– Эд, расчисти, пожалуйста, лестницу, начиная с верхней ступеньки. Кидай снег слева направо, чтобы он падал за перила. А вы будете чистить дорогу, – повернулся он к остальным.
Молодой Эд преодолевал лестницу по одной ступеньке, как малыш, который только учится ходить. Наверху он отдышался, схватившись за поручень, и начал счищать снег. Худоба и явная неустойчивость не мешали ему работать с полной отдачей, уже через несколько секунд верхняя ступенька была расчищена, и он спустился на следующую. Доктор Лэмборн и Эми терпеливо ждали внизу.
Когда лестница была полностью очищена, юноша махнул им рукой, чтобы они проходили.
– Спасибо, Эд, – поблагодарил доктор Лэмборн.
Эми отметила его труд улыбкой и кивком. Эд засиял и снял шапку.
– Осторожнее, мисс, не упадите.
Доктор Лэмборн поднялся первым и уже отряхивал ботинки от снега. Эми подошла к перилам, набрала в руки снега и слепила идеальный шарик. Эд работал лопатой спиной к ней и не видел, что в него пулей летит белый снаряд. Он приземлился ему четко в затылок, снег рассыпался и слетел ему прямо под воротник.
От неожиданности он резко выпрямился.
– Ой, ну теперь держись! – оглянулся он в поисках обидчика и заметил Эми, которая улыбалась, растирая руки. – Ты?
Она еле сдержала смешок и, увидев, что он уже согнулся и набрал в руки снега, завизжала и метнулась внутрь, еле успев захлопнуть за собой дверь. В ту же секунду услышала удар снежка по дереву и, прислонившись к ней с внутренней стороны, захохотала. Впервые за многие годы она пережила приступ нечаянной радости. Смех, который таился внутри так долго, вырвался наружу, как шампанское из бутылки, и она уже не в силах была остановить его бурлящий поток.
18
Палата еще никогда так не блестела. И дело было не столько в праздничных украшениях, сколько в том, что ее тщательнейшим образом вычистили – убрали все до самой последней паутинки, пятна и беспокойного пациента. А все из-за директивы нового руководства. За два дня до Рождества палата должна быть открыта для посетителей, чтобы семьи могли провести время вместе и отправиться с чистой совестью домой, зная, что в больнице их родственникам обеспечен лучший уход.
– Можно подумать, нам делать больше нечего, – возмутилась сестра Аткинс, прочитав директиву.
Эллен промолчала. Сестре Аткинс не на что было жаловаться – было понятно, что она делегирует эту работу ей и другим стажеркам.
Когда все было вычищено, оттерто и отполировано, руки у Эллен покраснели и покрылись цыпками, а от ногтей осталось одно воспоминание.
– Когда их подать? – спросила Эми, войдя в комнату отдыха с подносом в руках.
С кухни прислали партию пирожков с начинкой. В сопровождении рождественских мелодий, звучащих из граммофона, пирожки дополняли рождественскую атмосферу и даже вносили нотку нормальности. Эллен взяла поднос и поставила его на буфет, попутно отерев рукавом пятнышко воска с его поверхности.
– Кто-то не очень сильно старался, – пробурчала она себе под нос.
– Как я выгляжу? – спросила Эми, поворачиваясь кругом. – Я хочу показать папе, что уже иду на поправку и больше его не подведу.
На Эми по-прежнему был дряхлый больничный халат, но она повязала на тонкой талии ленточку и сделала из мишуры брошку. А еще причесала волосы и даже нанесла неяркую помаду, которая органично дополнила преображение.
Эллен переключилась на ветки падуба, которые собрала на улице. Перебирая блестящие темно-зеленые листья, она укололась, и на пальце выступила капля крови. Она засунула его в рот и стала громко сосать, пользуясь возможностью проигнорировать вопрос Эми.
Пациенты собрались в комнате отдыха, и начали прибывать гости. Они общались, пили чай, ели пирожки – все было похоже на прием в каком-нибудь особняке, устроенном лордом и его супругой. Эллен ходила по комнате с чайником, подливая воду в чашки и перекидываясь парой фраз, когда того требовала ситуация. Она, конечно, заметила, что Эми не сводит глаз с двери и ждет отца. Каждый раз, когда дверь открывалась и входил кто-то другой, она мрачнела. Эллен знала, что он не войдет в эту дверь – ни сегодня, ни завтра, никогда. Доктор Лэмборн распорядился, чтобы Эми не говорили о письме, которое написал отец. Сказал, что это не будет способствовать выздоровлению. Готова ли была Эллен взять на себя ответственность за провал в лечении Эми? Сможет ли потом жить с этим грузом на совести? Ведь последние дни Эми и правда казалась не такой мрачной, конфликтной и строптивой, как обычно. У Эллен не было выхода, кроме как подчиниться указаниям доктора.
Куини явно была в своей стихии. К ней приехала младшая сестра, и Куини водила ее по комнате, представляя принцессой Этель тем, кто проявлял к ней интерес, и абсолютному большинству тех, кто не проявлял.
– Сколько можно, – пожаловалась Эми Эллен. – Разве нельзя выбить из нее этот бред, она ведь здесь так давно. Все-таки неправильно, что я заперта в окружении подобных личностей.
– Она безвредна, Эми.
– Мой отец не приедет?
Эллен откусила сразу половину пирога, чтобы выиграть немного времени и подобрать правильные слова.
– Похоже на то, Эми, но не падай духом, – сказала она, проглотив начиненную салом выпечку и вытерев губы фартуком. – Думай о том, чтобы выздороветь, и тогда ты выйдешь отсюда и сможешь его увидеть.
Со злости Эми вырвала самодельную брошку, оставив дырку в ткани.
– Так и знала, что он не придет. Она ему все мозги промыла.
Сняв с талии тесьму, она повесила ее себе на шею. Эллен тотчас же почуяла опасность. Ей не сразу пришло это в голову, но Эми ни при каких обстоятельствах нельзя было разрешать брать ленту. Она была пациенткой с «красной карточкой», то есть с высоким риском суицида, и если бы узнала сестра, то началось бы полномасштабное расследование с тяжелыми последствиями для виновных.
Эми пробралась через толпу и села на подоконник, уставившись на сад. Снег начинал таять, сползая, как растаявшее мороженое, кусками по крыше. Эллен села напротив и взяла ее за руку.
– Эми, у тебя есть шанс. Ты не должна сдаваться, – сказала она, аккуратно сняв с шею Эми тесьму и положив себе в карман.
19
Если бы в больнице Эмбергейт был календарь праздников, рождественский бал стал бы его главным украшением. Всю предшествующую неделю пациенты мастерили бумажные цепочки, которые сейчас тянулись по люстрам через весь зал. Откуда-то доставили огромную елку, и, хотя на ветках почти не было иголок, она своим жалким видом довершала праздничную атмосферу.
Разочарование от того, что отец так и не пришел, немного отступило, и впервые за все время в больнице Эми почувствовала прилив оптимизма. Доктор Лэмборн пообещал, что поможет ей выздороветь, и пусть он будет использовать метод, в котором недостаточно компетентен, кто она такая, чтобы спорить? Она даже не знает разницу между психиатром и психоаналитиком да и не хочет знать. Главное, что ей не придется снова проходить электрошоковую терапию. Ради этого она была согласна на все.
Танцевальная площадка была переполнена одинаково одетыми пациентами, притворяющимися, что они хорошо проводят время. Всем выдали дополнительную праздничную порцию сигарет, и над головами стояло синее токсичное облако дыма. У Эми стало резать глаза, и она замахала руками перед лицом. Куини таскала Перл по танцполу, хотя ей не удалось даже обхватить ее туловище. Кто-то дотронулся до ее плеча. Эми подняла голову и увидела молодого медбрата, галантно протягивающего руку.
– Хотите потанцевать?
Она узнала акцент и сморщила нос.
– Простите, я забыла ваше имя.
– Брат Лионс, но сегодня просто Дуги, – представился он, не убирая руки.
– Вам необязательно со мной танцевать, правда, – смущенно замотала головой она.
– Я хочу.
Она встала и поправила халат, осознавая, что выглядит, как и все остальные психи. Эми не сомневалась, что он танцует с ней из жалости, о чем потом смеха ради будет рассказывать друзьям.
Он сохранял между ними достаточную дистанцию, но она все же почувствовала лимонный аромат его лосьона. Он был намного выше нее, как и все. Она смотрела прямо перед собой, ему на грудь. Его рубашка была расстегнута на одну пуговицу, и виднелся участок кожи без волос. Он уверенно вел ее по залу и, к ее радости, не пытался завести беседу. Она была бы натянутой, ведь он танцует с ней только потому, что это его работа.
Когда мелодия закончилась, он вывел Эми на вытянутой руке и улыбнулся ей.
– Спасибо, мэм, – поблагодарил он за танец, взял за руку и привел ее назад, к стульям, выставленным вдоль стен. – Мне было очень приятно.
Эми немного развеселили его слова.
– Вы хороший медбрат, Дуги, и тот еще врун.
Через некоторое время ей нестерпимо захотелось вернуться в палату. Запах пота от тел, которым была недоступна регулярная ванна, не говоря уже о дезодоранте, сводил с ума, а духота становилась нестерпимой. Она расстегнула несколько пуговиц и подула себе на грудь. Запрокинув голову назад, закрыла глаза и даже не стала их открывать, когда кто-то плюхнулся на соседний стул. Граммофону прибавили громкости, и, пытаясь справиться с трудной задачей, он добавил металлического звучания мелодии «Зимней сказки»[11].
– И снова здравствуйте.
Она открыла глаза и потерла ухо.
– Зачем же так кричать, я совсем рядом сижу.
– Простите, не подумал, что вы расслышите меня в этом гаме.
Она повернула голову и присмотрелась.
– О, это вы! Как голова?
Он провел рукой по затылку.
– Получше. У меня было высокое внутричерепное давление, но после операции стало гораздо лучше. Приступов уже меньше, но иногда голова болит.
– Это ты сейчас про что вообще?
– Меня летом грузовик сбил и даже не остановился, оставил умирать, представь себе. В тот день это была последняя доставка. Картошка, морковка и все остальное рассыпалось по всей проезжей части. Но сейчас все неплохо, особенно когда никто мне снежками в голову не целится.