***
Когда через два часа, подталкиваемый снизу хозяином, Никита, кряхтя, выбрался из подвальчика, то дал себе слово никогда больше не соглашаться на авантюрные предложения Рола и всегда платить за постой только живыми деньгами. В сапогах хлюпала вода, рубашка липла к телу и неприятно холодила. Нинель улыбалась, глядя на него:
— Раздевайся! Я тебе тут приготовила воды умыться и белье чистое.
Хозяин уже вовсю обливался, тряс головой и шумно фыркал. Никита с тоской поглядел на грязную воду, стекавшую в лохань.
— Нинель, будь ласкова, слей мне.
Девушка закатала рукава, обнажив тонкие хрупкие руки, их прозрачную кожу. С трудом подняв полный ковш, она запрокинула голову, откидывая на спину снежно-белые пряди волос. Никита с удовольствием почувствовал теплую влагу на разгоряченной спине. Старуха, холодно и невидяще глядя из-под густых серых бровей, подала кусок полотна — вытереться, и чистую рубашку. Хозяин, разломив круглый золотистый хлеб, протянул половину Никите и завел надоевшую еще в подвале песню о дурной и бедной своей жизни. Пропуская его стенания мимо ушей, Никита вплотную занялся ужином. После двух часов работы по колено в воде страшно хотелось есть.
Гомон, доносящийся из общего зала, внезапно усилился, послышались звуки падения и дружный гогот. Открылась дверь и в кухню, чертыхаясь и пытаясь выпростать ногу из табуретки, влетел Анатоль. Скромный архивариус в потертых холщовых штанах преобразился до неузнаваемости. Черный костюм со звездой, туфли с перламутровым блеском, лихо сдвинутый на ухо берет с пышным белым пером, завитые рыжие локоны, опускающиеся на широкий кружевной воротник. Никита замер, не донеся ложки до рта.
— Ужинаешь? Правильно. Там тебе не дадут. Скупые все.
— Где это «там»?
Анатоль оставил табуретку, вытаращился озадаченно:
— Вот те на! А вечер?
Никита начисто забыл о недавнем разговоре.
— Нет, Анатоль. Не пойду я никуда. Сам посуди. Извозился, как черт. От меня за милю болотом разит. Если не чем похуже.
Нинель уже помогала Анатолю высвободить застрявший каблук. Тот цеплялся за перекладину и никак не поддавался.
— Тем лучше! Дамы любят! Раньше — амбра, теперь — болото. Или что похуже. Романтика! ...— Анатоль радостно осклабился, когда Нинель бесцеремонно стянула с него башмак. Тот сразу упал на пол, освободив Анатоля из ловушки. Прыгая на одной ноге, Анатоль расстегивал тугие новые пряжки и подмигивал улыбающейся девушке. — Нимфа! ...Здесь костюм. — Он, наконец, обулся и перестал беспорядочно скакать по комнате, похлопал по тугому свертку под мышкой.
— Сапоги свои наденешь. Каблук есть. Писк моды! Это главное.
Никите пришлось-таки спешно переодеваться, чтобы сопроводить Анатоля на его светский раут. Еще со времен школы Никита не терпел подобных мероприятий. Слушать пустые бабские разговоры, молчать, мучительно подыскивая подходящую тему, курить на балконе, делая вид, что тебе это нравится...
Вечер начался достаточно живо, веселье было всеобщим, а настроение приподнятым, но вскоре, как это и происходит на подобного рода вечеринках, разговоры зашли в тупик, поток свежих шуток иссяк, всевозможные игры затевались уже по третьему кругу. Графиня, немолодая, но все еще привлекательная вдовушка, оказывавшая Анатолю недвусмысленные знаки внимания, отчего у того лицо становилось такого же морковного цвета, как и волосы, видя уныние среди гостей, хлопнула в ладоши, привлекая внимание, и объявила:
— Сегодня мы едем к Ведьме, господа!
Анатоль, почуяв возможность спасения, засмеялся:
— Браво! Неподражаемо! Действительно оригинально!
Никита ухмыльнулся, сообразив свою роль в мелкой интрижке Анатоля. Остальные заметно оживились. Ведьма. Это действительно звучало привлекательно.
У крыльца особняка уже ждали экипажи. Графиня затащила Анатоля в свою карету, и Никита не посмел бросить друга. Взяв под локоть старого и потому — детски непосредственного придворного, он помог тому взобраться по ступеням откидной лесенки, и они заняли два места напротив. Всю дорогу старичок пытался рассказать какой-то древний анекдот, но, постоянно отвлекаясь на посторонние темы, не сумел добраться и до половины.
Дом Ведьмы выглядел точно так, как и следовало выглядеть дому Ведьмы. Даже Никита, навидавшись архитектурных монстров готического кино, был потрясен открывшимся зрелищем. Отворив низенькие чугунные воротца и пройдя под крыльями окаменевших гарпий, притихшая компания очутилась в крохотном садике. Карликовые деревья и розовые кусты с черными бархатными бутонами, гранитные беседки и темные, затянутые ряской водоемы, мелкий гравий, мягко хрустящий под каблуком. Внезапная вспышка озарила стены, и многочисленные горгульи и упыри бросились с карнизов вниз, но, не успев развернуть крылья, окаменели в неутоленной ярости. Кроваво-красная черепица крыши не вносила светлого штриха в общую картину дома.
Внезапно над огромной дубовой дверью загорелась неоновым светом яркая вывеска. Замысловатой вязью было выведено имя Ведьмы. Наина. Никита остановился так резко, что Анатоль слету врезался ему в спину. Потирая ушибленный нос, он неуверенно улыбнулся:
— Страшно?
Никита поднял взгляд на горевшие над входом веселенькие огни. Мягкий электрический свет успокаивал, возвращал домой. Еще совсем недавно, до того, как удалось получить работу по профилю, он помогал другу открывать бизнес и оформлял для его магазина точно такую же неоновую вывеску....
— Да не так чтоб... — пробормотал Никита.
— Не бойся, — Анатоль хлопнул его по спине, подбадривая.
Графиня медленно поднялась по ступеням на крыльцо, и дверь предупредительно распахнулась перед ней. Вздрогнув, графиня замерла на мгновение, но, пересилив свой страх, шагнула в темный провал даже не оглянувшись. Кавалерам пришлось идти за ней, дабы не упасть в глазах дам, дамы же боялись оставаться на улице одни. Дверь захлопнулась с легким, точно рассчитанным щелчком. Никита почувствовал вдруг, как в его руку испуганно метнулась нежная женская ладонь, он обернулся, но не смог различить в темноте, кто это был. Сжал крпче пальцы и получил такое же пожатие в ответ. Где-то далеко раздался звук падающей воды. Вплетаясь в метроном срывающихся капель, зазвенели под легким ветром колокольчики. Зашуршали листья и какая-то птица, может быть даже соловей, настраивая свой камертон, пропела то, что обещало стать трелью. Далеко на болте стройным хором заквакали лягушки. Сверчок крутанул свою трещотку прямо над ухом, и дружным потрескиванием откликнулись многочисленные цикады. В воздух поднялись мерцающие зеленые искорки. Протянув свободную руку, Никита поймал одну. В кулаке сердито жужжал и тыкался в пальцы толстый светлячок.
Вода побежала быстрей и теперь в темноте, где-то справа журчал ручей. Колокольчики смолкли, успокоились лягушки, стихло пронзительное стрекотание, и невидимый певец начал-таки свою полуночную трель. Узкий луч света, упавший откуда-то сверху, на секунду выхватил из темноты ветвь дерева, длинную рыжую тень и хищные рысьи глаза. Зрители невольно вскинули голову, узнать, не луна ли то бросила взгляд из-за стремительно несущихся туч.
А странная светомузыка тем временем продолжалась. Тигр бесшумно резал грудью потоки трав, позволяя им сомкнуться за собой, филин, страшно сверкая огромными глазами, пикировал на убегающую мышь, сцепившись рогами, кружили на месте олени, оскалив зубы и вздыбив шерсть на загривках, рвали друг друга волки — и все это под аккомпанемент крохотного лесного певца.
Светлячки прекратили броуновское движение и выстроились двумя параллельными линиями, обозначив тропу. Люди, испуганные и восхищенные, робко потянулись вдоль этой мерцающей дорожки. Женская ладонь тихонько выскользнула вон из руки Никиты.
Вспышки засверкали чаще, ближе. Здесь, на расстоянии вытянутой руки, велась борьба за жизнь. Одних или других. Взгляд выхватывал из темноты летучую мышь, преследующую мотылька и змею, подстерегающую лягушку.
Следующая комната поразила Никиту больше, чем все, что он видел до сих пор. Нежно-голубая мраморная плитка, воздушные драпировки на стенах, ровный свет, текущий отовсюду, круглый водоем посередине и надпись, тянущаяся по берегу, четыре моста, взбегающие к возвышению в центре бассейна. Комната казалась уменьшенной копией пещеры Лабиринта. Над постаментом на едва заметных серебряных паутинках покачивалось ложе. Тонкая, унизанная перстнями рука откинула полог, и Ведьма ступила босыми ногами на мрамор. Высокая стройная женщина поражала правильностью черт и красотой лица. Она подобрала длинное облегающее платье. Затрепетали алые атласные ленты. Водные блики заплясали по обнаженной коже, когда Наина, едва касаясь изогнувшегося мостика, порхнула на берег, навстречу гостям. У Никиты екнуло сердце. На минуту ему показалось, будто он видет Юлию. Но эта женщина была еще более красива.
— Рада приветствовать вас в моем доме. — Голос Ведьмы обволакивал подобно туману. Графиня улыбнулась в ответ.
— Мы уже имели возможность восхититься вашим мастерством. Браво!
Наина, обворожительно улыбаясь, взяла графиню за руку.
— Как я могу предлагать моим гостям кота в мешке?
— В таком случае, вы отрекомендовали себя с лучшей стороны.
Ведьма опустила глаза, пряча лукавую улыбку.
— Прошу вас, пройдемте в мой кабинет.
Рука об руку они прошли за драпировки.
Кабинет Ведьмы поражал своей воистину рабочей обстановкой. Ноги утопали в тумане, лившемся из реторт. Коробочки и склянки на полках вдоль стен были выстроены ровными рядами и снабжены этикетками. Пучки трав свисали со специальных крючков. Инструменты, слишком уж напоминавшие хирургические, холодно поблескивали на столиках. Яркий голубой огонь весело плясал в огромном камине, и целая гора котлов и котелков чугунных, медных, бронзовых, серебряных и даже золотых выставляла на показ свои круглые бока из ниши за камином. Одну стену занимала оккультная символика, изображения и статуи древних божков, обширная коллекция амулетов, от простого пучка перьев, вымазанных глиной, до изделий, искусно выполненных из драгоценных камней и металлов. В огромном застекленном шкафу хранились образцы горных пород и минералов. Особо расположилось развешанное на стене оружие. На специальных подставках, тумбах и крюках покоились кремниевые ножи, копья с костяными наконечниками, каменные топоры, мечи, кованные из меди, алебарды, пращи, луки и стрелы. Длинная булавка сверкала рубинами. Острый конец ее был воткнут в подушечку алого бархата. Едва заметное голубоватое свечение окутывало все здесь.