь и любят, чтобы к ним относились, как к равным. Конь — не слуга и не подчинённый, конь — друг и товарищ. Говорить я умела. С лошадьми, правда, не приходилось, но да какая разница? Собаки, между прочим, тоже любят, чтобы с ними разговаривали, я уверена, что они понимают слова. Возможно, не все, но те, что постоянно в обиходе — точно.
Дверь в конюшню я открыла, ласково приговаривая:
— Иду, иду, мой хороший, иду, моя лошадка ласковая. Накормлю тебя, водички налью, спинку почешу. Где ты, милый…
Подняла голову и проглотила все слова, которые приготовила. Конь — назвать его лошадкой я больше не рискнула, высокий, мощный, с гордо выпяченной грудью, смотрел на меня недобрым взглядом. Крутые бока лоснились, длинная шелковистая грива переливалась в солнечных лучах. Маленькие злобные глазки окинули меня с ног до головы, конь заржал, демонстрируя крупные белые зубы.
Бочка с овсом стояла у стены, сено лежало в углу, но подходить к коню я боялась. Пока наливаю воду и сыплю зерно, он мне голову откусит!
— Давай договоримся, — миролюбиво предложил я. — Я тебя кормлю, а ты меня не кусаешь.
Конь молчал и продолжал меня разглядывать. Я взяла большой, тяжёлый деревянный ковш, набрала зерна и быстро высыпала его в деревянную лохань. Зубы коня громко клацнули надо моей кистью.
— Ах, ты, скотина благородная! — психанула я, и во всей дури долбанула коня ковшом по морде. — Я тебя кормить пришла, переживаю, а ты меня кусать собрался? Если бы не я, твой хозяин бы умер этой ночью, а ты, неизвестно сколько дней, стоял бы тут голодный и всеми забытый. И после этого ты меня ещё кусать хочешь?
Я сердито отбросила в сторону ковшик и пошла за водой. Колодец, на моё счастье, оказался вполне привычным. Кидаешь вниз ведро и тащишь воду. По пути в конюшню я, на всякий случай, вооружилась поленом. Пусть только попробует ещё раз меня цапнуть! Получит поленом по зубам. Конь, увидев меня, заволновался.
— Ага, — злорадно сказала я. — Боишься? Привык крестьянок безвольных кусать, половой шовинист! Ничего, я тебя научу родину любить.
По бокам коня прошла нервная дрожь, он отступил в глубину стойла и оттуда сверкнул на меня злыми глазами.
— Я тебя не боюсь, — заявила я.
Легко не бояться лошадь, которая стоит в стойле. Оставь нас один на один, ещё неизвестно, чем бы закончилась первая встреча. В лучшем случае, я бы уносила ноги, а конь бегал бы по двору, мечтая снять с меня скальп.
Граф проснулся от болей. Морщился, ерзал, но делал вид, что ничего не происходит.
— Отвару? — коварно предложила я.
— А есть? — обрадовался граф. — Спасибо, Ульна, не откажусь. Подогревать не стала — горло у пациента не болит, а нужный эффект и так будет.
Пока граф приходил в себя, я пожарила котлетки. Впрочем, скорее что-то среднее между шницелем и рубленной отбивной, ну да какая разница, не думаю, что граф ждёт от меня кулинарных изысков. Пышное пюре на большой плоской тарелке я красиво поправила ложкой, рядом пару котлет и зелёный лук. Хорошо бы салат, но в доме не было ничего, похожего на привычные мне огурцы и помидоры. Нарезала хлеб, кстати, довольно чёрствый, для графа проявила сознательность и подогрела бульон — ему сейчас очень полезно. Граф кое-как устроился на боку и с интересом наблюдал, как я расставляю приборы. Принюхался, довольно улыбнулся.
— Чем порадуешь, Ульна? Пахнет восхитительно. Я прихожу к выводу, что мои крестьяне питаются лучше, чем я. Обязательно пришлю в ваше село своего повара — пусть перенимает опыт.
Я представила, как Феня учит повара готовить похлёбку, и прыснула, как девчонка. Надо как-то объяснить свои таланты.
— Крестьяне питаются очень просто, граф. Они не тратят времени на вкусности, да и времени нет лишнего. Надо обрабатывать землю, ухаживать за скотиной и птицей, обустраивать быт. Изысканных продуктов тоже нет, и, конечно, нет дичины. Кроме зайцев. Но чтобы добыть зайца, надо провести в лесу весь день. Стоит ли немного мяса и шкурка заросшего сорняками огорода, с которого кормится вся семья?
Граф задумчиво покачал головой. Попробовал пюре, отломил вилкой котлету.
— Очень вкусно, — серьёзно сказал он. — Даже на обеде короля я не ел ничего вкуснее.
Что ты ел-то вообще, болезный? Отварное и жареное, выпечку, может быть как-то особо приготовленные овощи, на гриле, например. Куда вам, граф, до наших вкусовых пристрастий. Что-что, а поесть в моём мире любят. Много говорят про диету, про правильное питание, про то, что должен или не должен есть человек. И хомячат всё подряд! Рыбу, мясо, моллюсков, овощи, фрукты и всё, что хоть в какой-то степени можно сделать съедобным. В некоторых странах саранча и медузы на ура идут. Пюре показалось мне сладковатым, как из подмороженной картошки, но всё равно это намного лучше, чем то варево, которое готовила Феня.
— Вы придумали испытание, граф Венсан? — осторожно спросила я.
— Да. Но давай поедим. Нас ждёт долгий и трудный разговор.
Только не надо меня, пожалуйста, запугивать! Я и без того боюсь.
Глава 20
После еды захотелось кофе. Ну хоть бы чашечку, пусть даже растворимый. Нет, пожалуй, растворимого я и сейчас не хочу. Тогда чаю, как в старом фильме, стаканов пять или шесть. Я вздохнула и пошла за кипятком. Сушёных фруктов для взвара, как у Фени, я не нашла, но воды вскипятила — хоть так попить.
— Что это? — спросил граф, глядя в кружку. — Вода?
— Вода, — подтвердила я. — У вас нет ничего, кроме воды и мёда, чтобы сделать взвар. Кстати, граф, а кто вам готовит здесь? Не сами же вы стоите у печи.
Граф фыркнул, отодвинул кружку:
— Когда я устаю от общества и хочу одиночества, мне здесь никто не нужен. Самостоятельно поесть я вполне способен — я солдат, а солдат, не важно, граф он или нет, должен уметь позаботиться о себе в любых условиях. Эти, кстати, вполне благоприятные.
Точно сам варил? Нет, не верю. Чтобы он чистил овощи, обжаривал их, готовил бульон! Или, как Феня, обходился простым, пусть и невкусным, но сытным блюдом — похлёбкой. Даже если у благородных она называется как-нибудь иначе, смысл один.
— Вы варили суп?
— Зачем? Есть хлеб, есть яйца, окорока, овощи, которые можно и вкусно есть сырыми.
Неужели во всех мирах мужики одинокого ленивы? Коллега рассказывала, что, когда она уезжает в командировку, её муж питается исключительно колбасой, сосисками, что в принципе одно и то же, и яичницей. У другой коллеги муж ел бутерброды и бич-пакеты, у третьей — ходил питаться к маме. Ни один из них не напрягался приготовлением пищи. И правильно! Я бы тоже не напрягалась, но у меня выбора не было. От общепитовской еды довольно быстро начинается расстройство желудка, а сухомятку я даже в детстве не любила.
— На верхней полке лежит резной ларчик. Там сухая трава. Завари её из расчёта ложку на кружку.
Я посеменила на кухню. Надеюсь, сухая трава хоть немного будет напоминать чай. Ладно, пусть не чёрный, хотя бы зелёный. Открыла ларчик и разочаровано вздохнула — нет, не чай. Но на вкус оказалось вполне приятно, особенно с мёдом.
— Вернёмся к нашей проблеме, — сказал граф, зачерпнув ложечкой мёд. — Я хочу и должен убедиться, насколько ты готова к самостоятельной жизни. Итак!
Он съел мёд и торжественно поднял ложечку вверх. Ах, граф, голубчик, любите вы, однако, позёрство. Сюда бы ещё спецэффектов добавить. Молнию, например, или нимб над его сиятельной головой.
— Ты поселишься в самом дальнем доме, на краю села. Обычно таких домов несколько — никто не хочет жить на окраине, ты выберешь самый последний.
— А если в нём крыша протекает? Или полы провалены? Или нет никаких нужных построек? Бани, курятника, — во мне взыграла хозяйская жилка.
Граф кивнул и на минуту задумался.
— Хорошо, скоро зима, я не хочу, чтобы ты замёрзла. Кстати, как опекун я выделю тебе делянку для заготовки дров.
Спасибо, обрадовал. Кто их пилить будет? Колоть, складывать? Пожадничал готовых, что ли?
— Приданое, выделенное дедом, ты можешь забрать с собой. Но! Это всё имущество, что у тебя есть. Возможно, дед даст тебе ещё что-то, скотину, например, или птицу. Возражать я не буду.
Благодетель. Что дальше?
— Тебе надо показать, что ты, Ульна, дочь крестьянина, сможешь прожить одна, без мужа и посторонней безвозмездной помощи. Я понятно излагаю?
Куда яснее. Пекас, например, не сможет заготовить мне дрова. И никто не сможет, если я не заплачу денег. Но ведь у меня есть приданое, там красивые вещи, можно будет что-нибудь продать.
— И сколько, ваше сиятельство, я должна продержаться на таких условиях? Месяц? Два?
Может, испытание закончится до зимы, и тогда необходимость в дровах отпадёт сама собой. Хотя… Не факт, что деду позволят пустить меня в дом.
— Два мало, — уверенно заявил граф, засовывая в рот ещё ложку мёда.
Хватит сладкое лопать, вы тут что, про кариес не слышали?
— Два месяца ты продержишься легко — у нас народ милосердный, добрый, жалостливый. Два месяца убогую покормят. Особенно женщины — те, хоть и незаметно, но будут еду подкидывать.
Свекровь мою несостоявшуюся ты не знаешь! Если она и подкинет мне еду, то только с крысиным ядом. Сейчас она, наверное, ищет своему подсвинку новую жертву и радуется, что я не стала её невесткой.
— Год, — сказал граф. — Год ты должна прожить самостоятельно. За это время не только не истратить приданое, но и приумножить. Много не требую — главное, чтобы ты могла без проблем одеть и прокормить себя. Согласна?
— У меня есть выбор?
— Есть. Поменять самостоятельность на год в моей конюшне. Конюхом тебя возьму, будешь первая девка-конюх, — веселился граф.