– Здравствуйте. Я Сара. Ваш адрес дал мне ваш брат.
– Наш Бобби?
– Да, сначала я пошла на Оук-Гроув, и он сказал, что последние тридцать с чем-то лет вы живете здесь.
– Давайте вы пойдете в гостиную, а я поставлю чайник, – вмешался Дуги. Он положил руки на плечи жены и развернул ее к двери. – Вам с сахаром? – спросил он у Сары.
– Только с молоком, пожалуйста.
В гостиной Эллен села и сомкнула ладони под коленом.
– А теперь расскажите мне, в чем все же дело.
– Хорошо. Я пишу книгу об истории Эмбергейта.
Сара сделала паузу, ожидая какой-то реакции, но на лице Эллен не отобразилось никаких эмоций, и она просто кивнула.
– Я была там уже много раз, – продолжила Сара. – Обхожу помещения, пытаюсь представить, как там все было. Я уверена, что вскоре в этом здании будет что-то другое или его вообще разрушат, и мне кажется важным дать следующему поколению информацию об этих местах и о том, как раньше жили психически больные люди. А еще это часть истории моей семьи, – добавила она, чтобы придать значимости своим действиям.
– Но как вы узнали, что я там работала? – спросила Эллен.
– А, да. Значит, вы работали там? Я этого не знала, все, что я знаю, это… Подождите минуту. – Она снова полезла в сумку и достала записку. – У меня, наверное, не очень получается четко объяснить, зачем я здесь, да?
Эллен посмотрела на открытую дверь.
– Да, признаюсь, я немного запуталась. Дуги, как там с чаем? – крикнула она мужу.
Он вошел с подносом, на котором стояли три чашки и тарелка с овсяным печеньем.
– Я достал пирог, дорогая. До таймера оставалось совсем чуть-чуть, и я решил, что он готов.
– Спасибо, милый. – Она обхватила пальцами чашку и сделала глоток. – Мы оба работали в Эмбергейте. Там и познакомились, – пояснила она, кивая на Дуги.
Дуги сел на диване рядом с женой и обнял ее за плечи.
– Мы женаты сорок шесть лет.
У него был легкий акцент, который Сара не узнавала, но он очевидно не местный, решила она. Друг на друга они смотрели, как парочка влюбленных тинейджеров.
– Что ж. Перейду к сути дела. Пока я ходила по больнице, наткнулась на чердак с чемоданами. Их там было около двадцати.
– Как… интересно, – напряглась Эллен.
– Да, это что-то невероятное. Словно открываешь окно в прошлое. В одном из них я нашла вот эту записку, и в ней было ваше имя и адрес. Как уже сказала, я ходила на Оук-Гроув, но Бобби сказал, что вы переехали.
Она передала записку Эллен. Та побледнела и начала теребить тонкую жемчужную нить на шее.
– О боже, не могу поверить. – Она передала записку Дуги.
– Значит, она ее не получила, – прочитал он. – У нее не получилось выбраться.
– Что вы хотите сказать? – спросила Сара.
Эллен словно не слышала ее вопроса. Она не сводила глаз с Дуги.
– Если чемодан Эми все еще на чердаке, значит, она там и умерла.
Сара поставила свою чашку на стоящий рядом кофейный столик.
– Эми? Значит, вы знаете, чей это чемодан, миссис Лионс?
– Да. Да, знаю, – кивнула Эллен.
– Вы сможете рассказать об этом?
Эллен посмотрела на мужа, и он медленно кивнул. Она встала со своего места и подошла к окну.
– Ее звали Эми Салливан, – наконец начала говорить Эллен, заламывая руки и не отрываясь от окна, из которого был виден палисадник. – Она поступила в Эмбергейт примерно в то же время, когда я пришла туда работать. Это было в ноябре 1956 года. Ты же помнишь, как все было, да? – повернулась она к Дуги.
Он засмеялся.
– Конечно, помню. Она добавила вам головной боли.
Эллен улыбнулась.
– С ней было нелегко временами, это правда. Но я ее жалела. Мы были одного возраста и оказались в одном и том же месте, но наши жизненные ситуации были диаметрально противоположными.
– Почему она попала в Эмбергейт?
– Ее привез отец. Она попыталась убить себя вместе с ребенком своей мачехи.
– О боже. Какой ужас.
– Но она не была больна. Просто многое перенесла, и это сказалось на ее состоянии. И постоянно попадала в неприятности.
– Значит, она была беременна, когда ее привезли в больницу?
Эллен и Дуги посмотрели друг на друга.
– Нет, – сказала Эллен. – Она забеременела, будучи там.
– О. Я не знала, что такое разрешалось.
– Не разрешалось, но это не значит, что не случалось, – объяснил Дуги. – Скажем так: мы, медперсонал, притворялись, что не замечаем.
– Дай я еще раз посмотрю на записку, Дуги. – Эллен взяла ее и перечла. – Я написала это почти пятьдесят лет назад. Я очень много про нее думала, задавалась вопросом, что с ней случилось и почему же она так и не постучала в мою дверь. Бедная девушка. Но ведь я правильно поступила, да? – повернулась она к мужу.
– Эллен, ты сделала больше, чем кто-то другой на твоем месте.
– Может, ты и прав. – Она задумчиво смотрела в окно. – В конце концов, какой у меня был выбор?
– А что означает записка? Что означает эта фраза про ребенка?
– Пожалуйста… вы не должны об этом писать. Я знаю, прошло много лет, но я не думаю…
Сара остановила ее движением руки.
– Не беспокойтесь, миссис Лионс. Я понимаю, что речь идет о личных вопросах, и я не журналист, который раскапывает скандальные детали. Даю вам слово, что не напишу ничего против вашей воли. Обещаю. – Она приложила руку к груди.
Эллен чуть заметно качнула головой. В глазах ее отразилась боль.
– Когда-то я дала обещание, – вздохнула она, взмахнув запиской. – Этой девушке, Эми. Я обещала ей, что настанет день, и она выйдет из Эмбергейта, и впереди у нее будет вся жизнь. Кто я была тогда, чтобы обещать ей это?.. Но записку я написала, чтобы однажды она узнала правду. – Эллен поднесла записку к носу и вдохнула влажный запах. – Я сделала все, чтобы сдержать это обещание. Но этого оказалось недостаточно.
– Вы расскажете мне? – мягко спросила Сара, сгорая от любопытства, но понимая, что нужно продвигаться осторожно.
Эллен посмотрела на часы.
– Да, думаю, да. Дуги, – повернулась она к мужу, – принеси пирог, пожалуйста. Думаю, мы надолго.
44
Февраль 1958 года
Эллен прижимала к груди маленький сверток, не в силах смотреть на безжизненное пятнистое лицо младенца. Иногда жизнь такая жестокая. Про себя Эллен гневалась на Бога, который позволил этому случиться. Почему Ему нужно было снова и снова наказывать Эми, не говоря уже об этом маленьком бедняге? Она ускорила шаг и перешла на бег, в который раз проклиная длинные стерильные коридоры и бесконечное количество дверей. Маленькое тельце подпрыгивало у нее на руках, но нельзя было останавливаться. Впереди она увидела пациента, медленно преодолевающего коридор с опущенной головой. Он шел и что-то говорил сам себе. Не желая его тревожить, она сбавила ход и немного отдышалась. Когда они поравнялись, он даже не посмотрел на нее, и Эллен свободно продолжила идти по пустому коридору в тишине, нарушаемой только звуком собственных шагов.
Сначала она решила, что ей показалось. Что это уши играют с ней злую шутку. Но потом снова его услышала – тихий кашель, больше похожий на захлебывание. Она остановилась и взглянула младенцу в лицо. Его щеки и губы порозовели, рот был мокрый от слюны.
– О боже, – выдохнула Эллен. – Ты мой маленький боец! Спасибо, Боже, спасибо Тебе! – сказала она, воздев глаза к потолку.
Малыш открыл глаза-щелочки с расфокусированным взглядом. Затем он сморщился и заплакал так громко, что завибрировал язык. Эллен засмеялась и положила ему в рот костяшку своего мизинца. Он мигом успокоился и начал сосать.
– Ты проголодался, да? – Она развернулась и пошла назад. – Пойдем. Пойдем назад, к твоей мамочке.
Малыш продолжал сосать ее палец, а Эллен бежала назад в палату. Его черные волосы были в белой липкой смазке. Он мотал головой из стороны в сторону, пытаясь высвободиться из простыни, в которую его завернули. Эллен потянула за нее, чтобы ослабить нажим.
– А ты у нас смелый, да? Прямо как твоя мамочка.
Он вытащил руку, и она взяла его за маленькие раскрытые, как звезда, пальчики.
Когда она наконец подбежала к палате, где рожала Эми, ее радости не было предела. Улыбка не сходила с ее лица, и щеки болели от непривычного положения. Занавески вокруг кровати были задернуты, а в воздухе пахло дезинфицирующим средством. Рядом стояли ведро с розовой водой и швабра. Эллен нахмурилась и отодвинула занавеску. Она чуть не завизжала от увиденного, но успела сдержать себя и лишь выдохнула от неожиданности, опасаясь испугать ребенка. Кровать была пуста, а на матрасе осталось темно-красное пятно.
Она выбежала из комнаты и побежала в конец палаты, мимо пустых кроватей. Кабинет сестры тоже пустовал. На полу валялись листы бумаги, на блюдце на боку лежала чашка, из которой вылились остатки чая.
«Что здесь случилось? Где все?» – шептала она ребенку, который, казалось, заснул. Она проверила пульс – слава Богу, все в порядке.
Услышав чьи-то шаги, она повернулась и увидела сестру Браун, которая входила в палату, где рожала Эми. Эллен вошла туда за ней.
– Где Эми? – спросила она.
– Мне пришлось вызвать «Скорую». У нее началось кровотечение, и я не смогла ничем помочь. Ее отвезли в больницу. У нас здесь нет условий, чтобы справляться с такими чрезвычайными ситуациями. – Тут она увидела сверток в руках Эллен и запнулась. – Это… это… Почему вы не отнесли его прямо в морг? Я же вам четко и ясно сказала…
– Шшш, – перебила Эллен и отвернула простыню, чтобы показать ей сморщенное личико. – Я не отнесла его в морг, потому что он жив.
Акушерка подошла и потрогала ребенка за щеку.
– Обалдеть!
– Да, в это невозможно поверить! Я бежала с ним на руках, и, может, из-за движения или чего-то такого, не знаю, что-то сместилось и запустило дыхание. – Эллен потянулась к нему и поцеловала малыша в лоб. – Это чудо!
Сестра Браун взяла ребенка за руку и чуть улыбнулась. Затем она помрачнела и резко оторвала руку, словно от горячей плиты.