— В среднем, я думаю, тысячи три.
— А проживаете сколько?
— Столько же примерно и проживаю.
— При светском образе жизни, с ресторанами и с увеселительными местами? Не более того?
— Не более того. Все это стоит не так дорого. Конечно, иногда приходится туго. У меня есть и долги.
— Есть и долги? Какие же именно?
— Я должен портному несколько сот рублей, еще кое-кому… Да вот я и Фишеру был должен.
На лице следователя промелькнуло неудовольствие.
— И Фишеру были должны? Какую сумму?
— Кажется, пять тысяч.
— «Кажется»? Вы точно не помните?
— Да, пять тысяч. Я выдал ему вексель.
— Вы, однако, сказали, что не имели с Фишером никаких дел?
— Это не дела. Просто я взял у него взаймы.
— Почему же он дал вам взаймы столь крупную сумму?
Загряцкий презрительно улыбнулся.
— Это не крупная сумма. Для Фишера пять тысяч ровно ничего не значили, он был страшно богат.
— Но для вас это крупная сумма: она превышает ваш годовой доход. Да и богатые люди не так уж швыряют деньгами… Вы и от других лиц получали подобные суммы?
— Я не ко всем обращался, господин следователь, да и не все так богаты, как Фишер. Он к тому же не подарил мне эти деньги, а дал взаймы.
— Вы, значит, предполагали ему отдать эти пять тысяч?
— Разумеется, предполагал отдать.
— Когда именно?
— Ну, при первой возможности.
— При первой возможности… Векселя, однако, имеют срок. Когда наступал платеж по этому векселю?
— Точно не помню.
— Я могу вам напомнить. Ваш вексель найден в бумагах Фишера. Его срок истекает через две недели.
— Что с того?.. Я решительно вас не понимаю, господин следователь!.. Вы сказали, что будете допрашивать меня, как свидетеля. Но ведь, слава Богу, я не ребенок. Я сам по образованию юрист… Вы самым серьезным образом меня подозреваете в убийстве Фишера… Клянусь вам, господин следователь, вы жестоко заблуждаетесь. Ваше следствие идет по ложному пути…
— Об этом предоставьте судить мне. Я пока ничего не утверждаю.
— Уверяю вас честью… Вы первый будете смеяться над своей ошибкой…
— Нет, господин Загряцкий, смеяться я не буду и вам не советую. Здесь дело не шуточное. Здесь убийство, господин Загряцкий…
Николай Петрович замолчал. Загряцкий обмахивал шапкой свое потное, изредка дергавшееся лицо. Он волновался все сильнее.
— Так вы признаете, что по векселю должны были заплатить Фишеру пять тысяч через две недели?
— Я признаю… То есть, что же именно мне признавать? Ну, предположим, я не заплатил бы Фишеру, — я и в самом деле не мог бы, вероятно, ему заплатить в срок: что ж, вы думаете, он описал бы мое имущество? Платье мое продал бы с молотка, что ли?.. Ведь это курам на смех, господин следователь. Надо было знать Фишера, — для него пять тысяч были все равно, что для меня пять рублей. Скорее всего он просто забыл бы о сроке моего векселя. А в крайнем случае потребовал бы, чтоб я вексель переписал. И то больше по коммерческой привычке потребовал бы… Только и всего… Наконец, от смерти Фишера вексель ведь законной силы не теряет, вот ведь вы его нашли… Я вас прямо спрашиваю, господин следователь, что вы собственно хотите доказать?
— Об этом мы пока не говорим. Сейчас мне от вас нужны более подробные и точные сведения о ваших средствах. Вы сказали, что проживаете около трех тысяч в год. Меня удивляет, как вы могли сводить концы с концами при этом доходе и при том образе жизни, который вы, насколько я могу судить, ведете. Вы за квартиру сколько платите?
— Шестьсот рублей в год.
— Имеете прислугу?
— Имею, недорогую.
— Значит, на жизнь вам в месяц остается меньше двухсот рублей. Вы обедали в дорогих ресторанах.
— Не всегда в дорогих… Стол мне не стоит и ста рублей в месяц. К тому же, меня часто приглашают.
— Сто рублей в месяц на стол… Значит, на все остальное остается примерно столько же? Сюда входят и увеселительные места, и развлеченья, и платье, — вы хорошо одеты. Летом вы никуда не ездили?
— Ездил в Крым.
— Вот и в Крым вы ездили. Это все на сто рублей в месяц?
— Я бухгалтерии, господин следователь, не веду… Мне трудно вам представить точный бюджет, да еще сразу, без подготовки… Надо вспомнить и сообразить…
— Да, необходимо вспомнить, господин Загряцкий, это важный вопрос… Когда вы с Фишером посещали рестораны и увеселительные места, вы за себя платили?
— Иногда платил… Чаще за все платил он. Это так естественно при его богатстве и моих скромных средствах.
— Чаще он, но иногда платили и вы… Тоже, очевидно, из тех ста рублей?
— Я не скрываю, это бывало редко.
— Может быть, даже и никогда не бывало?
— Вы хотите сказать, что я жил на средства Фишера? Это неверно, господин следователь… И потом, если я жил на его средства, зачем же было мне желать его смерти?
— Вы говорите, что ездили летом в Крым. Вы там были один?
— Я не понимаю вопроса. У меня в Ялте было много знакомых.
— Я говорю не о знакомых… Госпожа Фишер была в то время в Ялте?
— Господин следователь, я категорически заявляю, что о госпоже Фишер я говорить не намерен и отвечать на инсинуации не буду.
— Я просил бы вас быть сдержаннее в выражениях, — сказал резко Яценко. — Вы говорите с должностным лицом и вас допрашивают по делу об убийстве, господин Загряцкий.
— Вы однако сказали, что допрашиваете меня как свидетеля! Сказали вы это, господин следователь? Что ж это?
— Предлагаю вам прямо ответить на вопрос, была ли госпожа Фишер в Ялте одновременно с вами?
— Ну да, была. Что с того?
— Вы жили в одной гостинице?
— Да, в одной, — и с нами еще сто человек.
— Вы вместе обедали?
— Иногда и вместе.
— Иногда и вместе…
Эти повторения последних слов допрашиваемого, не то в утвердительном, не то в полувопросительном тоне, входили в обычай Яценко: он замечал, что они, как и небольшие остановки после ответа, действуют на допрашиваемых.
— Когда вы обедали вдвоем, платила тоже чаще всего госпожа Фишер?
— Это неправда… Это неверно.
— Мы постараемся это выяснить… Оставим вопрос о ваших расходах и перейдем к вашим доходам. Итак вы зарабатываете около трех тысяч в год. Потрудитесь указать, как вы зарабатываете эти деньги.
— Коммерческими делами.
— Какими именно?
— Разными… Я был посредником, получал куртажные…
— Какие именно сделки вы совершали и для кого?
— Я так сразу не могу ответить на такой вопрос. Надо вспомнить…
— Вы не помните, чем вы занимались?
— Вам угодно играть словами, господин следователь. Я сказал, что занимался посредническими делами, а назвать сразу все сделки, это не то же самое. Это не значит: не помнить того, чем занимался.
— Но имена людей, которые вам давали работу, вы, я полагаю, помните?
— Я работал для разных лиц… Для Фишера…
— Вы сказали, что не имели с Фишером никаких дел.
— Я позабыл… Да это ведь небольшие дела, просто он давал мне заработок.
— Вы говорите: для разных лиц. Кто еще вам поручал дела, кроме Фишера, который умер?.. Может, и из живых людей кого-либо назовете?
— Сейчас не могу вспомнить… Я очень взволнован, господин следователь… Наконец, это коммерческий секрет… Только у нас в России существует такое неуважение к человеку!..
— Для следствия нет коммерческих секретов… Не можете вспомнить?
— Сейчас не могу… Я вспомню позже, — упавшим голосом сказал Загряцкий.
— Или придумаете ответ… Какие сделки вы совершали для Фишера?
— Я продавал и покупал для него бумаги.
— Какие?
— Разные… Акции банков… Мальцевские…
— Такие сделки обычно совершаются через банки или через профессионалов. Не назовете ли вы людей, которые могли бы подтвердить, что вы совершали эти сделки для Фишера?
— Я сейчас ничего не могу указать… Вы меня оглушили этим нелепым обвинением… Я плохо себя чувствую и не могу вообще отвечать.
— Кроме посреднических сделок у вас были еще какие-либо источники дохода?
— Нет… Были кое-какие сбережения.
— В каком приблизительно размере?
— Сумма менялась… Я постепенно тратил… Одно время было несколько тысяч.
— Где они находились? В банке?
— Нет, у меня дома.
— Вы без нужды хранили дома несколько тысяч?
— Да, дома… Прислуга у меня надежная… Да и деньги небольшие… Банки платят ничтожный процент…
— Откуда же у вас собралось несколько тысяч? Значит, у вас прежде были дела покрупнее, чем теперь?
— Очевидно…
— Очевидно?.. А какие, вы не помните?
Раздался легкий стук в дверь. «Вай-дите… В-вай-дите!..» — сказал с раздражением Яценко. В комнату вошел письмоводитель. Он приблизился на цыпочках к следователю и сказал ему на ухо:
— Антипов хочет вас видеть, говорит, для важного сообщения.
Яценко кивнул головой. Он записал последние показания Загряцкого.
— Посидите, пожалуйста, здесь опять, Иван Павлович, до моего прихода, — сказал он и вышел.
Николай Петрович вернулся через несколько минут. Он прошел к столу и занял прежнее место. Лицо у него было торжественное и мрачное. Загряцкий вдруг на него уставился глазами.
Письмоводитель хотел выйти из комнаты. Яценко удержал его знаком.
— Вы сказали, — начал следователь новым, бесстрастным тоном, глядя на дрожавший слегка ониксовый перстень Загряцкого, — вы сказали, что позавчера вечером, в день убийства Карла Фишера, вы были в кинематографе «Солей», в Пассаже на Невском Проспекте и оставались там до конца спектакля?
— Так точно, — сказал негромко Загряцкий, не сводя с него глаз.
— Вы сказали также, что знакомых в кинематографе не встретили… Давалась пьеса «Вампиры», содержание которой вы по памяти изложили письменно?
— Да, я изложил…
— Господин Загряцкий, вы сказали неправду и случайности суждено было выдать вас, — подняв голову, произнес торжественно и печально следователь. — В этот вечер драма «Вампиры» была заменена другой картиной.