— Вернись! — Никита сжал голову в ладонях. Утихшая было боль в затылке вернулась с новой силой, будто домовой снимал ее одним своим присутствием. — Рол! Рол, где ты? — Тщетно. Ему никто не ответил.
Никита встал. Сделал пару осторожных шагов. Рол не подвернулся под ноги и не выдал своего присутствия шорохом. Человек вообще засомневался, вдруг, что домовой всё ещё находится в библиотеке. И Никита отправился в путешествие вдоль бесконечно высоких, уходящих под темный резной потолок, стеллажей.
К верхним полкам вели пятиметровые лестницы, они легко скользили по жёлобам в полу, стоило чуть тронуть ладонью. Стены библиотеки постепенно сдвигались, и вскоре он вышел к её сердцу. Там лепестками цветка раскрывались ещё три такие же комнаты, точно так же забранные стеллажами вдоль стен и уставленные столами, столиками, креслами и — в глубине, у самого окна — одним большим кожаным диваном. Двери были в двух комнатах из четырех. Там из окон можно было увидеть лишь кусок крепостной стены и неподвижно замершего стража в черной сутане. Зато два других показывали кино поинтереснее. Одно: маленький кусочек внутреннего двора далеко, у дальней стены Цитадели, и огромную, сплошную — без следов кирпича или каменной кладки, без единого окна — иссиня черную башню в центре. Почти припав к подоконнику — щека коснулась теплого дерева — Никита смог разглядеть вершину этой центральной башни и, вроде бы, ленту моста, уходящего от нее куда-то вбок. Последнее окно выходило на все тот же, хорошо знакомый лес за широкой межой вырубленных деревьев. Не было видно ни тракта, ни даже тропинки.
Эта комната показалась более ухоженной, чем остальные, и Никита решил, что напал на следы Рола. В самом деле, взобравшись почти под потолок, на одной из полок у самого окна он обнаружил аккуратно заправленную постель, письменный прибор у изголовья и три сундучка — в ногах. Рядом с прибором лежала толстая книга со множеством матерчатых язычков-закладок и стопка накрест перевязанной синей лентой бумаги. Беглым взглядом окинув все, Никита поспешил спуститься.
Блуждая по комнатам, выяснил, что одна — наиболее захламленная — отведена под хозяйственную часть, и хранящиеся там документы заинтересуют разве что комендантов городов Белый Дол, Храт, Сторица, другая — та, в которой обосновался Рол — содержала тома исторических хроник, километры дипломатической корреспонденции. Имена адресатов говорили меньше, чем титулы. Разбирая пожелтевшие листы, Никита сообразил, что в этом мире существуют как минимум два языка, в которых без труда можно было узнать современные ему русский и английский — различия в написании были практически не заметны, — и лишь два крупных королевства, соединенные кровными узами и перевязанные ленточкой Великого тракта Двух корон. На протяжении, по меньшей мере, пятисот лет отношения их были сложными, но ни разу дело не доходило до крупных стычек. Чувствуя силу друг друга, соперники предпочитали обмениваться полными желчи дипломатическими нотами, да редкими приграничными склоками. Судя по подписям, в Белгре у власти стояла религия, и король являлся одновременно первосвященником. Будто подслушивая давно начавшийся разговор двух совершенно незнакомых людей, Никита скоро запутался в именах и датах, и понял, что ничего нового из туманных полунамеков меж строк уже не почерпнет.
Тогда он оставил зал ради следующего — тот не заинтересовал его на долго. Флора и фауна этого мира — безусловно уникальная — на беглый взгляд была так же интересна и бессмысленна в сложившейся ситуации, как природа Галапагосских островов. Физика же для всех миров казалась совершенно одинаковой. А вот в последнем отделе Никита застрял надолго.
Листы на полу разительно отличались ото всех, виденных им ранее, и, подняв первый же, Никита сразу узнал распотрошенный научно-популярный журнал отечественного издания. Судя по всему, страница выпала из середины статьи о пчеловодстве. Он присел и скоро в грудах разноформатных листов обнаружил пару обложек. «Крокодил», Техника молодежи«, «Работница» — Никита хорошо помнил эти журналы, в детстве они регулярно появлялись на кофейном столике, а его тщательно рассортированная подшивка «Техники» до сих пор пылилась где-то у мамы на антресолях. Он кинулся к полкам и с радостью обнаружил собрания сочинений отечественных и зарубежных классиков. Смеясь, бежал вдоль стеллажей, не обращая внимания на вспархивающие из под ног листы, пальцы скользили по выпуклым корешкам — глянец, картон, ткань, кожа. Добежав до окна, упал на диван, хохоча.
Успокоившись, он почувствовал под пальцами непривычно-шероховатую поверхность. Перекатившись на живот, глянул вниз — рука почти касалась пола и груды темных, мелко испещренных клинописью берестяных полос. Припав щекой к нагретой солнцем коже дивана, Никита поднял одну — берестяная грамотка странно, непривычно зашуршала. Он замер, испугавшись, что вот сейчас темный лоскуток рассыплется в прах. Но всё обошлось. Пробежал глазами пару строк и ничего не понял.
Обратно он шел, будто по углям. Добравшись до первых полок, убедился, что книги там — максимум восьмидесятых годов издания. Да и тех — чуть. И все равно идиотская ухмылка не хотела сходить с лица. Он прихватил томик Джека Лондона и побрел туда, где его нашел Рол. Во нем крепла уверенность, что вскоре он вернется домой. Он только что видел неопровержимые доказательства связи двух миров, может быть непрочной, но постоянной, уходящей корнями далеко в прошлое. Он настолько убедил себя в этом, что раскрыв сборник увлекательнейших рассказов любимого писателя, не заметил, как заснул, умиротворенный.
— Вставай, — конечно же Рол вернулся. За время отсутствия его манеры не претерпели существенных изменений, он расталкивал Никиту достаточно бесцеремонно. — Надеюсь, ты не станешь ждать здесь этого... адепта, а?
— Почему же? Может он действительно снимет с меня заклятие? — Никита потянулся, протер глаза, заходящее солнце бросало алые отсветы, и пол казался усыпанным крупными лепестками розовых цветов.
— Нетренированная память, отсутствие внимания, неумение мыслить логически. И это на него я трачу свое драгоценное время! У меня возникают сильнейшие сомнения на ваш счет, молодой человек... — Никита застонал. Домовой сунул ему в руки плотно упакованный мешок, Никита сразу запутался в лямках. — Ты хоть сам веришь в то, о чем говоришь? — домовой вопросительно склонил голову набок.
Рол был серьезен. Более того, Рол был встревожен, это было видно по его взгляду.
— Нет. — Ответил Никита, разом подобравшись. Он проснулся, наконец, окончательно и сумел разобраться с заплечным мешком. — Извини, Рол. Я запутался. Я уже не знаю, кому мне верить, но одно я знаю наверняка. Я хочу уйти отсюда. И уж точно никому не позволю копаться у меня в мозгах.
— Это уже что-то... — Рол принялся энергично вышагивать перед диваном. — Куда ты думаешь идти?
— Рол! — Никита вспомнил вдруг причину радости, тепло свернувшейся глубоко в груди. — Рол. Эти книги, там, в другом зале. Книги из моего мира. Они здесь, потому что есть переходы? Потому что переходы действуют?
— Не совсем. — Рол замер, широко расставленными ногами крепко уперся в пол, подпер кулаком подбородок так, что встопорщилась черная курчавая борода. — Переходы были всегда. А вот люди, которые могли бы открывать их.... Для этого надо быть либо очень могущественным колдуном... либо хранителем ключа. И сейчас наш добрый друг, страт Клемент, убежден, что хранитель ключа — ты.
Никита не всполошился, нет, скорее обрадовался. Ему живо вспомнилась Рокти, она убеждала его, будто он не сможет вернуться домой сам.
— Ключ — это вещь? Что это такое? Я не мог потерять его? — Вещи оставленные в карманах куртки у девочки, рюкзак, пропавший из хибары бог весть куда, часы, которые Вадимир принял было за браслет. Это вызывало беспокойство.
— Никто не знает толком. Понимаешь, — Рол подошел ближе, положил ладонь на плечо, заглянул в глаза, — еще никогда хранители не жили достаточно долго, чтоб рассказать, что такое ключ.
Руки разом ослабли, заплечный мешок едва не скатился на пол, Никита едва успел его подхватить.
— Очень жаль, но для тебя действительно будет лучше как можно скорее убраться отсюда. Как можно дальше. Домой. Охота за тобой уже началась, и каждого в этой гонке твоя жизнь будет заботить лишь постольку, поскольку. Владелец Ключа получает свободный доступ к старому миру, его знаниям и технологиям. Я читал, насколько далеко вы ушли от нас технологически. В Белгре действует строгий запрет на подобные книги, лишь адепты могут получить доступ к ним. Книги в этой Цитадели собирали, пока жив был прошлый хранитель Ключа. Тридцать два года назад он умер. Вернее, черные убили его своими опытами.
— Мне тридцать два года, — прошептал Никита.
— Тогда наверняка Ключ — не вещь и не артефакт. Ключ — это ты. — Рол развернулся, решительно направился к полкам. — Лабиринт. Ты знаешь, где он находится?
Даже не взглянув на специальную лесенку, домовой ловко, как белка, взобрался по стеллажам и, закрепившись под самым потолком, принялся сбрасывать на пол какие-то свитки. Никита подошел и поднял несколько бумаг. Это были карты и схемы. Рол успел уже спуститься, забрать свитки с пола — выдернул лист из рук человека — и теперь раскладывал все на ближайшем столе.
— Ну... Там недалеко дорога, Великий Тракт в лесу живут ктраны и протекает какая-то небольшая речка...кажется, Рьянка.
— Тракт двух Корон, река Рьянка. Сейча-ас... Забери мешок, — домовой ткнул пальцем в сторону дивана, — там все, что только может понадобиться. Не вздумай перебирать его. Пока он сложен так, что любая нужная тебе вещь должна сразу же оказаться под рукой. Конечно, — Никита поднял мешок, он не казался очень уж большим или тяжелым, — по мере того, как ты будешь им пользоваться... Где?
Никита кинул взгляд на карту и увидел, наконец-то, землю, по которой шел. Его маршрут, показавшийся ему бесконечно долгим, пересекал лишь мизерную часть этого мира. Тракт тянулся через всю карту, как Великая китайская стена. Он брал начало на Севере, от большого озера в самом сердце Бе