— Мне, отче! Предскажи судьбу мне!
Просьба вывела старика из задумчивости. Он поднял поникшую было голову, вновь улыбнулся.
— Ну, молодец, твоя судьба светла как день. — Никита оглянулся на Ясеня. Тот смотрел с надеждой, нет-нет, да бросал косые взгляды на Рокти. — Станешь ты лучшим охотником да следопытом, жена у тебя будет красивая да любящая, и детишек — полные лавки. Век на родной земле проживешь, тем и будешь счастлив.
Рокти нахмурилась и, не прощаясь, тронула лошадь дальше. Рысью. Ясень же смог, наконец, подъехать к старику поближе.
— Женюсь? Когда женюсь, отче?
Никита отвлекся, когда почувствовал, как кто-то тронул его за ногу. У стремени стоял мальчик. Он смотрел в глаза светло и ясно:
— Что дано, то найдешь, — даже речью он был похож на старца, — возьми колечко, — он протянул тусклый перстенек с ярким голубым камушком, — здесь у тебя один друг и одна судьба, а темноты не бойся.
Никита машинально принял кольцо. Смешался, не зная что, сказать. Мальчик тихо стоял у стремени и смотрел, щуря яркие, как камушек на колечке, глаза. Солнце взошло высоко, и тени колышущихся листьев играли на его загорелом лице.
— Идем, — Никита вздрогнул, когда Ясень окликнул его, и увидел, что старец уже скрылся почти в густом частоколе стволов, а мальчик бежит за ним по тропинке — сверкают голые пятки, а на поясе звенят крохотные бубенчики.
— Кто это был? — Ясень, нимало не заботясь о спутнике, послал коня рысью, Сумрак тронулся следом, и Никита почувствовал, что кожа, горящая там, где ее натерли джинсы, это всего лишь цветочки. Благо вопрос повторять не пришлось, Ясень ответил.
— Странник. С учеником. Хорошие врачеватели. Это я точно знаю. Когда Шелест болел, я ездил на тракт и сам привез к нему странника. Наши старейшины, конечно, тоже толк в травах знают. Да только много ли соберешь травы разной на одном месте сидючи? А странники, те бродят по дорогам, под каждым деревом своему богу молятся.
— А судьбу?
— Ну... судьбу, — Ясень усмехнулся, — амулеты они, конечно, лучше мастерят, чем судьбу предсказывают. Но бывает, что, как мне вот, укажут ясно: так-то, мол, и так, жить будешь долго и счастливо, либо опасайся падучей болезни... да, болезни они хорошо видят.
Разохотившись вдруг, Ясень вновь пустился в воспоминания, и даже относиться к своему спутнику стал иначе, хотя и не по-товарищески, но как к щенку, оставленному отбывшими в отпуск хозяевами — и хлопотно, и отвязаться нельзя.
Рокти они нагнали не скоро. Да и не нагнали бы, наверное, если бы та не поджидала их на лесной опушке. Густой кустарник подлеска резко обрывался в степь, косо освещенную перевалившим зенит солнцем. Редко разбросанные рощицы в пару десятков берез да густые заросли терна виднелись поблизости. Дальше, почти у самого горизонта, угадывались возделанные поля. Никита понял, что к вечеру они действительно прибудут в Торжок.
— Иола охотится. — Рокти заговорила, лишь когда Никита и Ясень подъехали вплотную. Она зорко вглядывалась в чащу леса. — Дальше нам не по пути, но Иола захотела показать тебе охоту, Никита. Она загонит для нас зайца... или лисицу. Она подаст голос, как только поднимет зверя...
Будто в ответ на последние слова раздался долгий, протяжный вой, в котором чудилось имя охотницы:
— И-и-и-о-о-о-ла-а-а-а-у-у-у!
Вой, казалось, шел отовсюду, но Рокти уверенно направила лошадь влево.
— Скорей!
Перейдя на рысь, они серыми тенями двигались вдоль кромки леса. Высокая трава задевала стремя с одной стороны, ветки, росшие здесь особенно низко, били по ногам с другой. Вой приближался и нарастал, и теперь уже не стоило труда проследить его. Никита вслушивался, чувствуя, как ровно и мягко движется под ним конь, плавно перекатывались работающие мышцы и иногда по крупу проходила дрожь.
— А-хр-р-р! — захрипело вдруг рядом, и откуда-то сбоку, напролом, ломая кусты, кинулась наперерез волчица, гоня впереди длинную рыжую тень.
Рокти дернула повод в сторону. Гикнув, она вдруг ожгла Сумрака плетью, и тот рванулся вперед, в степь. Никита пронесся галопом с десяток метров прежде чем кубарем слетел с седла. Падая, успел увидеть, как бегущая рядом волчица вытянулась, подалась вперед, прыгнула длинно и, сбив рыжую с ног, покатилась, подминая ту под себя. Упав, наконец, на спину, Никита замер, не в силах перевести дыхание. Сердце молотом бухало в ребра. С большим трудом ему удалось перевалиться на живот, сесть не получилось, и он стал на четвереньки.
Напротив, глаза в глаза, держа лисицу за уши, и прижимая к земле всем весом, лежала Иола. Она дышала тяжело — ее пасть была полна шерсти — пыталась перехватить лисицу за загривок и глядела на человека исподлобья. Рыжая вертела головой, вырываясь, и шипела, скаля мелкие, острые зубы.
Из-за плеча вдруг раздался голос Рокти.
— Ну! Прими же ее, Никита! Прими!
Рядом, пригвоздив к земле примятые стебли, упал нож. Волчица поднялась, став вдруг вровень со стоящим на четвереньках человеком. Она все еще держала лисицу за уши, лапой чуть прижала буроватое тулово, пушистый рыжий хвост метался из стороны в сторону. Янтарные глаза светились яростью.
— Прими! — дохнуло над ухом, и Никита взялся за деревянную рукоять. Другой рукой попытался придержать лисицу, даже сквозь кожу перчатки почуял крупную дрожь, бившую зверя, ощутил, как поднимается от ладони, передается дикий, животный страх, запаниковал. Острие засапожного ножа само ткнулось под лапу. Почувствовав сопротивление, Никита замер, но, увидев полные агонии глаза лисицы, разом, одним плавным нажатием довершил начатое.
— Хорошо! — Рокти опустила руку на плечо, и Никита вздрогнул. Волчица убрала лапу с трупика. Ясень присел рядом, вытащил свой нож, собираясь снять шкурку.
Никита почувствовал, что его мутит. Пошатываясь, он поднялся, наконец, на ноги. Бедра горели, упав, он свез себе локти, удивительно, что не сломал еще шею. Руки тряслись. Он посмотрел на окровавленный нож и разжал пальцы. Нож бесследно канул в высокой траве. Очередным приступом дурноты накатило воспоминание: пьяная драка на рабочем участке, отчаянная попытка отнять нож у одного из зачинщиков, и точно такой же, полный агонии внезапно протрезвевший взгляд... Он получил два года за убийство по неосторожности. Тогда он поклялся себе, что никогда больше, ни за что не притронется к оружию. И вот теперь... Никита сглотнул невесть откуда взявшийся ком в горле. Принялся выбирать нацеплявшийся на джинсы репей — хоть так пытаясь отогнать нахлынувшие вдруг воспоминания.
— Что это было, Рокти? К чему? Проще было убить меня сразу, еще у ручья. — Голос дрожал от ярости. Лишь страх закатить форменную истерику удерживал его от крика.
— При чем тут я? — Удивление Рокти было неподдельным, — это Иола. Она хотела посмотреть на тебя в деле.
Он замер. Оглянулся на волчицу. Та занялась уже освежеванной тушкой. Похрустывали разгрызаемые косточки. Волчица расправилась с лисицей в три приема. Никита отвел взгляд. Ясень, поднявшись, протянул ему флягу. Никита принял ее с благодарностью.
Оглушенный, он успел сделать глоток, прежде чем понял, что за дух ударил ему в ноздри, закашлялся, и едва подавил очередной рвотный позыв. Фляга была полна еще теплой лисьей крови. Он спешно отер губы, ладонь и рукав куртки измазались в густое и липкое. Дурнота подступила к горлу, но злость не позволила сблевать прямо на траву. Он выпрямился. Пошел прочь — от палящего солнца, под своды леса. Едва не задев Рокти плечом, ткнул флягу ей в руки.
Он не успел сделать и шага, как за спиной раздалось низкое, утробное рычание и стокилограммовая туша повалила его на землю, придавив. Дыхание разом перехватило, он больно ударился ребрами, прокусил губу. Сзади сграбастали за куртку и принялись мотать из стороны в сторону, возить лицом по траве.
Он видел разлетающиеся от лица капли крови. Пытаясь проследить полет хотя бы одной, отрешенно подумал, что волчица взбесилась и сейчас разорвет ему глотку. В следующий момент ему удалось перекатиться чуть на бок, подтянуть колени к груди и рывком сбросить с себя тушу. Никита развернулся, готовый по локоть сунуть руку в пасть волчицы — придушить тварь.
Его сжатый кулак пришелся Ясеню прямо в кадык.
Минуту Ясень недоуменно глядел своими полупрозрачными голубыми глазами. Потом захрипел. Раз. Другой. На третий он выплюнул комковатый сгусток. Потом глаза его стали белыми. Он встал, едва разогнув колени. Чуть покачиваясь, направился к Серому. Через шаг хрипел, пытаясь сказать что-то, но каждый раз дело оканчивалось очередным багряно-красным плевком в траву. Тогда он просто всплескивал своими по-обезьяньи длинными руками. Рокти, побледнев, замерла в несвойственной ей нерешительности, полуопущенная рука безвольно сжимала флягу. Волчица стояла так тихо, что ее можно было бы не заметить.
Подойдя к лошади, Ясень расчехлил арбалет.
— Стой! — взвизгнула Рокти, и Никита испугался вдруг. Глядя, как спокойно и деловито Ясень рычагом натягивает тетиву, кладет болт в ложе, он внезапно осознал, что вот тут-то все и может закончиться. Чем выше поднимался арбалет, тем четче он видел тяжелый стальной наконечник.
— Ясень! — в голосе Рокти было что-то, что заставило даже Никиту оторвать взгляд от оценивающего расстояние прищура. Они с Ясенем посмотрели на Рокти одновременно.
Оказавшись в центре внимания, она зажмурилась и, стремительно, будто боялась, что ей могут помешать, отхлебнула из фляги. Она сделала глоток не поморщившись. А вот Никите опять стало дурно. Уронив флягу на землю, Рокти вытерла губы рукавом и обернулась к Ясеню.
— Вот и все. Я никогда не стану твоей женой, Ясень. — Она медленно опустилась на траву, устало потерла лицо ладонями. — Давно надо было сказать тебе это. Ты был мне хорошим другом, Ясень. Ты был лучшим моим другом, пока не вообразил, что когда-нибудь мы будем жить в ветвях одного дома.
Ясень тяжко вздохнул, воздух заклокотал в поврежденном горле. Развернулся, плечи его поникли, руки автоматически разряжали взведенный арбалет. Мягкие желтые волосы потемнели и налипли редкими прядями на взмокший, блестящий бисеринками пота лоб. Бледноголубые глаза были пусты и полностью прозрачны.