Доктор впервые видел ее настолько оживленной. У нее сверкали глаза, и она почти улыбалась.
– А после войны?
С тем же успехом он мог вытащить у нее из-под ног ковер. Лицо вмиг стало серьезным, плечи поникли, и она снова опустилась на стул.
– Я не хочу говорить об этом. – Она закрыла лицо руками и тяжело задышала.
Он взглянул на часы и подождал, пока секундная стрелка сделает два полных оборота. Выждав время, он заговорил снова:
– Эми.
Ноль реакции. Он встал, обошел стол и сел перед ней. Один за одним он аккуратно отогнул ее пальцы. Лицо было в пятнах, а свет, озарявший ее глаза еще несколько минут назад, потух.
– Я не смогу вам помочь, если вы будете сопротивляться.
– Слишком тяжело даже думать об этом, не говоря уже о том, чтобы говорить, доктор Лэмборн, – прошептала она. – Пожалуйста, не заставляйте меня. Вы ничего не добьетесь.
Он находился так близко, что чувствовал тепло ее тела и сладкий запах изо рта. Положив палец под подбородок Эми, он поднял его и заставил ее посмотреть на него. Глаза у нее потемнели настолько, что было трудно рассмотреть зрачки.
– Вы доверяете мне, Эми?
Она с усилием выдохнула и перевела взгляд на окно, раздумывая над ответом.
– Я никому не доверяю, доктор Лэмборн.
Эми таила в себе взрывоопасную смесь противоположностей. Она была то беззащитным ребенком, то упрямым бойцом.
Доктор вернулся за свой стол и взял трубку телефона.
– Два чая, пожалуйста, сестра Аткинс. И печенье.
Через пять минут в кабинет вошла молодая стажерка с подносом. Очевидно, сестра Аткинс решила делегировать эту неквалифицированную работу ей.
– Спасибо, сестра, оставьте там, – указал доктор на маленький стол у камина. – Выпьем чаю? – предложил он Эми.
Она встала, и он перенес их стулья к камину. Чай пили в тишине, которая больше походила на созерцание, чем на напряженное молчание, и которую прерывал только треск поленьев в камине.
Допив чай, доктор Лэмборн откинулся на стуле. Эми откусила кусочек печенья, и несколько крошек оказалось у нее на коленях. Она задумчиво стряхнула их на ковер и закрыла глаза, опустив голову на антимакассар[10].
– Мне было восемь, когда закончилась война. Думаю, во всей стране я была единственной, кто не праздновал это событие. Я знала, что нам придется вернуться в Манчестер и мне нужно будет делить маму с другими. Отца я не помнила. Не видела его с двух лет, и для меня он был чужим человеком. Может, это и прозвучит жестоко, но мне было совершенно все равно, вернется он с войны или нет. А вот мама была вне себя от радости. Наш дом шесть лет простоял запертым, и по возвращении мы неделями чистили, проветривали, приводили все в порядок. Я уже думала, что к нам едет сам король.
Однажды я сидела у мамы на коленях, мы читали книгу. И в дверях показался отец. Он был в форме. Помню, лицо у него было в грязи, и когда он снял фуражку, волосы под ней были прилизанными и грязными. Я даже решила, что это какой-то бродяга забрел к нам с улицы. Мать мгновенно узнала его, вскрикнула и так резко вскочила, что я слетела с ее колен и приземлилась попой на каменный пол. И она даже не заметила. Обнимались они так долго, что я подумала – они забыли обо мне совсем. Потом, когда они, наконец, смогли оторваться друг от друга, отец подошел, склонился надо мной и широко развел руки. Я не знала, что делать. Он сгреб меня в охапку и так крепко обнял, что я чуть не задохнулась от нехватки воздуха и запаха какого-то машинного масла, которым была пропитана его кожа. Лицо у него было колючим от щетины, и я отвернулась. Но он лишь засмеялся и посадил меня обратно на стул.
Доктор Лэмборн слушал, не перебивая. Она еще никогда так долго не говорила, и ему не хотелось сбивать ее вопросами. Он лишь улыбался и одобрительно кивал.
– Я помогла маме наполнить большую ванну у огня в кухне, а отец сидел на стуле и смотрел на нас. Она не давала ему и рукой пошевельнуть, ей хотелось, чтобы он просто отдыхал. Когда все было готово, меня отправили наверх. Я слышала, как они смеются и хихикают, а потом все стихло, и я перестала что-либо слышать.
Эми потянулась к своей чашке, сделала глоток и выплюнула холодный чай обратно в чашку.
– Когда он помылся и побрился, я впервые оказалась у него на коленях. Он достал из кармана монету в три пенса. Папа держал ее между большим и указательным пальцами, и вдруг она исчезла у меня на глазах. Я ничего подобного раньше не видела и не могла поверить, что этот волшебник – мой отец. Потом он положил руку мне за ухо и достал оттуда эту монету. Я была в таком шоке, что совершенно не знала, что сказать. Он засмеялся и поцеловал меня в затылок. В тот момент я поняла, что все будет хорошо. Это мой отец, и у него хватит любви и на меня, и на маму. Я не была трудным ребенком, доктор Лэмборн, если вы вдруг так подумали, – сказала она, улыбнувшись.
– Я в этом уверен, Эми. Пожалуйста, продолжайте.
– Хотя в тот вечер, должна признать, я устроила им сцену, когда пришло время ложиться спать. Шесть предыдущих лет я спала с мамой, а теперь мне вдруг было велено спать в своей кровати в соседней комнате. Я не могла в это поверить. Чувствовала, что меня предали. От ярости я громко топала ногами, поднимаясь по лестнице, и никого из них не поцеловала на ночь. Заснуть мне не удалось, я лежала в кровати с открытыми глазами. Потом услышала, как они поднялись наверх, кто-то открыл дверь в мою комнату и заглянул. Я натянула одеяло на голову и притворилась, что сплю.
Я любила прыгать на маминой постели. Пружины были старые и скрипели, когда я подпрыгивала. И тут я услышала, что скрипят пружины. Мне было непонятно, с чего бы вдруг родители начали прыгать на постели. Ведь отец наверняка устал, да и они были уже староваты для такого.
Доктор усмехнулся.
– А сейчас какие чувства вы испытываете в связи с этим, Эми?
– Они любили друг друга, – пожала плечами Эми. – Всегда любили, с тех пор, как им было по шестнадцать лет. Никого больше для них не существовало. Такая любовь выпадает раз жизни, да и то редким счастливчикам. От этого было еще тяжелее, когда… – Эми замолчала и порывисто вздохнула.
– Когда что, Эми?
Она зажмурилась и начала тереть виски.
– Когда я убила ее.
Доктор выронил ручку, та упала на пол. Поднимая ее, он радовался, что появилось несколько секунд, чтобы обдумать следующий вопрос.
– Вы убили собственную мать?
Она кивнула.
– В тот момент она была беременна уже девять месяцев. Малыш, мой маленький брат… Он тоже умер.
Ее формальный тон насторожил доктора.
– Как вы… То есть могли бы вы рассказать мне, что случилось?
– Не особо, нет. Я помню только то, что было потом. Мы сидим в гостиной, отец плачет и на меня не смотрит. У меня перевязана рука, на лбу ссадина. В доме много незнакомых людей, и все сосредоточенно пьют чай, как будто он поможет решить все проблемы.
Доктор Лэмборн посмотрел на пустые чашки и блюдца на столике.
– Вы можете продолжать?
– Жить или историю рассказывать?
– Историю, Эми.
Она задрала голову и стала смотреть на потолок. Доктор решил, что так она старается сдержать слезы.
– Я помню, что увидела собаку на противоположной стороне улицы. Она была очень похожа на Джесс, а я не видела ее почти год. В глубине души я знала, что это не может быть она, но я все равно выбежала на дорогу. Помню только чей-то крик, сигнал машины, и тело мамы, распластанное на капоте.
Доктор Лэмборн посмотрел в блокнот. Его настолько захватила эта история, что он не записал ни слова.
– Похоже на трагическую случайность. Почему вы считаете, что это произошло по вашей вине?
– Она умерла, пытаясь спасти меня. Если бы я не выбежала на дорогу, она была бы жива, а я не сидела бы здесь в заточении и отец не ненавидел бы меня.
– Он не испытывает к вам ненависти, Эми. Вы сами сказали, что он вас простил.
– Да, на словах. Но в глазах – другое.
Доктор замолчал. Ему придется задать этот вопрос. Сколько ни выбирай подходящий момент – он никогда не настанет.
– Почему вы отнесли малышку в озеро, Эми?
Она метнула в него острый взгляд, но на лице отразилось смущение.
– Какое озеро? Какую малышку?
Эми вскочила со стула, опрокинув его, и пулей вылетела из кабинета. С наряженной к Рождеству елки упала игрушка и разбилась о плитку.
Доктор еще долго смотрел на дверь. Затем взял щетку, совок и собрал остатки битого стекла. Вернувшись за стол, отпер верхний ящик и снова задумался над письмом Питера Салливана. Через некоторое время он сделал запись в блокноте, перечитал и вспомнил слова Эми в самом начале разговора. Возможно, она и права. Может быть, он действительно считает себя Богом.
16
Эллен всматривалась в обрывок бумаги, который ей передала сестра Аткинс.
– Что это?
– Приказ доктора, вот что.
Эллен перевела взгляд на палатную сестру. Та снова переборщила с помадой – досталось и передним зубам.
– Эми предстоит электрошок? – в ужасе спросила она.
– Так написано, как видите.
Эллен вспомнила запись в документах Герти о том, что именно тогда она сломала ногу.
– Это безопасно? Я слышала ужасные…
Договорить она не успела – вмешался доктор Лэмборн:
– Вижу, вы снова подвергаете сомнению назначения врача, стажерка Кросби? Я вообще не понимаю, зачем вы тратите время на это ваше училище! Вы же и так все знаете лучше всех. Может, меня бы чему научили. В конце концов, я всего-навсего скромный обладатель диплома по психиатрии.
Сестра Аткинс с трудом сдерживала улыбку, наслаждаясь неловкостью Эллен.
– Извините, доктор, просто…
– И еще один ваш талант – извиняться. Вы в этом явно поднаторели.
Он так близко подошел к ней, что она чувствовала запах его зубной пасты. Сестра Аткинс сжалилась и решила вмешаться:
– Стажерка Кросби, проследите, пожалуйста, чтобы Эми ничего сегодня утром не ела.