— Ты чего придумал, Пекас? Молодую девку, мало того, что за старика, так ещё и с детями! — возмутилась она.
— Какой он старик? — обиделся Пекас. — Помоложе меня будет.
— Всё равно не отдавай нашу Ульну! Муж потрёпанный, дети — чужие! Ульна им ни свет ни заря кашу станет варить, а любить они всё равно мамку родную будут, хоть той и на свете нет. Пекас, даже не думай — не благодарное это дело.
В чём-то Феня права, но, если бы вдовцом с детьми был граф Венсан — ни минуты бы я не раздумывала.
— Как ручей перешла — так и топай, никуда не сворачивай. Но смотри — если солнышки за верхушки деревьев перевалили, а ты ещё не дошла — значит, прошла ты нужное место, и никому его боле не найти. Дуй домой, а то по темноте искать тебя придётся.
То есть, искать меня при свете дня — это ещё ничего, да? А ночью — препротивное занятие?
Я нашла это место. Добралась до поляны и вдруг сердцем, душой, каждой клеточкой своего тела почувствовала, что пришла. Присела на поваленное дерево, осмотрелась.
Это здесь. Здесь стояла изба, в которой мы жили. У мамы был огород, но теперь, конечно, лес занял всё свободное пространство. Только поляна, почему-то, осталась нетронутой.
Я сползла со ствола на землю. Легла, прижалась щекой к земле, раскинула руки и обняла место, где мои близкие были счастливы. Недолго, всего несколько лет, но я знала — за каждый прожитый вместе день они благодарили великих богов.
Что было со мной дальше, я так и не поняла. Сон? Нет, я не спала и слышала, как шуршит в траве мелкая зверушка. Видение? Наваждение?
Я словно вернулась в тот день, снова стала маленькой девочкой, но маленькой — только телом. Умом я всё та же взрослая Ульна.
На мне рубашка из тонкой ткани, расшитая причудливым узором. Сверху — короткая туника, украшенная цветной лентой. Надо же, как красиво мама меня одевала, наряжала свою доченьку.
Волосы, тогда ещё не длинные, перетягивала плетёная тесьма.
Я жду маму, но она всё не возвращается. Мне холодно, я хочу есть и знаю, что еда может быть в печке. Подставляю свой стульчик и кое-как, с трудом, отодвигаю тяжёлую заслонку. Я не вижу, что в печи, пытаюсь найти чугунок с кашей, вороша серые, будто присыпанные пылью, угли.
Несколько таких угольков падают на пол, тлеют, красиво светятся. Я знаю, что они горячие и на всякий случай отхожу подальше. Появляются искры, ярким факелом вспыхивает плетёный из сухой травы половик, огонь переходит на стоящую рядом лавку. Мне становится страшно и жарко. Тяжёлую дверь я открыть не могу, но зато легко вылезаю в небольшое оконце. Отбегаю в сторону и громко плачу.
Моё сознание опять переносится. Теперь я вижу, как страшно булькает жижа на болоте. Громко, жутко, несколько раз. Я понимаю, что трагедия уже произошла — рядом медленно погружается в болото мамина корзинка, полная трав.
Я кричу от страха и горя и прихожу в себя.
— Я всё поняла, мамочка, — шепчу я. — Ты меня не могла бросить, я всегда это знала. Но изменить обстоятельства ты тоже не могла.
А ещё я поняла, почему мать не захотела вернуться в деревню. При её красоте пришлось бы рано или поздно принять очередное брачное предложение и надеть на руку алую ленту. Но моя мама не хотела больше быть ничьей женой.
Назад я плелась медленно, нога за ногу.
Теперь я знала, почему стала сиротой, но не знала главного — за что великие боги наказали моих близких. Не получится ли, что их проклятие передалось мне?
Если да — можно смело выходить замуж хоть за первого встречного, всё равно долго не проживу. Главное — не рожать, чтобы не оставить своего ребёнка без матери.
Дойдя до села, я решила, что замуж всё равно не пойду — пусть немного, но ещё проживу свободной. Не очень счастливой, учитывая мои новые знания, но зато не придётся ни с кого снимать вечерами сапоги. Милый обычай, кто его выдумал? Мужчины, кто же ещё.
Во дворе меня встретил взволнованный дед.
— Ульна! Где ты ходишь? Помогай скорее, — прошептал он бледными дрожащими губами.
— Что случилось?
— Феня рожает! В доме она, с повитухой и Гринкой!
— Мне что делать? — растерялась я.
— Молиться! — выдохнул Пекас.
Так долго я не молилась за всю свою жизнь. Но, слава великим богам, они не оставили Феню своей заботой — к рассвету, с первыми петухами, она родила крупного горластого мальчугана.
— Громкий какой у нас сынок, — умилялся Пекас. — Всех петухов переорал.
Да уж, повышенная голосистость малышу явно досталась от матери.
Глава 65
По обычаю, после родов Феня сорок дней не выходила со двора. Пекас держал ворота закрытыми, землю под забором по всему периметру двора я посыпала сухой полынью.
Считается, что именно эти сорок дней самые опасные для матери и ребёнка, поэтому никаких гостей пока не зовут, даже самых близких родственников.
Если бы у Фени были старшие дети, то на этот период они бы жили у кого-то из близких.
Обычай мне понравился — мать и ребёнок после родов очень слабы, а так они хоть немного, но защищены от вирусов и инфекций.
Полынь рассыпалась для того, чтобы отгонять злых духов. Духов, всяких-разных, было много (лесной, болотный, полевой, каменный и ещё какие-то, я не пыталась запомнить), и все они хотели прикоснуться к новой жизни, чтобы напитаться силой. После сорока дней им уже ничего не светило — великие боги брали новорожденного под свою защиту. А пока младенца защищали люди — я щедро раскидала приготовленную Феней заранее полынь, подумала и добавила свежей — не помешает. Чтобы, значит, не одна гадость во двор не просочилась!
Пока Феня с ребёночком отдыхали и приходили в себя, народ готовил подарки новорожденному и его отцу. Да, отцу, а не матери! Ей перепадут только приятные мелочи от самых близких женщин, а отца поздравляли с рождением сына.
Увы, девочки в этом мире особо не ценились. Их растили, одевали, приучали к домашней работе и ремёслам, изначально зная, что, по большому счёту, толку в хозяйстве от них не будет. Когда девочка вырастет и станет вполне самостоятельной работницей, её тут же выдадут замуж. Ещё и приданое придётся дать — без него никак.
Приданое давали все, даже самые бедные семьи. Впрочем, особо бедных здесь не было, во всяком случае никто не голодал и не ходил раздетым.
Если, на беду родителей, в семье было много девочек, с приданым помогало «обчество», как говорил дед. Общий кошелёк, в который все скидывались два раза в год, хранился у старосты. На эти деньги чинили колодец на площади, подсыпали дорогу, отсылали подношения жрецам и, при необходимости, собирали приданое бедной невесте.
После сорока дней Пекас планировал устроить застолье и подошёл к вопросу серьёзно. Столы на весь двор, гулянка — до последнего посетителя.
Дед готовился к празднику, а я готовила подарки Фенечке. Кроме двух платков — разумеется, с голубями, куда же без них, купила несколько отрезов ткани для неё и малыша, цветные нитки для рукоделия, мягкой кожи. На башмачки Фене и малышу, когда он начнёт ходить.
За заботами время пролетело, я едва успела приготовить кулинарные изыски, которые обещала графине.
В этот раз кучер приехал на, хоть и простенькой, но довольно просторной карете. Вместе с дедом мы загрузили продукты, и я отправилась в путь.
В этот раз я ехала в замок королевишной. В новом, цвета спелой пшеницы, платье, с широким поясом и маленькими пуговками на спине. По подолу платье было украшено скромным, кофейного цвета, рисунком-вышивкой. Вышивала, конечно, не я. Запасливая Феня зимой специально расшивала готовые, разной ширины, ленты, чтобы потом украсить ими одежду.
Косу я заплела в «щучий хвост», на плечи накинула тонкую кружевную косынку. Тоже, естественно, Фениного производства.
По жаркой погоде чулки опять надевать не стала (Феня не видит этакого распутства!). Кожаные туфельки у меня мягкие, ноги не натрут, а тонких чулок здесь не предусмотрено, только тёплые, из колючих шерстяных ниток.
В замке я доверила слугам выгрузить сыры, остальное сама отнесла на кухню. Пекас специально сделал мне многоразовые ящики и корзины с крышкой, чтобы транспортировать нежный товар.
— Ладина, мне нужны подносы. Большие и поменьше, такие, чтобы на стол поставить не стыдно, — сказала я поварихе.
— На доски пока сложи, — та недовольно кивнула на разделочные доски.
Выглядели они чистыми, но кто поручится, что Ладина не резала на них чеснок, лук или зелень? Мне не надо, чтобы десерт пах мясными приправами!
— Нет, сразу в посуду, которую на графский стол понесут, — заупрямилась я.
Если не даст посуды, придётся разговаривать с графиней.
Ладина, вероятно, поняла мои намеренья, и прикрикнула на помощников, чтобы поторопились.
Когда я вытащила свои изделия из ящиков и корзин, народ в кухне тихо ахнул. Я аж загордилась собой — так приятно было смотреть на их вытянутые лица.
Ещё бы! Первую запеканку я украсила сбитыми сливками с добавлением морковного сока. Получился очень приятный цвет. В крем для второй выжала немного салатной травы, по вкусу напоминающей шпинат — получился зелёненький крем. Третья украшена кремом с соком свеклы. Все вместе запеканки выглядели по-настоящему празднично. С тортом я тоже постаралась. Крем у него был заварной, с добавлением молотого лесного ореха. Жаль, какао здесь нет ни в каком виде, очень я шоколад люблю.
Ладина два раза обошла стол, принюхалась и причмокнула губами:
— Мастерица ты, Улька, каких поискать, — нехотя признала она.
— Ульна, — тихо исправила я.
Ладина посмотрела мне в глаза, кивнула. Потом молча взяла со стены чистый фартук и протянула мне. Признала равной?
Что, мы не будем враждовать? Ты не станешь делать мне гадости, а я в ответ не отоварю тебя вон тем огромным половником? Надеюсь, ты не передумаешь, потому что мне совсем не хочется разборок.
Глава 66
Я повязала фартук. Чистый, белый, но мне длинноват, на кого-то более высокого шили. Зачем нужен фартук до самого пола? Впрочем, на кухне все такие носили, и я тоже буду. Один день потерплю, хоть он и мешается под ногами.