Заседание заговорщиков было окончено, Вадимир кивком отпустил всех собравшихся и, переговариваясь достаточно тихо, чтоб ничего нельзя было расслышать, они, одергивая амуницию и задвигая стулья, собрались тесной группой и покинули комнату все вместе, намереваясь, очевидно, продолжить разговор по дороге.
Вадимир не шелохнулся, человечек у камина пошевелил носками сапог, положил ногу на ногу, придвинув подошвы ближе к огню. Никиту никто не отпускал, да он и сам не спешил уходить. У него было о чем спросить Вадимира.
— Какого черта? — вскочил Никита, едва лишь закрылась входная дверь.
— Замковые стены так холодны... — протянул человечек у камина, растирая ладони. Вздохнув, он поднялся, наконец, со ступеньки и уставился на Никиту ярко-голубыми, словно вода южных морей, глазами. — Хотел бы я знать, почему тебя ищут так по обе стороны от границы?
— Познакомься, Никита, — Вадимир встал, — это Калкулюс, комендант замка, гном. Наш незаконнорожденный наследник, — Вадимир приобнял Никиту за плечи, подтолкнул к человечку, — говорит, будто разбирается в горном деле.
Человечек улыбнулся, продемонстрировав ровный ряд крупных белых зубов, и протянул широкую, испещренную мелкими морщинками руку.
— Гном? — тупо переспросил Никита, пожимая её.
— Гном. — Подтвердил Вадимир. — Он ответит на все твои вопросы, и сам задаст несколько, а мне, извини, пора бежать. Служба. — Вадимир вдруг подмигнул весело, развернулся на каблуках и вышел, тихо прикрыв за собой дверь.
— Вадимир сказал, я могу задержать тебя на пару часов, а потом тебе надо будет вернуться в казармы. Ты ел сегодня? — Не дожидаясь ответа, гном вразвалку прошел в темный угол комнаты и загремел там чем-то, приговаривая, — пусто, пусто. Погоди, а вот и вчерашняя каша.
Обратно он прошел, волоча большой, в половину своего роста котелок — ни разу не чищенный, наверное, со дня своего создания, а потому аспидно-черный снаружи, с присохшей по стенкам комковатой массой внутри. Никита решил, что не слишком уж голоден.
Гном прицепил котелок на специальный крюк в дальней стенке камина. Сильные узловатые руки не боялись жарко пылающего огня. Вынув из-за голенища деревянную ложку, гном поскреб стенки котелка, сгребая кашу к днищу. К шипению плавящейся смолы присоединилось шипение моментально закипевшего жира. По комнате разнесся на удивление приятный запах гречки с бараниной. Никита подумал, что, пожалуй, сможет протолкнуть в себя пару ложек.
—Так где ты, говоришь, родился? — Гном помешивал кашу. — Да, и собери на стол, там должна была остаться чистая посуда. — Он неопределенно ткнул ложкой за спину, и Никита пошел в тот угол, откуда был добыт котелок.
—Россия. Страна славян. К востоку от Англии.
Ситуация казалась мучительно знакомой, хотя кавардак, царивший в темном углу едва ли напоминал ухоженную, освещенную цветным витражным окном и оттого особенно уютную книжную полку Рола в библиотеке Цитадели. Никита на ощупь пытался найти хотя бы одну миску, но отдергивал пальцы, тычась в жирное и липкое. Под ногами гремело при каждом шаге. Колени ударялись об острые углы.
—Что ж ты так возишься? — Гном не выказал и доли удивления. — И давно ты вышел из подземелья?
Никита схватил первую попавшуюся под руку посуду, поспешил к яркому огню камина.
—Откуда ты знаешь?
—О лабиринтах? Я сам строил последний, — принимая посуду, он задержал ладони Никиты в своих, посмотрел внимательно, будто гадая. — Мда-а-а... — протянул он, поджав губы.
Отвернув скрипнувший крюк от огня, гном зачерпнул из котелка по три полных ложки. Липкая, комковатая каша медленно растекалась по не слишком чистым мискам. Но густой ароматный дым раззадоривал недюжинный аппетит. Никита вынул из-за голенища свой уже привычный по болоту шанцевый инструмент.
— Человек с такими руками как у тебя не может знать душу камня, ты и дня не работал в шахтах, — гном улыбался, глядя, как Никита зубами снимаю горячую кашу с ложки. Сам он ел так, будто стряпня уже давно остыла. — Но ты — знаешь. Камень примет тебя, а, значит, у тебя был добрый наставник.
Никита пожал плечами, вспомнив старых профессоров кафедры. Присел на ступеньку камина. Да, он любил свое дело, но не мог бы сказать, кому обязан был этой любовью. На ум вдруг пришла блестящая залысинами, загорелая до черноты, обрамленная светлым нимбом редких выгоревших на солнце волос, макушка староватого уже для своей должности доцента, руководителя его первой студенческой практики. Тот любил карту, густо утыканную красными гвоздиками особо опасных участков, и леденящие душу истории о сорвавшихся в пропасть студентах. Гречку, консервированную с тушеным мясом, он тоже уважал. Никита покосился на гнома.
Калкулюс ел, больше не прерываясь на разговоры. Никита прикрыл глаза, сосредоточившись на вкусе и запахе. Каша была более чем съедобна. Эта каша могла бы посоперничать со стряпней Рола.
— Жалко Вадимира.
Голос согнал секундный сон. Согревшись и придремав, Никита не заметил, как дочиста отскреб миску. Наученный походной жизнью, зачерпнул краем остывшей золы из камина, вынул из-за пояса промасленную тряпочку. Сперва принялся чистить ложку. Гном смотрел с любопытством и одобрением.
— Почему? — закончив с ложкой, Никита принялся за миску.
— Он рассчитывает на тебя. Ты и не представляешь, насколько удобно и своевременно твое появление. Даже черные рясы, идущие за тобой по пятам, пока играют нам на руку. — Гном голой рукой подтолкнул перегоревшее полено в огонь. — Бог знает, в чем будет обвинять тебя страт, когда Вадимир при всем народе отправит его на лобное место... — Никиту передернуло. — Я думал подучить тебя. Рассказать о городе, о старике Августе, да вижу без толку. Ты — действительно Ключ, твой Путь уж начат. Ты не задержишься здесь. Путь уведет тебя дальше... Об одном прошу: дождись переворота.
— Зачем?
Никита был рад, что хоть кто-то не хочет его задерживать. Одновременно это внушало смутное беспокойство.
— Вадимир помешан на наследнике. Августа давно уже стояла одною ногой в могиле, а ее единственный оставшийся в живых законный наследник ни на что не годен. Если же Бронислава вдруг заявит свои права на престол... Вадимир ведь действительно долго искал — сначала короля Августа, потом хоть слух о нем. Он убежден, будто народу нужен законный правитель. Но ты — Хранитель Ключа. Это тоже дает тебе некоторое... право. Если ты станешь во главе Далиона, Белгр будет повержен.
— Почему? Я не вождь и не полководец.
— У тебя в руках Ключ. Ты сможешь провести войско в любую из Цитаделей, хоть в центр самого Храта, столицы Белгра.
Никита задумчиво кивнул, вспомнив, как очутился на другом конце Великого Тракта, всего лишь ступив в очерченный гномьими письменами круг.
— Но ты уверен, что я не останусь тут. Путь уведет меня дальше? — Никита чувствовал себя удивительно свободно с этим маленьким человечком, неуловимо, контрастно напоминавшим Рола. — Куда?
— К вратам! — Гном грустно улыбался. — К главным вратам между мирами. Ты либо дойдешь туда, либо погибнешь. Но повернуть назад тебе уже не дано.
Из подземелья Никита вышел с твердым намерением взять, наконец, ситуацию в свои руки.
Глава 15
Найти ребенка не составило труда. Добыть деньги из схрона — вот что отняло время. Лишь к утру следующего дня, основательно откиснув в худо просмоленной бадье на заднем дворе цеховой гостиницы для заезжих ремесленников, Топь принялась за поиски. Пока прислуга подливала горячей воды в протекшую почти до дна бочку, она, нежась под обжигающими струями, пила грушевый взвар из запотевшего глиняного кувшина и пристально изучала трущобы. Топь усомнилась было в своих силах — Трущобы оставались пусты для нее. Воришка, так ловко пырнувший ножом Сета, скрылся бесследно, как и мальчишка, утащивший посох. Лишь переключив внимание на базар, она нашла его.
Ей не почудилось ночью. Ребенок и впрямь был похож на зверька. В его маленькой головке едва умещалась сотня-другая слов, повадки были дики, а нрав — независим. У мальчишки не было имени. У него вообще ничего не было, кроме ручной крысы, и кучи хлама в десятке отнорков городской канализации. Даже на редкую жалость торговок, благосклонных обычно к малолетним побирушкам, ему рассчитывать не приходилось — слишком легко он мог укусить кормящую руку, и все, кто знал его, чувствовали это. Но в городе не было места, куда он не мог бы просочиться. Топь увидела в ребенке недюжинные способности. Ослабленная, она поразилась, с какой легкостью откликнулся тот на охватившее её отчаяние, как верно понял, чем можно было помочь. Топь не собиралась разбазаривать такой ценный материал. Крысёныш, из-под стрехи крыши стерегущий чуткую дрему лоточника, услышал зов.
Синие глаза задержались на крынках с топленым молоком, но зов был настойчив. Человеческий детеныш оскалил крупные белые зубы, крыса на плече дернулась, убежала в солому крыши — подальше от гнева хозяина. По-паучьи, цепляясь пальцами рук и ног, мальчишка бесшумно и скоро влез на скат. Прощальный взгляд через плечо — на запруженную народом базарную улочку, и он помчался, белкой перескакивая с кровли на кровлю, карабкаясь по недостроенной стене ремесленных кварталов, тенью пробегая в подворотнях.
Пока первый маленький помощник спешил к ней, Топь успела хорошенько вымыться. Вытершись насухо, в одной рубахе и сапогах — из щелей неконопаченой бочки на добрую половину двора натекла изрядная лужа — Топь поднялась в свою комнатку, на верхний этаж. Лестница круто взбегала с галереи одного этажа на галерею другого. Перила были увешаны стираным бельем. Хозяева следили за добром в распахнутые двери, и, поднимаясь, Топь слегка познакомилась с каждым: город и впрямь был осажден ремесленным людом — лишь малая часть их оказалась крупным ворьем или мелкими мошенниками. Топь запомнила вышибалу — бывший матрос, он раскачивался в гамаке, натянутом из угла в угол вместо громоздкой кровати из не струганных досок. Дверь он открыл скорей для того, чтобы чувствовать хоть какой-то ветерок в тесной коморке, и крепко спал, вовсе не приглядывая за цветным строем засаленных шейных платков. Ему снилось море. Пока Сет шел по шаткому кольцу галереи, Топь задержалась на поверхности сна, впитывая яркие краски и запах волн. Возникло мимолетное желание прогуляться к порту, взглянуть своими глазами. Топь одернула себя.