Клаус пожал плечами. Какой смысл возвращаться в семью, если он не видел их уже много лет? Из писем он знал, что все, слава богу, здоровы, хотя мама тяжело болела этой зимой. Старшая сестра вышла замуж, и отец не слишком доволен ее браком, но где в их захолустье сыскать аристократа голубых кровей? А раз негде, то девушка предпочла выйти за местного нотариуса, чем остаться старой девой. Что ждет его, Клауса, в том маленьком городке? Работа в отцовской аптеке?
– Я предпочел бы остаться с тобой, – сказал он дяде.
– Тогда послушай, что я тебе предлагаю. – Карл достал из кармана записную книжку в кожаном переплете. – Это мои рабочие заметки. Просмотри их, и мы обсудим то, что останется для тебя непонятным. Возможно, «Лаборатория 13» не самое приятное место… там заправляют военные, но где их сейчас нет? Зато ты будешь официально принят на службу, получишь продовольственный паек и все, что положено госслужащему. Нет-нет, не отмахивайся так легко от этих привилегий. В какой-то момент они могут стать жизненно необходимыми. А когда смутное время минует и война кончится… тогда и поступишь в университет. Никуда он не денется.
– Но разве могу я работать наравне с людьми, имеющими академические знания и звания? – удивленно спросил молодой человек.
– Поверь мне, мальчик мой, – усмехнулся Карл, – ты знаешь больше, чем половина наших академиков, причем вместе взятых.
Клаус нерешительно протянул руку и взял блокнот дяди.
– Я не должен выносить материалы за пределы лаборатории, поэтому ты уж не выдавай меня, – с улыбкой сказал тот. – Но я привык вести записи и иметь их под рукой в любой момент. Поэтому нарушаю правила. Прочти и скажи мне, что ты думаешь по этому поводу.
– А чем вообще занимается ваша лаборатория? – спросил Клаус, медля открывать кожаный переплет.
– Она занимается магией, – спокойно сказал старик.
– А? – Клаус вытаращил глаза и уставился на дядю.
Карл усмехнулся:
– Ну-ну, не надо думать, что я выжил из ума. Я могу, конечно, наболтать тебе всякой наукообразной чепухи про оккультизм и изучение необычных способностей человека. Однако раньше все это называлось именно так: магия, или, еще проще, волшебство. Разве ты не слышал рассказы о нордической арийской нации, которая обладала сверхспособностями, и о магическом значении рун?
– Это сказки, которыми партия власти завлекает лавочников, – презрительно сказал молодой человек.
– Вот тут ты ошибаешься, мальчик мой, – решительно возразил Карл. – Жажда чуда – величайшая движущая сила для всех людей, независимо от сословия и образования. И среди нас есть люди, которые действительно обладают необычными талантами.
– Ты мне еще про остров Туле расскажи, – хмыкнул Клаус.
– Многие немцы верят, что происходят от расы избранных, населявших чудесный остров. Должен сказать, что с созданием «Аненербе» переписывание истории поднялось на новую ступень, приобрело масштаб и выполняется на вполне профессиональном уровне.
– Как, дядя, неужели ты не хочешь верить в то, что все мы произошли от расы сверхлюдей, чьи следы в виде мегалитических сооружений разбросаны по всей Европе? – насмешливо воскликнул Клаус.
– Я прекрасно знаю, от кого именно мы произошли, и никакие раскопки и прочие подтасованные факты не смогут меня переубедить, – без тени улыбки сказал Карл. – И я собираюсь дополнить твое образование курсом лекций о каббале и других важных учениях, объясняющих нематериальный мир.
Клаус смотрел скептически, но Карл был даже рад этому. Пусть мальчик воспринимает все серьезно, пусть возражает и борется за свою картину мира. Так лучше, чем быть бездумным почитателем и с готовностью глотать любую ахинею, которую состряпали на политической кухне Третьего рейха.
Карл фон Райнц чувствовал себя старым и бессильным. Многая знания есть многая печали – так сказал Соломон. А еще он сказал: все суета и все пройдет. Карл согласен был с первым постулатом, но не ощущал себя достаточно мудрым, чтобы воспринять второй. Наоборот, он мучился, пытаясь что-то изменить, доказать руководству свою точку зрения, кого-то в чем-то убедить… Но последний разговор с герром Зоммером произвел на него тягостное впечатление. Если бы только Карл сам смог пробиться к гауляйтеру Восточной Пруссии Эриху Коху, поговорить с ним, написать, объяснить и отстоять свою точку зрения! Хотя бы иметь возможность ее изложить! Но «Лаборатория 13» функционирует в условиях полнейшей секретности, а это значит, что все служебные и личные бумаги сотрудников просматриваются, ведется тотальная слежка… Его письмо попадет в руки герру Зоммеру, он лишится доверия, и кто знает, как далеко могут пойти военные!
Карл с отвращением взглянул на отчет, который не мог закончить вот уже битых два часа. Нужно взять себя в руки, дописать бумагу и идти домой. Клаус наверняка волнуется… Мальчик ушел вчера поздно вечером, взяв с дяди слово, что тот пойдет домой, как только напишет проклятый отчет. Карл потер красные воспаленные глаза и обвел взглядом комнатку в полуподвале, где оборудовал себе нечто вроде лаборатории пополам с кабинетом. Его охватило странное чувство: «Я словно уже сидел вот так, в полуподвале, и тени на потолке были чудовищны в своей нелепости и мрачности. И я был близок к отчаянию и готов биться головой о стену, потому что меня не понимали». Наверное, это и называется дежавю – ложная память. Карл взял в руки старинный фолиант – большую и тяжелую книгу, переплетенную в кожу. Его пальцы скользили по обложке. И вдруг он вспомнил: это было, было! Всего несколько лет назад, в маленьком домике еврейского квартала, в прекрасной старинной Праге, старый рабби смотрел на него грустными глазами и говорил ему: «Карл, друг мой, поверьте, время еще не настало. Не нужно будить спящих демонов, ибо мы не сможем с ними совладать».
Ах, как прав был старый раввин и каким неопытным и глупым считал теперь Карл себя прежнего! И ведь все сбылось: огонь, и смерть, и ужас, сковавший народы. И больше всех досталось евреям… хотя Чехию практически не тронули. Карл знал, что семья его брата пребывает в относительном благополучии и что Прагу ни разу не бомбили. Знал он и еще кое-что: война близится к концу, и Германия эту войну проиграет. Сейчас, летом сорок четвертого, никто не говорил подобных вещей вслух, но помимо сводок с фронта и общих настроений в обществе у Карла было его умение. Он читал знаки. Катрены Нострадамуса, цитаты из древних книг, гадание на рунах, методики тибетских монахов – все указывает на то, что еще год, может, меньше – и Германия падет. И теперь, когда столько крови было пролито и столько жизней уничтожено, Карл ясно понимал: нельзя продолжать работу, потому что они могут успеть ее завершить. И что будет тогда? Вряд ли победа, скорее просто новые смерти и еще более длительные бои.
Он перестал быть чистым ученым, который всегда ценил знание просто ради самого знания и пребывал в счастливой детской уверенности, что всякий опыт во благо. Тогда, в тридцать пятом, убеждая рабби разделить с человечеством секреты иудейских мудрецов, он имел в виду именно человечество, а не конкретно Германию. Ибо уверен был, что его страна передаст дар знаний остальным, станет своего рода миссионером в просвещении остального человечества. Но оказалось, что роли распределились по-другому. Не крестом и словом, но огнем и мечом попытались члены НСДАП обратить в свою веру остальных.
Карл никогда не лез в политику и, будучи кабинетным ученым, полагал, что если люди живут в достатке, то власти знают, что делают. Но в последнее время его уверенность в благоразумии властей и военного командования была значительно поколеблена. А потом случилась та командировка… Примерно месяц назад герр Зоммер поручил Карлу съездить в один из концлагерей, расположенных на территории Польши, и выяснить, действительно ли там содержится Люфон – французский профессор, еще до войны сделавший себе имя в области каббалистики и других оккультных наук. Карл не был знаком с профессором лично, но в свое время читал кое-что из его трудов. Он признавал, что профессор обладает глубокими знаниями в определенных областях, и предвкушал плодотворное сотрудничество и интересные научные споры.
То, что ученый увидел, въехав на территорию концлагеря, потрясло его. Колючая проволока, бараки, охрана с собаками, изможденные лица узников за колючей проволокой, среди которых, к ужасу своему, он увидел детей. А потом в лицо Карлу пахнуло дымом, и взгляд его уперся в трубу и низкое здание в дальнем углу территории. Он не хотел слышать ответ, не хотел верить, но с губ помимо воли сорвался вопрос:
– Это… котельная?
– В некотором роде, – насмешливо взглянув на него, ответил офицер охраны. – Это крематорий.
Дальнейшее было как в тумане: он посмотрел на худого, заросшего щетиной человечка с дрожащими руками и слезящимися глазами, которого привели в комнату. Француз говорил по-немецки с трудом, но Карл знал французский. Он задал пару вопросов, уверился, что перед ним действительно профессор Люфон, и предъявил офицеру предписание предоставить этого человека в полное распоряжение отделения «Аненербе» «Лаборатория 13». Тот кивнул и предложил отправиться в обратную дорогу завтра, а сегодня герр Райнц может отобедать с офицерами и переночевать в доме начальника лагеря, тот просил передать приглашение. Однако и Карл, и профессор Люфон мечтали покинуть территорию концлагеря как можно скорее, а потому Карл поспешил убраться оттуда, сославшись на необходимость скорейшего возвращения к работе. Только сидя в поезде, профессор несколько пришел в себя, поверил, что немедленная смерть ему не грозит, и робко спросил Карла, куда они, собственно, едут. Тот честно ответил, что рейху нужны профессиональные познания герра Люфона, а едут они в Кёнигсберг. Профессор пришел в восторг и всю обратную дорогу занимался только двумя вещами: ел или говорил. Он ел понемногу, потому что желудок из-за продолжительного недоедания сократился, но чувство голода мучило француза практически постоянно. А говорил он о Кёнигсберге и его тайнах. О скрытом пути, который ведет к власти, и путь этот столь страшен, что им не рискнули пройти даже посвященные тамплиеров. Да-да, неужели герр Райнц не слышал о рукописи отца Иоакима? Она была найдена в одном из чешских монастырей и хранится… ну, до недавнего времени хранилась в Клементинуме.